— О чём ты говоришь? — она огрызнулась на меня, всё ещё щурясь от дневного солнца. Её морщины слишком рано начали указывать на её возраст. Тон кожи ближе к жёлтому, чем к загорелому. Наркотики старят быстрее, чем время.

— Секреты моего детства. Страх. Ужас, из которого состоял мой мир. Вот о чём я говорю. Моменты, когда ты использовала меня для удовлетворения своей зависимости. Когда я должна была играть с куклами без слёз на глазах, — я замолчала и глубоко вдохнула. У меня ком в горле.

— Ты здесь, чтобы пожаловаться мне на это? Боже, Скарлет. Ты выжила. Тебе понравилось, — выплюнула она. — Только посмотри на шлюху, в которую ты превратилась. Гоняешься за такими парнями, как Брей Саттон. Ты ничем не лучше меня. Давай, суди меня, девчонка. Но ты не планировалась. Я не нуждалась и не хотела ребёнка. Но ты всё равно появилась. Я должна была найти способ справиться с этой дерьмовой жизнью.

Её слова должны причинять боль. Должны навредить мне. Но эти времена давно прошли. Я оставила эту женщину позади. Я не потеряна. Не мертва. Не непривлекательная.

Продолжать разговор кажется бессмысленным. Я пришла сюда не для того, чтобы слушать её. Я возненавидела её голос много лет назад. Вместо этого я засунула дневник под руку и скользнула рукой в карман за спичками. Затем зажгла спичку. Загорелось оранжевое пламя, и я взяла дневник своего прошлого и держу его над огнём, пока страницы не загораются. Оранжевое свечение становится больше, и я зачарована возникающими чувствами. Видя, как ужасные истории медленно сгорают.

— Какого чёрта ты делаешь? — закричала моя мать.

Я зажгла ещё одну спичку и бросила её на сухой гниющий ковёр под ногами, а затем отступила, когда пламя начало распространяться по старой соломе. Слышу, как моя мать кричит на меня, но игнорирую её. Так же, как она в детстве игнорировала мои крики. Когда мужчины, которых я не знала, прикасались ко мне в определённых местах, причиняя боль. В местах, где взрослый не должен касаться ребёнка.

Я зажигаю спичку за спичкой, затем бросаю к своим ногам, после чего отступаю, ожидая, когда они загорятся на крыльце. Наконец-то получилось. Пламя с ковра достаточно сильное, чтобы переметнуться на дерево крыльца. Спустившись, я начинаю поджигать кусты. Спасибо за мою удачливость, что этой весной было очень мало дождя.

Вдалеке я услышала сирены. Слышу, как моя мать кричит мне, чтобы я остановилась, когда выбежала на дорогу, чтобы быть в безопасности. Я всё слышу. Мне просто насрать.

Вид, как эта часть моей жизни горит, чертовски очищает меня. Это месть? Не знаю. Но ощущаю освобождение. С каждым огоньком, с каждым мерцанием пламени, с каждым потрескиванием дерева, в котором заключаются мои кошмары, я освобождаюсь.

Глава Сорок Третья

БРЕЙ

— Слышал что-нибудь от босса Скарлет? — спросил меня Брент.

Я покачал головой, стоя с руками, зарывшимися в передние карманы джинсов. Даллас на операционном столе уже шесть часов. Всё, что мы знаем, — внутреннего кровотечения нет. Этель не сообщила о Скарлет, и когда я снова позвонил, женщина, которая ответила, повесила трубку, прежде чем я успел закончить предложение. Она просто сказала: «Мы заняты».

— Обед только что закончился. Она, наверное, была занята. Больше не час-пик. Дай ей время. Уверен, она позвонит. — Попытка Брента успокоить меня могла бы быть удачной, если бы я не был грёбаным комком нервов.

Скарлет не отвечает на звонки. Мой брат в операционной борется за свою жизнь из-за грёбаного мустанга, от которого я сказал ему держаться подальше, и я не могу быть в двух местах одновременно. Как я могу уйти отсюда, пока не узнаю, что с Далласом? Я не знаю, что со Скарлет что-то не так. Она не отвечает и не звонит. Чёрт, она может злиться, что я сбежал. Ничто из этого не оправдает моего ухода из больницы, пока моя семья ждёт известий о Далласе.

— Ага, — наконец пробормотал я. Не верю в это. Этель уже должна была позвонить. Что-то случилось. Что-то, о чём мне никто не говорит.

Мы стоим в тишине. Наблюдаю, как Стил шагает возле окна, где я раньше стоял. Мама сидит на своём месте с опущенной головой, а её губы движутся в безмолвной молитве. Ашер стоит в углу и шёпотом разговаривает с Дикси. Её глаза покраснели от слёз, но перед ним она пытается казаться сильной.

Я вытащил свой телефон, чтобы ещё раз проверить. Ничего. Ни сообщения. Ни звонка. Ничего.

Я проглотил проклятие, которое хочу выкрикнуть от разочарования. Мне нужно знать, что Скарлет в безопасности. Я, блять, должен был успокоиться этим утром и всё обдумать. Записки недостаточно. Я был так чертовски взволнован и напуган, что убежал. Моей единственной мыслью было желание увидеть его. Я не хотел потерять брата, и я точно не хочу потерять его, не увидев ещё раз. Не сказав ему того дерьма, которое должен был сказать, когда у меня был шанс.

Доктор вошёл в зал ожидания, пока я борюсь за контроль над собой, и ничто другое не имеет в данный момент значения. Мы все успокоились. Никто не говорит. Боясь что-либо сказать, мы ждём. Молясь. Перестав дышать. Всё что угодно, лишь бы спасти Далласа. Следующие слова, которые мы услышим, будут, мы знаем, самыми мощными с тех пор, как умер наш отец.

— Он справляется, — сказал доктор. Но этого недостаточно. Мы все остались на своих местах. Ждём большего. Это значит, что он выживет? Что всё ещё находится в критическом состоянии? Нам нужно больше деталей. — У Далласа перелом черепа. Не самое худшее, с чем я сталкивался, но не то, от чего можно отмахнуться. Он находится в медикаментозной коме и будет находиться в ней от нескольких часов до нескольких дней. Мозг приспосабливается. Исцеляется. Он, однако, не останется в коме. — В моей груди появилась лёгкость. Кислород начал легче поступать. Мы всё ещё ждём полной картины. — Даллас будет страдать от моноплегии. Не из-за травмы позвоночника, а из-за травмы головного мозга. Хотя спина будет болеть и получила ушиб, это не вызвало проблем с позвоночником.

— Значит он не будет парализован? — с надеждой спросил Ашер о том, о чём хотим мы все, но слишком напуганы, чтобы задать вопрос.

— Моноплегия — это паралич. — Эти слова выбили почву у нас из-под ног. Ни единого звука. Молчание. Даллас никогда не примет жизнь, в которой будет парализован. Согнувшись, я положил руки на бедро и глубоко вздохнул. Он жив. Я должен сосредоточиться на этом. — Моноплегия является параличом конечностей. Из того, что мы видели до операции, Даллас не мог пошевелить ногами. Это может быть временно. Что очень распространено при черепно-мозговых травмах, и с помощью физиотерапии многие люди восстанавливают возможность использовать конечности, по крайней мере, по большей части. Если не полностью.

Никто не сказал и слова. Мы стоим и осознаём сказанное. Пытаясь представить мир, где наш харизматичный симпатичный младший братишка парализован. Это кажется невозможным. Словно плохой сон.

— Он будет жить? — спросила мама.

Доктор кивнул.

— Даллас больше не в опасности. Он поправится, и да, миссис Саттон, ваш сын будет жить.

При этих словах мама заплакала и вцепилась в Ашера, который стоит рядом с ней. Доктор посмотрел на Ашера, который кивнул.

— Спасибо. За спасение Далласа, — сказал он. Мы все хотим сказать это, но только у Ашера хватило сил.

Доктор улыбнулся.

— Этот парень — боец. Не думаю, что он когда-либо задумывался о смерти. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сильно боролся, чтобы выжить.

Мама ещё сильнее заплакала, и Стил подошёл к ней с другой стороны. Она потянулась к его руке и сжала её. Её держат двое старших сыновей. Поддерживают. Мы с Брентом посмотрели друг на друга.

Как только доктор ушёл, в комнате стало тихо, за исключением тихих всхлипов мамы. Не знаю, что нужно сказать. Я не хорош в подобных вещах.

— Он будет жить. С его решительностью он будет ходить к Рождеству, — сказал Брент.

Звонок моего телефона прервал дальнейшие разговоры, и я быстро вытащил его из кармана.

— Алло, — сказал я, нуждаясь в хороших новостях. Мне нужно узнать, что Скарлет в порядке.

— В обед мы были загружены. Без Скарлет нам не хватало персонала. Мне пришлось остаться. Я думала, она спит. И с ней будет всё в порядке. После того как обед закончился, я отправилась к её трейлеру. Когда я подъехала, её машина пропала, а входная дверь была распахнута. Любой мог войти. Я взяла с собой пистолет, поэтому схватила его. Моё сердце колотилось, пока я шла к двери. Я вошла и увидела её сумочку с телефоном на столе. Когда я позвала её, она не откликнулась. Я осмотрела всё то крошечное место: её там не было.

Этель дребезжит насчёт звонка в полицию и о том, что спрашивала соседей, которые, как я понял, были слишком обдолбаны, чтобы быть полезными. Я вижу, как Ашер отошёл от мамы и ответил на звонок, прежде чем я наконец остановил бесконечную болтовню Этель:

— Вы не можете её найти и её машина пропала? — спросил я, нуждаясь в том, чтобы убедиться, всё ли это из того, что она знает.

— Да, и полиция не думает, что это какое-то преступление, потому что её кошелёк и телефон здесь. Не тронутые. Но почему она оставила всё это? Ушла и оставила дверь открытой? Что-то не так.

Согласен. Я собирался поговорить с офицером, когда Ашер встал передо мной. Я убрал телефон от уха, на случай если Этель снова заведёт разговор о всяком глупом дерьме.

— Скарлет в полицейском участке Молтона, — сказал он.

Я уронил руку с телефоном и жду большего. Как Скарлет оказалась у местных копов, если была в Робертсдейле?

— Причина? — всё, что пришло мне в голову спросить, пока мой мозг прорывается через дебри, чтобы осознать это.

— Поджог, — просто сказал он. — Дома её родителей. — Всего четыре слова. Но Ашер понятия не имеет, что они для меня значат. Они всё объясняют. — Она отказывается надевать одежду, которую они предоставили ей. Всё, что на ней было, когда она появилась у них, — чёрная футболка на несколько размеров больше. Вот и всё, — закончил он, поднимая брови.