— Ну, ей звонила я. Несколько раз, прежде чем разбудила. Думаю, это было после восьми. Она извинилась, и я сказала ей не беспокоиться. Я знала, что у вас, должно быть, была ночь полная приключений. Сказала ей не приходить. Взять выходной. А теперь почему ты не с ней? Только не говори, что опять сбежал, потому что у меня есть пистолет и я знаю, как им пользоваться.

Она проспала. Она в порядке. Почему она не отвечает?

— Мне позвонили в пять утра. Мой младший брат упал с дикого мустанга. Он в критическом состоянии на операции. У меня не было времени объяснить ей свой отъезд. Я звонил миллион раз, но так и не получил ответ. Я беспокоюсь за неё, но я в четырёх часах езды.

— О боже! С какой стати парень залез на дикого мустанга? — спросила она.

У меня нет времени объясняться с Этель. Мне просто нужно, чтобы она нашла для меня Скарлет.

— Не знаю, мэм. Можете проверить Скарлет? — повторил я.

— Конечно. Я съезжу туда прямо сейчас. Но думаю, она спит. Девочка мало отдыхает. Наверное, мне стоит взять ей поесть. Сомневаюсь, что она хоть что-то ела. И когда я расскажу ей, что случилось с твоим братом, она захочет быть рядом. Ей понадобится немного еды. Теперь возвращайся и будь рядом со своей семьёй. Твои родители живы, сынок?

Почему пожилые люди так любят поговорить? Она тратит время впустую.

— Моя мама, мэм.

— Крепко обними её. Боже, благослови её. Это страшная вещь. Потеряла своего Хью, когда он был маленьким. Но не будем об этом. Иди, будь сильным ради мамы, а я позабочусь ради тебя о Скарлет.

— Спасибо… — Телефонный звонок оборвался. Я покачал головой и засунул мобильный в карман. Вся чёртова компашка этой закусочной чокнутая.

— На этот раз тебе помогли? — спросил Ашер и повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

— Да. Этель. Её босс. Она отправится проверить Скарлет.

Он кивнул мне, затем глубоко вдохнул и повернулся к другим.

— Если он… если он не пройдёт через это… — тихим голосом сказал Ашер, чтобы никто не услышал его. Неуверенность вызывает больше эмоций, чем любые слёзы или переживания. Ашер проявляет стойкость, но его силы слабеют. — Мама не сможет жить без него. Не думаю, что она может потерять ребёнка и пережить это.

Не собираюсь допускать возможности, что Даллас не выживет. Ашер самый старший. Он занял место отца, ещё когда мы были детьми. С тех пор как папа умер, был только Ашер: он научил нас водить трактор, использовать пилу, водить грузовик, строить забор. Тот факт, что он чувствует, что ему нужно подготовиться к худшему, потому что ему, возможно, придётся стать нашей опорой, не говорит ни о чём хорошем.

Стил, Брент и я выросли. Он больше не должен становиться нашей опорой. Но в своей голове он ещё не принял этот факт.

— Он крепкий орешек. Боец. Он справится, — твёрдо сказал я. Затем ради Ашера добавил: — Но если нет. Этот не должно быть на твоих плечах. Мы взрослые мужчины, Ашер. Не маленькие мальчики, за которыми нужно присматривать и наставлять. Мы все будем держаться ради мамы.

Эмоции прорвались в его взгляд на самую короткую секунду, прежде чем его стоическая маска вернулась. Я увидел его страх. Мы не готовы похоронить брата. Мы похоронили нашего отца. Но брата не должны. Даллас самый младший. Он тот, кто должен однажды похоронить нас, когда мы все будем морщинистыми и лысыми стариками.

Глава Сорок Вторая

СКАРЛЕТ

Когда я закрыла маленький розовый дневник, наполненный кошмарами и монстрами моего детства, я взяла ключи, вышла на улицу и направилась прямо к машине. Я не взяла сумочку. Не надела штаны и обувь. Ничто из этого не было замечено мной, пока я не оказалась в часе езды от Молтона. Без телефона, без денег, без обуви, без штанов, и я поняла, что не знаю, как добыть бензин.

Мигает значок бензина, но не знаю, как долго. Я не смотрела туда. Слова, которые я прочитала, вспороли раны от воспоминаний, которые мне удавалось блокировать. Ком в горле и быстрое биение сердца вызваны не страхом. Мне не страшно. Я слишком долго боялась. Меня лишили детства. Нет, я не развалюсь на части.

Я зла. Чертовски взбешена. Я была ребёнком, и единственный человек на этой планете, который должен был защищать меня, любить, был эгоистичным жестоким монстром. Она такая же тёмная и испорченная, как и мужчины, которых она впускала в мою комнату. Мой мир сформирован чистой болезненностью. Отвратительные ужасные вещи произошли со мной. И она позволила им случиться. Из-за наркотиков. Ей нужны были наркотики, а мужчина, которого я называю своим отцом, не давал денег. Поэтому она использовала своего ребёнка, чтобы получить их у больных ублюдков.

Когда я въехала в пределы города, машина начала двигаться рывками и шуметь, затем почти заглохла, и я свернула на обочину. Эту машину мне подарил мужчина, который мог уберечь меня. Если бы был рядом. Возможно, я не его дочь, но я была ребёнком, которого нужно было спасти. Он позволял годами причинять мне ущерб, прежде чем всё остановил. Позволил отобрать у меня невинность, которую я не смогу вернуть.

Открыв дверь машины, я взяла свой розовый дневник ужаса и оставила ключи в автомобиле, который был подарен мне для проявления статуса… Я наклонилась, открыла бардачок и взяла спички, на которых написано «Bright Eyes Diner». Вот и всё. Всё, что мне нужно из этой машины.

Я отправилась в путь. В тюрьму, в которой меня воспитывали. Милый белый забор снаружи кажется нормальным и положительным. Пока всё уродство мира скрывается внутри.

Дневник сжат в руке. Даже не хочу смотреть на него. В детском розовом пластиковом покрытии с серебряной надписью обычно хранятся воспоминания девочек, которых лелеяли, пока они росли. У Дикси были дневники, наполненные историями о пони и улыбках Ашера, посланных ей. Она рассказывала о выпечке печенья для Санты и том дне, когда её мама в первый раз взяла её примерить лифчик.

Но не в моём. Единственная счастливая история — последняя. В тот день, когда я устроила взбучку Эмили Джеймс и стала лучшей подругой. Дикси была такой светлой и чистой. Никаких грязных секретов. Она была совершенным существом. Когда-то я думала, что близость с ней поможет мне очиститься. Но нет. Ничто не может изменить прошлого.

Я заметила, что мои ноги стали грязными. Хорошо. Я собираюсь в самое грязное, отвратительное место, которое я только знаю в этом мире. Я должна быть такой же грязной снаружи, какой она сделала меня внутри. Мои волосы спутаны. Макияж размазался прошлой ночью. Ничего из этого не имеет значения. И почему должно? Внешность ничего не значит. Я слишком хорошо это знаю.

Повернула на улицу, по которой ходила миллион раз. Я сплюнула на землю. Ярость начинает кипеть, пока мой темперамент отбивает ритм во мне. Я ничего не замечаю. Не обращаю внимания на своё окружение, пока не останавливаюсь во дворе, в котором выросла.

Каждая секунда, которую я провела в этом доме, вернулась ко мне. Прочитав дневник, я вспомнила то, что мне удавалось блокировать. Моменты, когда я плакала, умоляя Бога, чтобы он услышал меня и забрал. Я больше не хотела жить. Какая семилетняя девочка будет рассматривать смерть как вариант? Это печальный мир, в котором подобное случается. Не хочу думать о другой маленькой девочке или мальчике, которые пережили то же, что и я.

Если бы у меня была возможность исполнения одного желания, я пожелала бы спасти их. Над детьми издеваются. Сексуально и физически. Дети не должны страдать. Они должны жить в безопасности. Боль и страх должны приходить в более поздние периоды жизни, не должны становиться частью детства.

Мои ноги несут меня вперёд. Не контролирую своё тело. Как будто оно знает, что должно произойти. Я направилась сюда без всякого плана. Тот факт, что я в футболке, ничего не доказывает. Мне нужно было оказаться здесь с этим дневником перед этими демонами. Этот ад был всем, что я знала до Дикси. Пока её родители не разрешили мне приходить в их дом. Даже не догадываясь, они дарили мне единственную радость, которую я когда-либо испытывала. Семейные ужины, частью которых я стала с ними, научили меня, что жизнь — не испорченное место. Что наркомания и сексуальные надругательства — не норма. Что есть настоящие семьи.

Я стою на крыльце. Ему нужна покраска. Белая яркая наружность шелушится и кажется заброшенной. Забытой. Мой отец отказался от поддержания внешнего лоска. Мою мать это никогда по-настоящему не заботило. Ей просто нужна была очередная доза. Если у неё был заначка наркотиков, она была хорошей.

Я держу розовый дневник в руках. Он немного влажный из-за того, что сильно сжала его, пока шла от машины до дома. Это крошечная книга хранит секреты этого дома. Воспоминания, которые я хочу стереть. Прошлое, которое я мечтаю, чтобы было не моим. Или чьим-либо ещё. Даже злейшему врагу я не пожелала бы такой жизни.

Мой палец нажал на дверной звонок. Знакомый звон громко раздался. Она здесь. Её машина припаркована у дома. Я даже не знаю, который сейчас час. Я оставила свой телефон в трейлере. У меня нет ничего, кроме внутренней силы. Я больше не та маленькая девочка.

Дверь открылась через несколько минут. Прежде чем я снова нажала на звонок. С похмелья, стареющая и потрёпанная моя мать открыла дверь. Она прищурилась, как будто я разбудила её в шесть утра. Уже полдень.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — она растягивает свои слова. Женщина, которая родила меня, никогда не хотела меня. Она хотела жизни, которую никогда не получит.

— Это, — сказала я, держа розовый дневник в левой руке. — Я здесь из-за слов в этом дневнике. Дневнике ребёнка, мама. Слов, написанных маленькой девочкой, у которой никого не было. Ни одна чёртова душа на этой планете не заботилась о ней. Не защищала её. Ни одна! — Мой голос стал истеричным. Я слышу нотки истерики. Мне всё равно, что я кричу. Всё равно, услышат ли меня соседи. Где они были раньше? Когда мужчины приходили и уходили из этого дома, в котором был ребёнок. Где они были?!