Голос у Кортни дрожал, когда она собралась с духом и коротко пояснила:

— Слейд услышал мой плач и зашел проведать меня. Я рассказала ему про свой сон.

Аврора подняла кверху глаза и театрально вздохнула:

— Ты обратилась не к тому человеку. Возможно, мой брат самый порядочный и самый ответственный человек на земле, но он к тому же и самый бесчувственный прагматик. Он ни во что не верит, особенно если не может убедиться в этом воочию.

Кортни почувствовала огромное облегчение.

— Ты говоришь о проклятии рода Хантли? На этот раз удивилась Аврора:

— Слейд говорил об этом?

Это была более безопасная тема для разговора.

— Да. Но ему и не нужно было этого делать. Папа да и другие члены команды упоминали об этом. О вашей семье и о черном бриллианте ходит много рассказов среди моряков.

— Ты хочешь сказать, что мы весьма знамениты? — Аврора сложила руки на груди, разглаживая ладонями прекрасный муслин платья, словно пытаясь скрыть дрожь. — Я почувствовала такое облегчение, когда камень ушел от нас вместе со всеми его проклятиями. Он разрушил нашу семью, верит в это Слейд или нет.

— О, он верит в это. Единственная разница в том, что он считает проклятием не сам бриллиант, а тех, кто ищет его.

Взгляд Авроры сделался задумчивым.

— Ты пробыла в Пембурне всего несколько дней, а мой брат поделился с тобой тем, о чем не говорил никому, включая меня.

— Аврора, он не…

Аврора быстро перебила запротестовавшую было Кортни:

— Ты не понимаешь. Я нисколько не расстроена. В действительности я очень рада, что Слейд хоть кому-то позволил проникнуть сквозь эту проклятую стену, которой он отгородился от остальных. Может, он наконец признает, что никто из нас не сумеет выжить в одиночку. И если так, то для него еще есть надежда, только если он поймет, что нуждаться в людях — это благословение, а не несчастье.

Слейду вряд ли понравилось бы такое заявление Авроры.

Он уже сделал четвертый круг по живописной деревенской дороге, расположенной в миле от Пембурна, не переставая бранить себя, что выехал в такую рань.

Это было абсурдно, даже принимая во внимание то, что он собирался сделать, прежде чем отправиться к Морленду. Ведь имение Морленда находилось всего в шести милях от небольшого городка Доулиша, расположенного рядом с Пембурном. Так что дорога туда займет не больше часа. К тому же люди, с которыми он намеревался встретиться, чтобы побольше разузнать о графе, вряд ли появляются в своих конторах с первыми лучами солнца.

Похоже, ему придется бесцельно кататься в течение нескольких часов.

Но ему просто необходимо было уехать.

Само это желание не было удивительным. Его пребывание в Пембурне после возвращения из поездок всегда бывало кратковременным, непонятное беспокойство почти сразу же гнало его прочь. Он оставался ровно на столько, чтобы удостовериться в благополучии Авроры, а затем снова отправлялся по делам — за границу, как можно дальше от прошлого.

Но в этот раз все сложилось иначе.

В этот раз его охватили не беспокойство и нетерпение, а противоречивые чувства, странная смесь нежности, решимости и чувства вины. Все это имело отношение к Кортни, к Кортни и тому, что случилось между ними прошлой ночью.

То, что случилось, это всего лишь поцелуй, напомнил он себе. А то, что происходило, это совсем другая история.

Ему никогда не забыть выражения глаз Кортни, когда он оставил ее: не смущение или сожаление, а удивление. Ее зеленоватые глаза были полны удивления и страха, что испугало его.

Ведь он сам ощущал то же самое.

Вся эта ситуация была ненормальной. Он спас женщину от смерти, привел ее в свой дом. И вполне естественно, что она потянулась к нему за утешением, а он попытался ей помочь.

Утешение, черт возьми. Этот поцелуй был глубоким, всепоглощающим, он вызвал к жизни незнакомые, но сильные чувства, которые до глубины души потрясли Слейда. Уж не говоря о страсти, неведомой, напряженной и едва сдерживаемой. Эта страсть напоминала языки пламени, готовые в любой момент вырваться на поверхность.

Для мужчины, который прожил тридцать один год и, несмотря на свое одинокое существование, не был новичком в любви, казалось непривычным ощущать от поцелуя такой же трепет, как от самых горячих любовных ласк.

Его поведение до этого поцелуя было еще более непривычным.

Слейд никогда не подходил к постели женщины без взаимного согласия. Но прошлой ночью, задолго до их объятий, даже когда и мысли об этом не возникало, Слейд прилег возле Кортни, словно это самая обыденная вещь в жизни, держал ее на руках без тени смущения, разговаривал с ней, но это была не прелюдия перед любовной игрой, а нечто само собой разумеющееся.

И он рассказывал ей то, о чем не говорил никому.

Конечно, его рассказ не назовешь большим откровением, когда половина Англии знакома со всеми тонкостями проклятия рода Хантли. Но Слейд ни с кем не делился своими мыслями и чувствами. Как и его жизнь, они принадлежали только ему одному.

Но лишь до прошлой ночи.

Однако Слейда беспокоил не только их разговор или даже их поцелуй, хотя он был не в силах забыть вкуса ее губ, нежности кожи, хрупкости тела. Потрясение наступило позже.

Никогда он не уносил с собой воспоминание о женщине, но ему и не хотелось прогонять образ Кортни Слейд был полон решимости отыскать пирата, убившего ее отца, не важно, причастен к этому Морленд или нет, и вонзить кинжал ему в сердце, чтобы вернуть ей утерянный покой.

Ну что ж, заключил Слейд, крепче сжимая поводья, только что он перечислил слишком много из того, что было ему несвойственно. Будучи реалистом, он заставил себя признать правду: Кортни Джонсон не только глубоко трогала его, но всего за несколько дней, а может, и с самого начала, пробудила в нем такие чувства, о существовании которых он и не подозревал.

Смешно, что он собирается столько сделать ради нее, а не ради собственного блага.

Ведь Слейд и вправду всю жизнь был одиночкой, начиная от учебы в Итоне и кончая Оксфордом. Он не имел ни малейшего представления, какая часть этой особенности его характера унаследована, а какая явилась результатом известного проклятия. Но судьба распорядилась так, что с самого детства ему приходилось полагаться только на себя. Смерть родителей усилила эту независимость и внутреннюю стойкость, но он больше не мог жить только для себя. Он был нужен Авроре, на него как на графа Пембурна легла огромная ответственность. И он исполнился решимости, несмотря на невосполнимые потери, виновниками которых оказались те, кто охотился за черным бриллиантом, сохранить свою независимость как эмоциональную, так и материальную.

В тот день, когда Слейд обнаружил тела своих родителей, он поклялся, что это последнее поколение Хантли, пострадавшее от ненависти и жадности, порожденных воровством их предка, что это последняя капля крови, пролитая в семье Хантли. Слейд дал себе клятву, что их род умрет вместе с ним.

Это будет не так сложно осуществить. Они с Авророй являлись последними представителями рода Хантли. Аврора выйдет замуж, уж он позаботится об этом, и ее дети будут носить имя ее мужа. И тогда, если Слейд умрет, не оставив жены или детей, то хотя потомки Авроры и унаследуют имение Пембурн, и проклятие рода Хантли уже не коснется их.

Если Слейд умрет, не оставив жены или детей.

Таким образом, главной заботой для Слейда стало изгнание любой мысли о женитьбе и ребенке. И он стойко выполнял задуманное: не менял своего решения, постоянно держал себя в руках и выбирал временных любовниц, которые так же, как и он, стремились избежать зачатия.

Вряд ли такое подойдет Кортни.

Нет, женщина, подобная Кортни, должна иметь любящего мужа, полный дом детей и бесконечную череду светлых дней. Ничего этого Слейд предложить не мог. Так что ей не было места в его жизни, несмотря на притягательность и красоту. И раз она слишком неопытна, чтобы понять это, значит, он должен оградить ее. Снова спасти Кортни, но на этот раз от самого себя.

Крепко стиснув зубы, Слейд направил лошадей к Ньютонскому аббатству, на встречу с графом Морлендом, которая могла хоть что-то прояснить.

Пробило только десять часов, когда Слейд свернул на дорогу, ведущую в имение Морленда.

Он мрачно размышлял над тактикой их беседы, учитывая те сведения о графе, что удалось собрать из разговоров.

Сведения оказались просто поразительными.

Граф Морленд, судя по всему, сильно изменился за последние несколько месяцев. Но перемены коснулись не его финансового положения, а поведения. По словам двух местных торговцев и хозяина гостиницы, Морленд несколько раз выезжал из имения, используя гостиницу для деловых! встреч. По описанию партнеров Морленда Слейд понял, что это видный банкир из Девоншира и уважаемый адвокат.

Похоже, граф был совершенно трезв и смог провести эти встречи. Дальнейшие расспросы ничего не прояснили: и банкир, и адвокат следовали профессиональной этике. Слейду удалось только выяснить, что Морленд пытается восстановить свои позиции в деловых кругах.

Но гораздо важнее было выяснить, что вызвало такие неожиданные и резкие перемены. И Слейд намеревался это разузнать.

Кривая улыбка появилась у него на губах, когда он проехал через железные ворота Морленда и направился к возвышавшемуся впереди одинокому мрачному зданию. Сначала нужно попасть внутрь, миновать прислугу и добраться до графа. Излишне напоминать, что его отнюдь не ждал теплый прием. Это предположение подтвердилось через пять минут после того, как курносый дворецкий открыл дверь на его стук.

— Что вам угодно? — спросил он, и по его спокойному тону Слейд понял, что тот не имеет ни малейшего представления, кто перед ним. Да и откуда ему знать. Слейд никогда раньше не появлялся на пороге дома Морленда.

— Добрый день, — также спокойно ответил он. — Будьте любезны известить его светлость, что граф Пембурн хочет его видеть.