Владимир Яцкевич - Бродяга

– Мы должны искоренить эту заразу! – говорил Рагунат. – Напрасно они рассчитывают на снисхождение. Мы должны осудить не только самих воров, но и тех, кто их окружает, кто покрывает их своим молчанием. Я не верю, что в такой семье может вырасти порядочный человек: если отец вор и бродяга, чему он может научить своих детей? Он научит их воровать и бродяжничать – и общество получит новых преступников. Надо разорвать этот замкнутый круг!

В тот день к Джагге пришел его дружок Джоша, и они отправились в город.

– Слушай, приятель, – басил Джоша, – в лавке старого Вишну плохо закрывается оконная задвижка, я сам слышал, как он говорил, что надо вызвать мастера.

– Ну и что? – спросил Джагга.

– А то, туда можно залезть, если подцепить задвижку крючком.

Джагга задумался. План показался ему чрезвычайно заманчивым, однако он отказался.

– Я в окно не полезу.

– А тебя никто и не просит, я сам полезу и выгребу все, что есть в кассе.

Жадность взяла верх, и Джагга пошел вместе с Джошей на дело.

Лавка старого Вишну находилась в старой части Лакхнау на Аминабаде. Там, среди узких улочек, с трудом могли разминуться две повозки, в хитроумных лабиринтах переулков и неожиданных тупиков можно было заблудиться, однако приятели чувствовали себя на Аминабаде, как рыба в воде.

Джоша встал на углу, огляделся.

– Вон она, лавочка, – кивнул парень, – а вон окно. Ну что, здорово я придумал?

– Ты придумал, ты и полезай, – сказал Джагга.

– Ладно, ты хотя бы постой здесь, я быстро.

Джоша приник к окну, растворившись в густой тени. Что-то тихо звякнуло, и он исчез, будто втянутый внутрь сквозняком.

Джагга отошел подальше от дома. Он вовсе не хотел, чтобы его нашли сторожа. От нечего делать он вытащил нож и принялся втыкать в землю, упражняясь в меткости. В качестве мишени Джагга выбрал кусок деревяшки и так увлекся, что не заметил, как в окне лавочки мелькнул свет.

Со звоном вылетело стекло, и раздался истошный крик Джоши, тут же оборвавшийся.

– Ага, вот еще один, – закричал подкравшийся сторож.

Джагга бросился бежать и угодил прямо в живот толстого полицейского.

– Я ни в чем не виноват! – завопил Джагга, но его никто не слушал.

Не слушали его и в суде.

Легко ли в семнадцать лет попасть в тюрьму, не совершив преступления, лишиться свободы, света и всех радостей молодости, потому что какой-то только что выпущенный из университета судья решил, что сын вора – всегда вор, сын убийцы – всегда убийца, сын предателя – предатель!

Применив свою теорию на практике, Рагунат приговорил Джаггу к каторжной тюрьме…

Разбойник провел рукой по лицу, отгоняя неприятные воспоминания. Что же, господин судья, вот оно, твое благородство и порядочность – выгнанная тобой из дома невинная женщина валяется в грязи на улице. Так кто из нас предатель?

– Поздравляю, господин Рагунат, прекрасное начало! – прошептал разбойник. – Ваш сын родился в грязи!

Он повернулся и торжественным шагом гордого своей победой человека удалился в темноту, скрывшись за пеленой ливня.

Лиля была без сознания несколько дней. Она очнулась от того, что в глаза ей светил солнечный луч, лаская своим теплом.

– Наконец-то ты пришла в себя, девочка, – послышался мягкий голос.

Лиля повернула голову и увидела рядом сморщенное старушечье лицо, улыбающееся ей беззубой улыбкой.

– Вот и хорошо, милая, вот и хорошо, – шептала старушка, помогая Лиле приподняться. – Сейчас заварю тебе чаю, поесть принесу.

Лиля так ослабела, что не могла даже поднять руку. Ей было тяжело говорить, к счастью, старушка, соскучившаяся в тишине, говорила за двоих, к тому же она легко угадала, о чем Лиля хочет ее спросить.

– Спит твой малыш, сладенько спит. Я его помыла только что, смазала маслом, лежит такой чистенький, вот ему и спится хорошо, отчего бы не спать, – бормотала старушка. – Мальчик у тебя, ты, небось, и не знаешь.

Старушка увидела, каким счастьем загорелись глаза Лили, она сияла, гордая собой и своим малышом.

– Ничего, все хорошо, – говорила старушка, – все плохое позади, самое страшное ты уже выдержала, теперь надо растить малыша, скоро он захочет кушать.

Лиле хотелось расспросить ее обо всем, но язык ей не повиновался, после такого потрясения силы слишком медленно возвращались к ней.

Лиля посмотрела на нее вопросительно: что знает о ней эта незнакомая женщина? Но старушка уже повернулась к ней спиной и исчезла за перегородкой, откуда послышался детский лепет. Через минуту она принесла Лиле крошечного малыша, замотанного в кусок ткани. Мальчик посмотрел на мать еще мутными глазками и протянул ей ручку. Лиля взяла в свою слабую руку его маленькие пальчики и принялась целовать их. Она молчала, а по ее впалым щекам текли слезы.

Старуха оказалась настоящей волшебницей – через неделю Лиля чувствовала себя вполне здоровой. Колдуя над множеством разных трав, которыми был увешан весь ее крохотный домик, хозяйка варила отвары, неизменно приятные на вкус и, как выяснилось, обладающие чудодейственными свойствами.

Малыш тоже получал свою долю, и теперь уже трудно было узнать в этом розовощеком крепыше недавнего новорожденного.

Лиля стала вставать и помогать старухе по дому, хотя ни за что бы не решилась выйти за ворота. Здесь был мир, хотя бы на время данный ей взамен оставленного позади. За его пределами ее ждал город Лакхнау, полный злобы и ненависти к той, которую рок избрал своей жертвой.

Ей было хорошо в этом домике. С хозяйкой они ладили прекрасно, та искренне привязалась к малышу и называла себя, играя с ним, его бабушкой. Но что-то настораживало Лилю в атмосфере вокруг. Она не могла понять, откуда в таком скромном домике дорогие ткани, белье, на котором лежала она и в которое заворачивали ее сына. Откуда старушка, казавшаяся совершенно одинокой, берет деньги – и немалые – на покупку продуктов, самых лучших и свежих, для нее и сына. Лиля пробовала осторожно выяснить, не оказывает ли старушка помощь больным своим врачебным искусством, но хозяйка отвечала уклончиво, а за все время Лиля не встретила в доме ни одного страждущего горожанина.

Один раз старушка обмолвилась, что уже видела однажды Лилю до их теперешней встречи, но где и когда это произошло, не сказала. Лиля пыталась вспомнить, не приходилось ли ей сталкиваться с этой женщиной в своей прежней, спокойной жизни, по разгадка ускользала от нее, оставив лишь какое-то смутное ощущение тревоги.

По вечерам старушка иногда исчезала и возвращалась уже на рассвете. Лиля не решалась спросить ее об этих отлучках и делала вид, что спит, когда хозяйка входила в комнату и ложилась в свою постель.

Малыш подрастал, радуя мать своей красотой и веселым нравом. Иногда у Лили щемило сердце – в случайной мине его подвижного лица она вдруг на мгновение видела его отца, за младенческими очертаниями носа, глаз и губ сына угадывала крупные и красивые черты Рагуната. Радость такого узнавания мгновенно сменялась острой болью от свежей раны, непереносимой обиды и поруганной гордости женщины. Тогда ей хотелось, чтобы ее ребенок был похож только на нее, на ее мать, которую она потеряла так давно и если помнила, то только памятью сердца, на ее отца, ненадолго пережившего несчастную жену, на их род, не уступавший благородством роду Рагуната, но не скопивший богатств к этому горькому часу, когда последняя его дочь держала на руках своего отверженного сына в чужом жалком домишке, где ее кормили из милости.

В день, когда малышу исполнился месяц, Лиля решила спросить у старухи, как же все-таки она попала к ней.

– Я нашла тебя на улице, ты была без памяти, а рядом лежал твой малыш. Кто бы смог вынести такое зрелище? – сказала хозяйка, отведя глаза.

– И это вся правда? – прошептала Лиля.

– Если и не вся, то вполне достаточная для женщины в твоем положении. Что ты еще хочешь знать? – строго спросила старуха.

– Мне кажется, – нерешительно пробормотала Лиля, – что я не совсем случайно попала в этот дом… Может быть… может быть, вам помогает заботиться обо мне… мой муж?

– Муж?! – Старушка невольно рассмеялась, но сразу же оборвала свой смех, заметив тень, пробежавшую по склоненному лицу ее гостьи. – Нет, девочка, забудь про него и не тешь себя пустыми надеждами. Он и из дому не вышел, чтобы найти свою жену и сына в ту страшную ночь.

– Но кто же? Есть все-таки кто-то, кто вам помогает, или вы сами несете эту ношу – меня и моего сына, тратя на нас не только вашу доброту и внимание, но и деньги, большие деньги?

Старуха вздохнула и присела на край кровати, опустив на колени тяжелые руки.

– Что мне сказать тебе, моя девочка? – Она покачала головой и задумалась. – Небеса не слишком благоволят к тебе, как я вижу. Такая красивая женщина могла бы рассчитывать на лучшую судьбу. Но так уж заведено – мы только пешки в крупных играх мужчин. Они легко жертвуют нами, когда речь идет об их успехе, долге или чести. Еще страшнее, когда мы становимся орудием их мести, ножом, занесенным над грудью их врага…

Старуха замолчала, грустно глядя на Лилю, обхватившую голову руками.

– Я, кажется, поняла, – простонала Лиля, подняв на хозяйку полный страдания взгляд. – Джагга?

Старуха ничего не ответила и отвернулась.

– Но вы, – сказала Лиля, протягивая к ней руку, – зачем вы, такая добрая, великодушная женщина, помогали ему?

– Я не сделала ничего плохого, – резко ответила хозяйка. – Только помогла умирающей роженице и ее несчастному ребенку. И как мне было не помочь вам, если я могла? Смотреть, как ты умираешь, только потому, что Джагга, разбойник и вор, решил использовать тебя в своих играх? Да, я помогла ему спасти тебя! И в другой раз помогу, и раненого бандита перевяжу и вылечу. Если хочешь знать, один из них – мой сын, мой мальчик, который не стал мне менее дорог от того, что он вор!

– Ваш сын? – Лиля встала и, подойдя к женщине, обняла ее дрожащими руками. – Бедная, как вам, должно быть, тяжело… Ваша участь ужасней моей…