Однажды случилось так, что Грейс не удавалось увидеться с ним на протяжении почти полутора месяцев, и после этого она стала каждую субботу навещать тетю Аджи. Ребенка Грейс чаще всего брала с собой, но когда малыш оставался дома, за ним присматривала миссис Бленкинсоп. Если во время этих поездок Грейс и не встречалась с Эндрю, то все равно ее ожидали письма от него, и в спокойной уютной обстановке маленького уединенного дома Аджи Грейс внимательно прочитывала их, а потом писала длинные послания о том, что у нее на сердце.

Так протекала ее жизнь в первые месяцы тысяча девятьсот сорокового года.

Потом пришел роковой день – суббота, первое июня, – принесший падение Дюнкерка.[18] В одном из отступавших подразделений английских войск находились трое из Декфорда, в том числе и Бертран Фарли. О них не была ничего слышно до трех часов пополудни, когда на пост ПВО влетел полковник Фарли. Его опухшее, морщинистое лицо пылало от возбуждения. Из Дувра ему только что сообщили: все трое – Бертран, Тед Бэмфорд и Стив Бригналл – остались целы и невредимы. Затем полковник поспешил в дом кузнеца, чтобы сообщить добрую весть миссис Бэмфорд.

На следующей неделе Бертран Фарли вернулся домой, и Грейс случайно встретила его на улице. Его как бы окружал ореол героя – он пережил Дюнкерк. Но Грейс заметила лишь одну перемену: он несколько похудел. Вел он себя по-прежнему развязно, даже еще больше, чем прежде. Несмотря на те неприятности, которые он доставил Грейс в новогоднюю ночь, увидев его, она не смогла сдержать смех. Как ни странно, теперь он ей даже немного нравился Он был глуп, он был безвреден, он был – как тетя Аджи назвала его тогда – просто олухом…

Мисс Шокросс выглянула на улицу через край занавески светомаскировки, которую она постоянно держала закрытой, и увидела, что жена викария стоит рядом с капитаном Фарли и смеется. Слишком громко смеется, решила Кейт Шокросс, совсем не заботится о своей репутации. Она покачала головой. Бедный, бедный викарий. (Даже в самых сокровенных своих мыслях она не называла его Дональдом.)

В тот же день мисс Шокросс поинтересовалась у викария, знает ли он о том, что вернулся капитан Фарли. Она упомянула, что видела его с Грейс на улице.

Несколько дней спустя полковник Фарли устроил небольшую вечеринку по случаю благополучного возвращения сына. Среди приглашенных были и викарий с женой. Грейс знала, что Дональд с удовольствием отказался бы, но не знал, как это сделать. С того момента, как они переступили порог дома Фарли, она чувствовала, что Дональд не спускает с нее глаз. Грейс криво усмехнулась, когда хозяин, приготовив два стола, предложил гостям сыграть в бридж, а она и Бертран остались предоставленными самим себе. Бертран попросил ее сыграть на пианино, но Грейс отказалась, сославшись на то, что давно не практиковалась. Но когда он пригласил ее на прогулку в сад, она согласилась. В тот вечер он не был пьян, поэтому, решила она, никаких глупостей выкидывать не будет.

Грейс не испытывала никакого раскаяния из-за того, что бридж для Дональда будет испорчен. Хотя она не думала, что он снова устроит ей сцену, подобную той, что имела место в новогоднюю ночь, но была вполне готова опять столкнуться с тем же молчаливым осуждением, с каким Дональд вел себя большую часть января – она предпочитала это его показным забавам с ребенком.

Но все же, если говорить честно, его отношения с ребенком не были такими уж неискренними – далеко нет. Дональд был глубоко привязан к малышу, точнее даже было бы сказать, – любил его собственнической любовью. Один раз она увидела, как он крепко прижал ребенка к груди, а тот положил ему голову на плечо. Глаза Дональда были закрыты, на лице его застыло такое трогательное выражение, что Грейс почувствовала угрызения совести и на какое-то мгновение захотела, чтобы отцом ребенка действительно был он.

Следствием ее прогулки в саду было то, что Грейс с беспокойством поняла: Бертран Фарли и правда влюбился в нее, хотя никоим образом не показал этого. После того, как они вышли в сад, он почти все время молчал. Когда они сели на скамейку, Бертран долго смотрел на Грейс, и в этом взгляде читались все его мысли. Потом он порывисто встал и ушел.

Когда Грейс и Дональд пришли домой – не сказав на обратном пути ни слова друг другу – муж сразу направился в свой кабинет и, по-видимому, превысил свою дневную норму на следующий день она обнаружила еще одну откупоренную бутылку виски, из которой было отпито изрядное количество.

Иногда, слушая воскресные проповеди Дональда, она задумывалась: как ее супруг может увязывать свои моральные постулаты с тем фактом, что его винные запасы пополняются за счет черного рынка? Он не прибегал к помощи мистера Баркера, владельца «Оленя» – о, нет, Дональд никогда не пошел бы на это! – он действовал через дядю Ральфа. Тот имел друзей, которые могли достать почти все, что можно купить за деньги. И то, что у него каждое утро хлеб был намазан маслом, тоже не вызывало удивления Дональда. Нет, нет, мужчины не должны обращать внимания на такие мелочи, их умы заняты более высокими материями – а едят они то, что ставят перед ними на стол. Грейс часто печально улыбалась этим мыслям.

Медленно прошли два оставшихся месяца лета, наступила осень, потом октябрь. «Битва за Англию»[19] окончилась поражением немцев, но бомбардировки стали еще более ожесточенными.

Вечером в понедельник, накануне того памятного налета на аэродром, в дом викария пришли полковник Фарли, фермер Тул, доктор Купер, мистер Томпсон и… мисс Шокросс, чтобы обсудить вопрос, касавшийся предстоящего прибытия большой группы эвакуированных, в основном, детей из судоходных районов реки Тайн.

Еще до окончания совещания в Уиллоу-ли приехал Бертран Фарли. У него была служебная машина, и он хотел потом отвезти отца домой.

Когда обсуждение было закончено, Дональд, шедший впереди других, открыв дверь гостиной, увидел молодого Фарли – тот стоял перед Грейс – и поймал конец его фразы.

Попрощавшись, присутствующие покинули дом, после чего Дональд, не сказав Грейс ни слова и даже не взглянув на нее, возвратился в свой кабинет.

На следующий вечер в семь часов завыла сирена воздушной тревоги. Грейс и Дональд сидели в гостиной. Звук явно напугал Дональда: выражение его лица было таким, как будто он никогда прежде не слышал этого сигнала. После того, как они попили чай, он не покидал Грейс ни на минуту, и она уже начала недоумевать по этому поводу. Обычно после чая Дональд или отправлялся в деревню, или шел в свой кабинет, но в этот вечер он остался с Грейс и даже сходил вместе с ней на кухню. Теперь, при звуках сирены, он громко воскликнул:

– Нет! О, нет!

Вой сирены еще не успел затихнуть, как Грейс бросилась наверх и подхватила Стивена. Когда она спустилась в кухню, Дональд уже ждал ее. На нем было пальто и противогаз. Выключив свет, он открыл дверь, помог Грейс выйти наружу и повел ее вокруг дома.

Ночь была темной, но он не включал фонарь до тех пор, пока они не достигли убежища. Здесь он осветил для нее ступеньки и проговорил:

– У тебя есть все необходимое. А я должен идти. Посидишь без меня?

– Да, да, ничего со мной не случится.

Ей показалось, что Дональд хочет сказать еще что-то, но вместо этого он дернул головой как-то раздраженно и в то же время беспомощно и, отвернувшись, начал подниматься по ступенькам.

Грейс вытянула руку, чтобы взять с буфета книгу и почитать на койке, когда послышался странный щелчок. Она резко повернула голову в сторону двери. Звук был похож на щелканье закрывающегося замка. Нет, наверное, это мне показалось, решила она. Ее рука уже нащупала книгу… Резко повернувшись, Грейс быстро взбежала по ступенькам и попробовала дверную ручку. Она чувствовала, что сейчас ее лицо выражает искреннее недоумение. Зачем он закрыл на ключ дверь? Он запер ее, Грейс, в убежище. Она почувствовала, как ее охватывает паника. Что, если рядом упадет бомба, а она не сможет выбраться?

Задрав голову к потолку, который являлся полом их холла, она начала кричать:

– Дональд!.. Дональд!.. – он не мог уйти, не мог. – Дональд!.. Дональд!..

Она опять попыталась выйти, отчаянно дергая ручку двери, – напрасно. Грейс медленно спустилась вниз.

– Мм…мм…ма-ма, – ребенок начал хныкать.

– Спи, мой дорогой, все хорошо, это мама кричала.

– Ма-ма.

– Тише, тише, не плачь. Все хорошо, это твоя мамочка. Спи. Тсс! – она легонько похлопывала ребенка, а взгляд ее был устремлен вверх.

Зачем Дональд закрыл дверь на ключ? Весь вечер он вел себя как-то странно, по крайней мере, не так, как обычно. Почему он никуда не пошел, а остался с ней? Даже когда они только поженились, Дональд никогда не оставался с ней после чая – у него всегда находились в это время какие-то дела…

Постепенно Грейс нашла ответ на свой вопрос. Перед ее мысленным взором возникло его лицо, когда он прошлой ночью увидел, как она разговаривала с Бертраном Фарли в гостиной. Отпуск молодого Фарли подходил к концу. Не испытывая особого интереса, а скорее для того, чтобы сказать что-нибудь, она спросила его: «Когда вы уезжаете?» – «Завтра. Обязан явиться в часть в семь ноль-ноль в среду. – К нему вернулась его прежняя шутливая манера. – Но раньше этого времени они меня не увидят. Поскольку я решил ехать и ночью, то завтра до восьми вечера я и с места не сдвинусь…»

Завтра до восьми вечера, то есть уже сегодня, сейчас… Нет, нет. Слишком нелепо. Но она вспомнила, как Дональд, увидев их вместе, даже не взглянул на нее, а отправился в свой кабинет…

Значит, он посчитал, что она собирается проводить Бертрана Фарли, и поэтому закрыл дверь убежища на ключ, закрыл ее здесь, и теперь с ней могло случиться все что угодно. Неужели он не понимал, что даже если бы она и хотела попрощаться с Бертраном, то все равно не смогла б оставить ребенка?

Она села в плетеное кресло возле маленького столика и, положив на него локоть, подперла подбородок.