Диана Джонсон - Брак

Вермут пили в зимнем саду – стеклянной пристройке, обращенной к саду. Разговор вертелся вокруг несчастных случаев. Обсудив инцидент у почтамта, заговорили о руке Анны-Софи, болезни виноградника, принадлежащего Персанам, напряженной обстановке на Балканах. Тим и Антуан сыграли несколько раз. Тим обыгрывал хозяина, но из вежливости с не слишком большим счетом. Женщины пришли к выводу, что победила дружба.

Как красивы мужчины, играющие в теннис, думала Клара. Ей вспоминались изображения на греческих вазах, обнаженные борцы и воины с дротиками.

Длинный овальный стол раздвинули, и он приобрел громадные размеры. За ним расселись одиннадцать человек: Серж и Клара, Делия, Анна-Софи и Тим, Труди и Антуан, двое племянников, робкая четырнадцатилетняя девочка по имени Гаранс и мадам де Персан. Клару усадили по правую руку от Антуана, Анну-Софи – по левую. Мадам де Персан посадила рядом с собой Крея и Тима, остальные расположились по своему выбору, а Труди – поближе к кухне и к детям, чтобы присматривать за ними.

Клара с интересом и легкой, почти незаметной болью наблюдала, как Антуан помогает Анне-Софи, с трудом шевелящей рукой, вскрывать раковины мидий, из-за чего он чаще поворачивался к ней, чем к Кларе. Находит ли Анна-Софи его привлекательным? Сознает ли его мужскую красоту так же остро, как она, Клара? Анна-Софи с привычным кокетством улыбалась, показывая ямочки на щеках, и смеялась – по мнению Клары, слишком часто. Да, действительно, улыбки Анны-Софи стали лучистее, она старательно подчеркивала свою женственность. Антуан поворачивался к Кларе время от времени, умело играя роль внимательного хозяина, вежливо прерывая щебет Анны-Софи, чтобы передать Кларе блюдо или обменяться парой замечаний.

Она спросила его о невестке-американке, с которой была знакома. Клара задумалась: какие еще общие темы для беседы у них есть? Упомянула о торговых разногласиях, угрожавших лишить американцев сумочек фирмы «Вуиттон».

– Над чем вы сейчас работаете, месье Крей? – полюбопытствовала мадам де Персан. – Когда нам ждать нового фильма? Полагаю, эти вопросы вам уже надоели.

– Отнюдь, мадам, – отозвался Крей, который держался дружелюбно, совсем по-соседски. – Я работаю над фильмом о борьбе правых сил в Америке. Разумеется, сюжет гораздо сложнее. Это будет картина о группках людей, решивших спрятаться от «черных вертолетов». Они запасаются провизией к миллениуму, когда, по их мнению, наступит конец света. Фильм о просторах Монтаны и Айдахо, где в тайниках хранится оружие. Словом, фильм об Америке. Нескромно, правда?

Он рассмеялся и обвел взглядом странных, умных глаз всех слушателей, наслаждаясь произведенным впечатлением. Этого он и добивался – пытался заставить их на минуту замолчать. Клара услышала в его голосе торжествующие нотки, словно он излагал беспроигрышную идею руководителям студии. Впрочем, Сержу не было необходимости заинтересовывать их. Ему разрешалось снимать что угодно, лишь бы он работал.

– А кто вы пригласите на главные роли? – в конце концов спросила Труди.

Крей нахмурился.

– «Кого», милая, – поправила Сюзанна де Персан. – По-английски так будет правильнее.

– Кого… – послушно повторила Труди, всем видом показывая, что ей ни за что не овладеть чужим языком в совершенстве.

– И вы сочувствуете всем этим людям или обвиняете их? – осведомился Антуан у Крея.

– У меня к ним двойственное отношение. Многое в них вызывает восхищение, многое внушает страх. Они жестоки, страшны – и вместе с тем благородны. Фанатизму присуще благородство, – заключил он с теми же интонациями, которые сквозили в его интервью.

– С вами трудно согласиться, – заметил Персан. – Фанатизм – это прежде всего зло.

– Делия многому научила меня. Она живет в самой гуще событий. – Крей улыбнулся девушке. – Особенно тех, что касаются «проблемы 2000». Она считает, что конец света наступит в конце 1999 года.

– Не совсем так, – вмешалась Делия. – Люди, которые разбираются в этом, видят немало примет приближения Судного дня. А я слишком мало знаю, чтобы делать выводы. Далеко не все люди одинаково религиозны и духовны. Если конец света наступит завтра, я только подумаю: черт, мне так и не успели прооперировать бедро!

– Кто хочет еще мидий? – спросила Труди, вставая и направляясь на кухню.

– Фанатизм всегда отвратителен и, как свидетельствует история, лишен смысла, – продолжал Антуан, бросив непроницаемый взгляд на жену.

– Напротив! История говорит о том, что в конце концов фанатики добиваются своего, – возразил Серж.

– Но конечно, история Америку не интересует. Я давно это заметил, – продолжал его собеседник.

– У нас есть своя история, – напомнила Делия.

– Было бы несправедливым обобщать, говорить про всю Америку, – вступила в разговор Клара. – Она огромная и очень разная.

– Верно, – согласился Тим. – А европейцы склонны считать ее чем-то целостным.

– Тогда что же такое «настоящая Америка»? – с вежливым интересом спросила мадам де Персан. – Вашингтон? Или Нью-Йорк?

– Нет, нет! – почти одновременно воскликнули Делия, Серж и Клара.

– Ни то ни другое, – объяснил Тим. – «Америк» существует много, только европейцы этого не понимают. Об этом я и пытаюсь писать.

– Наверное, именно поэтому никто не берет на себя ответственность за ошибки Америки, – заметила мадам де Персан. – Когда американцев спрашивают о преступлениях, совершенных их соотечественниками в Боснии или во Вьетнаме, они только таращат глаза, словно говоря: а мы-то здесь при чем?

– Мне всегда казалось, что я не чувствую себя виноватым только потому, что вырос не в Америке, а в Европе, – откликнулся Тим. – Но в колледже я понял: никто из американцев не сознает своей вины потому, что Америка слишком велика. Те, кто делает политику, далеки от народа.

– Он хочет сказать, что мы вечно ищем виноватых – южан, например, или жителей Нью-Йорка. А европейцы считают, что виноваты мы все, – засмеялся Крей.

– Наверное, вам еще не случалось попробовать мидий, мадемуазель? Очень рекомендую, – обратилась Сюзанна к Делии, заметив на ее тарелке гору мидий в раковинах. Возможно, она просто хотела избежать серьезного спора.

– У меня аллергия на морепродукты, – объяснила Делия. – К тому же в Орегоне есть мидии. Их там разводят.

– Вот как? – воскликнула мадам де Персан.

– Отдайте их мне, – заявил Крей и придвинул к себе тарелку Делии. Клара не могла видеть, как он вскрывает раковины и высасывает из них слизистое, омерзительное на вид содержимое.

– Я напрасно упомянул про историю. Наверное, Америке недостает воспоминаний, – продолжал Антуан. – Похоже, она живет одним днем.

– А еще мы приготовили фазана. К сожалению, тушка не успела достаточно долго повисеть, – перебила его Сюзанна, твердо решив сменить тему. – Посмотрим, что у нас получилось.

Кларе представились фазаны, висящие на витрине мясника, – потускневшие перья, поникшие головки, остекленевшие глаза. Неужели этого фазана застрелил сам Антуан? У нее вдруг пересохло во рту. Что это – шутка или порицание за их отношение к охоте? Или же Сюзанна де Персан просто не подумала? У Клары пропал аппетит. В голове вновь мелькнула соблазнительная мысль оказаться с Антуаном наедине.

Когда она наконец-то взяла себя в руки, Антуан уже объяснял Сержу:

– Я решил продать вам несколько гектаров своей земли. При этом площадь ваших владений увеличится до размеров, установленных законом об охоте. Я могу спокойно пожертвовать двумя-тремя гектарами, которых вам хватит с лихвой.

– Чертовски великодушное предложение, – пробормотал ошеломленный Серж.

– Разумеется, это вовсе не подарок. – Антуан улыбнулся. – В этих краях земля стоит недешево. Вам придется раскошелиться.

Сюзанна и Труди с недоверием уставились на него.

– Да, верно, но давайте обсудим это в другой раз, – продолжал Антуан, словно вдруг застеснявшись своего великодушия, да еще проявленного в присутствии посторонних. А может, его встревожило неодобрение на лицах жены и матери?

– Отличная мысль, – отозвался Серж. – Карты мэра будут биты.

Как любой воскресный ленч во Франции, этот закончился прогулкой – обязательной, быстрой, приятной, полезной для здоровья прогулкой, будь то по лесу, или по парку, или даже по улице – к последней прибегают те, кто вынужден жить в городе. Даже Крей не отказался от такой прогулки. Компания отправилась в общественный лес между участком Персанов и деревней Этан-ла-Рейн. Проявления веселья уже не требовались. Цивилизованность знает свои пределы. В ней есть место и для процесса пищеварения, неспешных бесед, размышлений, необходимости протрезветь. В непринужденной обстановке компания разбилась на две или три группки согласно темпу ходьбы и интересам, и все разошлись в разные стороны. Сюзанна де Персан сменила туфли на пару грязных сапог из прихожей и неторопливо шагала по тропе рядом с Гаранс и Делией, называя Делии растения по-французски.

По-видимому, она еще не оправилась от потрясения, вызванного решением Антуана продать часть участка Крею. Судя по всему, Антуан не обсудил его с близкими. Сюзанна была задумчивой и вялой. По своему опыту она знала, что от американцев можно ждать только неприятностей, а здесь их было более чем достаточно.

Труди де Персан сначала присоединилась к быстро шагающим Тиму и Анне-Софи, а потом вернулась к свекрови. Крей сначала шел бок о бок с Персаном – наверное, обсуждая сделку, а потом повернул обратно, к своей машине.

– Давай сходим в Этан-ла-Рейн, в конюшню, и возьмем лошадей на пару часов, – предложила Анна-Софи Тиму. – Было бы так славно проехаться верхом! Мы могли бы добраться до больших камней. – Так назывались валуны, еще в древние времена занесенные ледником в середину леса.

Тим не был поклонником верховой езды, но возразить ему было нечего, разве что напомнить невесте о поврежденной руке. Но выслушав его, она только скривила губки: