– Если бы Финн О'Киффи оставил свои деньги у себя, – вздыхала она, – никто бы не стал на него нападать. Все этот здоровяк Дэниел, это он научил моего сына.

Финн и Дэниел сокрушались о том же, но было поздно: ни денег, ни здоровья Рори вернуть было уже нельзя.

По ночам в своем воображении Финн снова и снова перебирал монеты, получал за них доллары, так много долларов, что едва мог их сосчитать. Но в действительности они с братом продолжали влачить жалкое существование. Бостонцы ненавидели ирландцев, которые привезли в их чистый, благополучный город нищету, грязь и болезни.

Каждый раз, когда Финну или Дэниелу удавалось получить случайную поденную работу, они отдавали половину своего скудного заработка матери Рори, чтобы хоть немного поддержать несчастную семью.

Было дождливое апрельское утро. Финн не спеша шел мимо здания Палаты, когда на его глазах понесла лошадь, запряженная в изящную двуколку. Он обернулся, услышав знакомый звук копыт взявшей в галоп лошади, и инстинктивно бросился ей наперерез, когда та почти поравнялась с ним. Он намертво вцепился в постромки, и его ноги оказались в опасной близости от колеса, когда лошадь встала на дыбы, а потом поволокла его по грязной дороге. В конце концов, она остановилась, попятилась и забила копытами в воздухе. Финн понял, что он ее укротил.

Через минуту он уже улыбался, с удовольствием поглаживая голову нервной лошади. Она беспокойно водила глазами, негромко ржала и топала ногами, но он быстро ее успокоил. В двуколке сидела Беатрис Джеймс, жена Корнелиуса Джеймса, одного из богатейших людей Бостона. Она оглядела своего спасителя с головы до ног: разорванная куртка, грязные штаны, разбитые ботинки, набитые для тепла бумагой, лохматая черная борода и голодные серые глаза. Беатрис поморщилась.

Но одновременно она заметила, как уверенно он обращался с лошадью, и подумала, что этот юный сорвиголова предотвратил более чем неприятный случай. И она обратилась к нему:

– Я хочу поблагодарить вас, молодой человек, за то, что вы меня спасли.

Финн пожал плечами.

– Пустяки, мэм, – отвечал он, глядя ей в глаза.

Она была высокого роста, аристократической наружности, в простом, но дорогом костюме. Крошечный экипаж был воплощением изящества и, должно быть, стоил кучу денег, и он подумал, что и впрямь неплохо было бы получить в награду доллар или два.

Он опытной рукой провел по спине молодой кобылы, желая убедиться в том, что у нее не было никаких повреждений, невольно вспомнив при этом конюшню в Арднаварнхе. Он вздохнул, ощутив знакомый запах лошади и почувствовав жаркую силу, исходящую от нее.

Лошадь нервно подрагивала под его ладонью, и он предостерег ее хозяйку:

– Я должен сказать вам, мэм, что эта молодая кобыла слишком горяча для упряжки.

– Но мой кучер рекомендовал мне именно ее, – возразила Беатрис, уязвленная его словами. – Он сказал, что она будет прекрасной лошадью для моей двуколки.

– Как видите, он ошибся, мэм. Она слишком резвая и нервная и опасна даже в шорах. Ее лучше использовать на скачках, а не на улицах города.

Беатрис поняла, что он был прав, и содрогнулась при мысли о том, что экипаж мог перевернуться. Она вынула из сумочки доллар и протянула его Финну. Тот быстро спрятал монету в карман.

– Вас ждет еще один доллар, мой мальчик, если вы отвезете меня домой.

Она вручила ему визитную карточку, но по выражению его лица поняла, что он не умел читать, и быстро попросила отвезти себя на Луисбург-сквер.

Финн легко вскочил на сиденье кучера, и они тронулись с места легкой рысью. Лошадь слушалась его превосходно, и Беатрис благодарила Бога, пославшего ей этого юного ирландского богатыря.

Финн тихо присвистнул от изумления, въехав во двор особняка на Луисбург-сквер. В стойлах конюшен виднелись головы еще четырех лошадей, в каретном сарае стояли две прекрасные кареты и богатые крытые сани для поездок по городу зимой. Финн ловко спрыгнул с двуколки и протянул свою не очень чистую руку, желая помочь госпоже Джеймс, но та, слегка поморщившись, спустилась без его помощи.

Лицо Финна залила краска, и он вспомнил, как на конном дворе в Арднаварнхе Дэниел отчищал его от зловонной грязи.

– Мне очень жаль, госпожа Джеймс, – сдерживая гнев, проговорил он, – мои руки не так чисты, как того хотелось бы, но причиной всему моя бедность.

Она с удивлением посмотрела на него: он назвал ее по имени, которое прочел на карточке.

– Так, значит, вы умеете читать! – воскликнула она.

– Да, я умею читать. И писать тоже. И всю жизнь работал с лошадьми. Лорд Молино всегда говорил, что я лучший конюх и наездник из всех, кого ему доводилось видеть. Я научил молодого хозяина Уильямса ездить верхом после того, как все решили, что это невозможно. Я был и грумом, мэм, а мой брат егерем в имении, пока мы не приехали сюда, чтобы начать новую жизнь.

– Город Бостон не такое место, где грум и егерь могли бы рассчитывать на достойную работу, – с легкой иронией возразила дама.

– Да, мэм, это верно, – учтиво согласился Финн. – Но мы потерпели кораблекрушение. Пароход затонул под Нантакетом, и нас доставили в Бостон. Здесь мы и остались, так как в карманах у нас не было денег, чтобы уехать дальше.

Беатрис Джеймс посмотрела на своего спасителя долгим критическим взглядом. Да, он действительно прекрасно знает лошадей. Это говорил лорд Молино. И потом, это имение в Ирландии… Да, разумеется, всем известно, что ирландцы с ума сходят по лошадям. И она имела возможность воочию убедиться в ловкости этого парня. Кроме того, он выказал недюжинную храбрость.

– Подождите здесь, – сказала она Финну, вручая второй обещанный доллар. – Я поговорю с мужем, и мы посмотрим, что сможем сделать.

Финн спрятал доллар в карман, где теперь позвякивали две монеты, и настроение у него поднялось. «Господи Иисусе! – говорил он себе. – Похоже, мне повезло». Он подбежал к водяной колонке, стоявшей посреди двора, и вымыл лицо и руки ледяной водой. Носки ботинок он вытер о штанины, снял шапку и рукой зачесал назад волосы. Заново завязал вокруг шеи шарф, застегнул на все пуговицы куртку, прикрыв голую грудь, и, в волнении походив по мощенному булыжником двору, остановился, всматриваясь в лошадей, высунувших морды из своих стойл. С крыльца дома на него молча смотрел Корнелиус Джеймс. Он был значительно старше своей жены, у него были седые волосы и проницательные карие глаза. Он происходил из английской семьи, которая никогда не была слишком богатой. Разумеется, они не были бедны, как ирландцы, были культурными, образованными людьми. Их дом был полон книг и картин. Свои деньги он сделал сам, запатентовав хитроумное устройство, которое нашло широкое применение на массачусетских хлопкоочистительных заводах. И когда стал достаточно богатым, женился на Беатрис, дочери бостонских аристократов, а потом стал миллионером, играя на Нью-Йоркской бирже. Корнелиус и Беатрис Джеймс были богобоязненными пресвитерианцами, по воскресеньям ходили в церковь и ежедневно молились дома вместе со всей прислугой. Господин Джеймс с гордостью считал себя снисходительным и отзывчивым человеком и был готов ради жены предоставить работу молодому человеку, спасшему ее с риском для собственной жизни.

– Молодой человек, – позвал он, и Финн, воплощение самого внимания, быстро снял шапку и жадно впился в хозяина дома расширившимися глазами. – Меня зовут Корнелиус Джеймс, – начал тот, двинувшись к юноше. – Жена рассказала мне о том, что произошло, и я благодарю вас за все, что вы сделали, чтобы ей помочь. – Заложив руки за спину, он покачивался на каблуках, оглядывая Финна. Казалось, ничто не могло скрыться от его внимательных глаз. – Вы даже моложе, чем я думал. Сколько вам – шестнадцать? Семнадцать?

– Почти восемнадцать, сэр, – взволнованно ответил Финн.

Господин Джеймс кивнул.

– Этого вполне достаточно. Так вот, я предлагаю вам место помощника конюха. Вы будете следить за состоянием экипажей и поддерживать их в чистоте, ежедневно выводить лошадей и обслуживать их. Вам ясно?

Лицо Финна засияло радостью.

– О да, сэр! Да, все ясно, сэр! – Он протянул похолодевшую от волнения руку. – Да благословит вас Бог, сэр. Я вас не подведу, будьте уверены.

Корнелиус не удержал улыбки, пожимая юноше руку. Его энтузиазм понравился ему не меньше, чем умение обращаться с лошадьми.

– А как насчет жалованья, сэр? – по-деловому спросил Финн.

– Жалованье? Ах да. Для начала двенадцать долларов в неделю, повышение через три месяца, если вы покажете себя хорошо.

– Двенадцать долларов, сэр, – повторил Финн, готовый плясать джигу от радости.

– И, разумеется, стол, – добавила госпожа Джеймс, направляясь обратно в дом. – Начать можете завтра.

– Да, сэр. Да, сэр, ваша честь! – воскликнул Финн. – Я буду здесь завтра с рассветом, обязательно. Можете на меня положиться. – И быстро зашагал домой, чтобы сообщить Дэниелу и Рори хорошую новость.

Дэниел торжественно объявил, что фортуна им улыбнулась и что теперь он тоже скоро найдет себе работу.

– С удачей так всегда, Финн, – самоуверенно заметил он, – когда она приходит, начинает везти во всем.

Голод невольно привел Дэна к продуктовому магазину Корригена на Ганновер-стрит. Он послонялся около него, спрятав руки от холода в карманы штанов и ссутулившись от ветра, жадно поглядывая в окно на бочки, до краев наполненные мукой, на мешки с картофелем, коробки с чаем и ящики с капустой и луком. Каждый раз, когда открывалась дверь магазина, аромат вареного бекона доводил его почти до безумия. Первое время он убирал брошенные под крыльцо капустные кочерыжки и листья. Потом стал до блеска протирать тряпкой окно снаружи, улыбаясь хмурившемуся по другую сторону стекла Корригену. Целую неделю он ежедневно торчал около магазина Мика Корригена, то весело насвистывая, то убирая отбросы, услужливо открывал дверь перед покупателями, снимая шапку и с улыбкой желая им доброго утра. Никогда окно магазина Мика не было таким чистым. Тот несколько раз раздраженно предлагал Дэну «убраться отсюда», и каждый раз Дэн встречал его сердитый взгляд улыбкой.