– Coup de grâce[20] считается большой доблестью, – сообщил мэр в первый год, когда к Сержу явилась делегация охотников в свитерах и шейных платках, а Серж поручил Кларе принять их.

– Вы хотите сказать, они могут просто взять и нарушить границы наших владений? – спросила Клара.

– В погоне, если они преследуют раненое животное, – конечно, – подтвердил мэр. – Таков закон. Было бы непростительной, негуманной жестокостью позволить оленю умереть мучительной медленной смертью, его добивают одним ударом… мадам, – добавил мэр, явно раздосадованный тем, что его слушает Клара, а не Серж. Однако она церемонно приняла его в гостиной, где, правда, царил легкий беспорядок – в то время в их доме еще не закончился ремонт.

На протяжении четырех лет каждый год им приходилось встречаться с местным мэром. Тем временем Клара и Серж распорядились протянуть тяжелые цепи поперек тропинок по всему периметру их участка, а подъездную дорогу к дому перегородили крепкими воротами. Адвокаты советовали им не делать этого. «Будь у вас участок площадью побольше, они не имели бы права – по закону Вердейля – охотиться в ваших владениях. Еще один-два гектара – и вы были бы вправе обнести участок оградой. И потом, существуют правила, согласно которым проход через ваш участок разрешен». Серж подумывал завести сторожевых собак, но так и не собрался, не желая ранить чувства домашних любимцев, рыжих добродушных лабрадоров Тэффи и Фредди, которые, увы, не годились в сторожа.

Клара справлялась с домашними делами, не жалуясь, считая их искуплением непонятного беспокойства, которое она ощущала временами. Ей казалось, что она совершила досадную ошибку. Какую именно, она не знала, – просто ошибку. Может быть, зарвалась, решив стать актрисой и тем самым претендуя на исключительную красоту и талант, а также внимание окружающих. А может, ее ошибкой было то, что она бросила актерское ремесло и с тех пор довольствовалась ролью матери и жены.

Или же ее ошибка в том, что она вышла замуж за человека, которого не любила по-настоящему? Конечно, она любила Сержа, но не той всепоглощающей, чувственной любовью, которая, несомненно, где-то есть. Неужели она вышла замуж по каким-то соображениям рассудка, потому что забеременела или польстилась на славу Сержа и приняла это за любовь? Она была так молода! Но какой бы ни была ее ошибка, она свершилась десять лет назад и Клара постепенно свыклась с ней. Только иногда, читая что-нибудь, она уделяла особое внимание строкам об очищении и искуплении.

Стало быть, во искупление своих грехов ей и в этом году придется принимать делегацию охотников, являться в мэрию за ответами на письма, разбираться в судебных решениях, улаживать конфликты, выплачивать штрафы за самовольно протянутые цепи и установленные ворота. Эту ежегодную конфронтацию Кларе предстояло выдержать сегодня.

Она отправилась на поиски Сержа, надеясь, что он согласится сопровождать ее в мэрию – на встречу с мэром, членами местного охотничьего клуба и магистрата.

– Не вдавайся в обсуждения. Пусть подробности обсуждают между собой адвокаты. Просто сообщи, что наши позиции остались неизменными, и передай им нашу просьбу к местным оленям не нарушать границы нашего участка, – сказал Серж, не отрываясь от телевизора. В Джорджии двенадцатилетний мальчишка затеял стрельбу во дворе школы, убил четырех детей, и ужасные кадры, которые теперь передавали по каналу Си-эн-эн, завладели вниманием Сержа, сидящего за кухонным столом. На экране мелькали машины «Скорой помощи», люди с носилками, соседка, учительница, всхлипывающая перед камерой, официальное лицо, выражающее соболезнования родителям погибших, толпа вокруг женщины, лежащей на земле.

– Это мать мальчишки, который стрелял, – объяснил Серж. – Она в обмороке.

Клара подумала о Ларсе, почти ровеснике виновника преступления, и о том, что такой инцидент возможен и в Англии, Шотландии и на Британских островах вообще, где сейчас находится Ларс, хотя там сейчас ужесточили законы о ношении оружия. У нее перехватило горло от страха за сына.

– Посмотри на этих людей! С ними что-то не в порядке, – сказал Серж. – Они выглядят умственно отсталыми.

– И какие все толстые! – подхватила Клара. – Дома я всегда поражаюсь тому, сколько вокруг толстяков.

– Но эти люди толще любых других американцев, – возразил Серж, захваченный зрелищем. – И похожи на идиотов, словно всех их выпустили из одной психушки. Даже детей.

Клара сухо заметила:

– Уверена, будь они худыми, они горевали бы не меньше.

Серж не принадлежал к числу худых людей.


В этом году встреча была назначена в кабинете регионального управляющего коммуны Ланваль, над помещениями мэрии и муниципальной библиотеки, в маленьком перестроенном здании в роще за деревней. Проходя через библиотеку, Клара кивала знакомым женщинам; прежде она часто бывала здесь, но в последнее время пристрастилась к чтению книг на английском – Эдгара По, Уильяма Стайрона, Германа Мелвилла, Фенимора Купера и Эрики Джон.

Ее ждали в комнате наверху, сразу ясно дав понять, что для нее оставили свободный стул в стороне от остальных, у окна. При виде Клары местные мужчины встали. Все они были коренастыми, в вельветовых брюках и деревенских куртках, а один в джинсах (кажется, они составляли местный комитет). Еще одного из присутствующих Клара когда-то приняла за библиотекаря, но потом узнала, что это и есть мэр Этан-ла-Рейна, месье Бриак. Собравшиеся были одеты как крестьяне или фермеры, но Клара знала, что все они – брокеры и инженеры, постоянно живущие здесь, в своих поместьях. Ей казалось, что почти все французы – инженеры. И охотники. Она улыбнулась, веря в силу своей улыбки, особенно в ее воздействие на мужчин. Но на этот раз улыбка не произвела обычного впечатления – атмосфера была слишком напряженной, предмет обсуждения – чрезвычайно важным, а гектары Сержа – необходимыми для успешного проведения охоты в этих краях.

Для начала Клара выслушала обычные доводы о том, что численность популяции оленей необходимо регулировать, отстреливая их, иначе постепенно они вытеснят из этой местности людей. Улыбнувшись, она возразила, что существуют более гуманные методы контроля над популяцией и что гоняться с ножом по лесу за каждым оленем бессмысленно. Ее язвительный тон мгновенно разозлил присутствующих, крепкий мужчина у двери сорвался на крик. Послышались протесты, аргументы – все шло как обычно.

Существовал закон, разрешающий продолжение погони за добычей в частных владениях, однако конкретные условия в нем не оговаривались. Собравшиеся обсуждали его со своими адвокатами. Так же поступил и Серж, и Клара знала, что это их уязвимое место – именно поэтому они преграждали доступ в их владения физически, с помощью ворот, цепей и сваленных в кучи сухих веток.

Все это она уже слышала и раньше. Ее взгляд приковал гобелен, висящий на стене над головой мэра: три пухлые, пышущие здоровьем обнаженные женщины спали в лесу, бесстыдно раскинувшись и раздвинув ноги, в окружении тушек кроликов и белок. Свора собак под присмотром херувима ждала пробуждения богинь; под прикрытием низко нависающих над поляной ветвей сатиры любовались налитыми грудями, манящими расщелинами, пышными ягодицами красавиц.

Сидящий рядом мужчина заметил, куда смотрит Клара, и объяснил:

– Диана – богиня охоты. Копия картины Рубенса.

Кровь прихлынула к щекам Клары. Невольно она обернулась к собеседнику – рослому, лысеющему, но еще привлекательному французу в куртке цвета хаки.

– Традиции охоты, – продолжал мэр Бриак, – формальные традиции в том виде, в котором они дошли до нас, ибо, как известно, человек охотится с незапамятных времен, – так вот, эти традиции были классифицированы во времена Людовика XIV, который также был великим ученым и покровительствовал известным натуралистам, таким, как Бюффон…

Клара беспокойно заерзала. Обращение к вековым традициям, к истории Франции, к королевским привилегиям выглядело несправедливо и неуместно рядом с реальностью – жестокостью, страданиями, жаждой крови, стремлением убивать, которое так легко переносится с животных на человека. Она переписала подпись с одной из гравюр Дюрера и теперь разыскала этот листок в сумочке, приготовившись прочесть вслух: «Qui tue la bête par plaisir plus que par nécessité offense le Père».[21]

Но листок был зажат в руке, рука безвольно повисла, Клара не могла выговорить ни слова. Наверное, все дело в похотливых сатирах, рожденных воображением Рубенса, или наготе спящей Дианы и ее нимф, таких беззащитных и похожих на убитую добычу. Странно, что на картине, подчеркивающей связь охоты и секса, изображена богиня целомудрия. Что означает для французов слово vénerie?[22] Внезапно Кларе стало неловко, она почувствовала стыд, очутившись в одной комнате с десятком охотников мужского пола. Хищники! В луче яркого осеннего солнца, заглянувшем в высокое окно, танцевали пылинки, в комнате становилось душно. Еще хуже дискомфорта было чувство безысходности, возникшее неизвестно откуда. Клара уставилась в пол, чтобы не смотреть на картины, на ряд гравюр с изображением охотников – бесчисленного множества охотников – и их добычи. Они убивают ради удовольствия.

Tuer par plaisir.[23] Эта ассоциация с наслаждением вдруг стала для нее очевидной. Plaisir в его сексуальном смысле. Мужская энергия нагревала воздух в комнате, заряжала пылинки, будто ионы некоей чуждой силы, душила ее, внушала страх. Незнакомое, пугающее ощущение пульсировало где-то возле переносицы, словно там образовалось отверстие, пулевая рана. Клара поняла, что ее глаза наполняются слезами. Сейчас она расплачется. У нее перехватило горло, первая слеза покатилась по щеке, грудь стиснула рука безымянной скорби и гнева. Она быстро поднялась, решив сделать вид, будто ей нездоровится, у нее приступ аллергии – что угодно.

– Благодарю, – пробормотала она, – к сожалению, я опаздываю… мне надо уйти… я не согласна… мой муж…

И, пошатываясь, она покинула комнату. Ее противники были изумлены и не остановили ее, а только, приподнявшись, молча смотрели ей вслед. Женщина за библиотечным столом долго колебалась, не зная, стоит ли произнести риторическую формулу прощания – «Bonne fin d’après-midi, madame»,[24] но промолчала. Клара выбежала на усыпанный гравием двор и торопливо села в машину.