Ровена отметила, что черты его бронзового лица разгладились. Так он выглядел куда менее неприступным и закрытым.

– Вам стало лучше?

Еле подняв отяжелевшие веки, он уставился на ее бархатистые губы. Ему было трудно говорить – словно огромный комок нежности и желания застрял в горле, не давая словам вырваться наружу. Все, чего хотелось Тобиасу в эту минуту, – это привлечь ее к себе. Однако он устоял перед искушением и даже сумел улыбнуться – теплой, ленивой улыбкой.

– Нет, намного хуже. Я чувствую то же, что и любой мужчина, который хочет заняться с женщиной любовью, но ему отказывают в его желании.

– О! Вы говорите правду? Так вы себя чувствуете? – вспыхнула Ровена.

– Именно так, но я могу подождать, – с особым выражением произнес он, конечно же напоминая ей о сделке. – Почему вы это сделали? Я имею в виду массаж?

– Потому что мне показалось, что у вас слишком натянуты нервы, и мне захотелось немного вас успокоить.

– Тогда прошу вас – как только вам снова покажется, что у меня… натянуты нервы, сразу же, без колебаний принимайтесь делать мне массаж.

– Я все сделала правильно? – почти стеснительно спросила она. – Можете сказать честно. Я же никогда не делала этого раньше.

– Конечно же мне понравилось. А теперь идите сюда, чтобы я мог выразить вам свою благодарность, – пробормотал он и подтянул ее к себе.

Затем он нежно обнял ее лицо ладонями и так же нежно поцеловал, чтобы развеять все ее беспокойства. Сначала легко, затем глубже. Он ожидал, что Ровена заартачится и уйдет, но никаких возражений не последовало. Тогда он осторожно раздвинул ее губы и ощутил сладость ее языка. Ее рот сводил его с ума.

Ровена, которая все еще стояла на коленях, начала медленно таять, а потом ответила на его поцелуй, и более страстно, чем он мог надеяться. Он почувствовал, как в ней разгорается желание, и оторвался от нее. Дышать было тяжело. Ровена тоже отодвинулась; в свете луны ее глаза казались бездонными темными колодцами.

– Я хотел бы заняться с вами любовью – по-настоящему, как следует, чтобы отблагодарить.

Ровена легонько поцеловала его ладонь:

– Ваше желание будет исполнено, Тобиас, когда Джейн окажется на свободе.

– Да, так оно и будет. И вы от меня не ускользнете.

– Если можно, я спрошу… Что на самом деле случилось в ту ночь, когда ранили моего отца? Он был убежден, что это дело ваших рук, и убедил в этом и меня, но теперь я не могу представить себе человека, которого успела узнать, злодеем, что способен хладнокровно выстрелить кому-то в спину.

Тобиас чуть нахмурился, но выражение его лица не изменилось.

– В отличие от того, что говорил вам отец, тогда, в нашу первую встречу, я сказал правду. Я невиновен. Хотя, учитывая, что он стоял спиной к тому, кто совершил это преступление, и при этом знал, что я ищу его, чтобы разобраться в деле с поджогом, можно понять, почему он решил, что это был я. Будем надеяться, что однажды он все же поймет, что человек, которого он взял на службу и сделал капитаном своего корабля, и есть тот самый хладнокровный убийца.

– Джек Мейсон? Но почему он стрелял в отца?

Тобиас пожал плечами:

– Кто знает, что творится в голове у преступника? Но я бы сказал, что мотивом стали «Дельфин» и украденный груз.

Ровена вздохнула и посмотрела в сторону Мекнеса.

– Бедный отец. Думаю, он сам захочет убить Мейсона, если только вы не сделаете этого первым. – Она встала и печально взглянула на него сверху вниз. – Доброй ночи, Тобиас. Надеюсь, это будет последняя ночь, проведенная нами в Мекнесе.

Тобиас проводил ее взглядом, и на него навалилось ужасное одиночество. Каким наслаждением было ощущать ее рядом, блаженствовать оттого, что она в его руках, от прикосновений к ее горячему телу и поцелуев. Он помнил, с каким жаром она ему ответила. Все его существо призывало Ровену, жаждало ее тепла и ласки.

Целовать ее, гладить, доставить ей такое удовольствие, что она будет стонать и вздыхать в его объятиях, – вот что могло бы стать наивысшим удовольствием для него самого. Когда-то, раньше, Тобиас испугался бы подобных мыслей и отступил назад, поскольку это означало оказаться в опасном положении – но только не с Ровеной. Ей он готов был отдать целый мир, а если не мир, то хотя бы все, чем он владел… в том числе и самого себя. И не было на земле того, что бы он для нее не сделал.


Командору Стюарту удалось найти подход к Сулейману, и он послал в лагерь Тобиаса гонца с запиской. Понадобилось шестьдесят минут и королевская сумма в тысячу фунтов, чтобы Сулейман расстался со своей щепетильностью. Тобиасу было велено ждать у ворот городской стены в полдень на следующий день. Туда должны были привести Джейн.

Тобиас сообщил об этом Ровене с немалой долей беспокойства, добавив:

– Вам лучше со мной не ходить.

Она вздохнула:

– Я не могу успокоиться. Все время волнуюсь.

– А я не хочу подвергать вас опасности.

Она побледнела, и у нее сжалось сердце.

– В таком случае… это означает, что опасность грозит вам?

Увидев, что ее глаза затуманились от страха, Тобиас взял ее за руки и поразился, что они дрожат.

– Если все пойдет как задумано, никакая опасность мне не угрожает. Но будет мудро проявить некоторую осторожность. Когда я вернусь, вы должны быть готовы немедленно тронуться в путь.

– Вы поедете к воротам на лошади?

– Нет. На лошади я буду больше бросаться в глаза.

Весь остаток дня и последовавшую за ним ночь Ровена не находила себе места от все более возрастающего беспокойства. Она ждала утра, когда Тобиас должен будет отправиться в условленное место встречи. Вслушиваясь в далекие звуки ночного города, она боялась, что обязательно случится что-нибудь плохое, и в то же время твердила себе, что не доверять Сулейману нет причин; что все пройдет гладко – почему, собственно, и нет; и что если им повезет, то уже очень скоро Джейн будет мчаться вместе с ними в Сале.


Несколько человек из печально знаменитой черной охраны султана стояли на страже у ворот Баб-Мансур, самых больших в Мекнесе, использовавшихся в том числе и для церемониальных въездов и выездов. Надменные и жестокие, прекрасно обученные убивать без размышлений и сожалений и яростно преданные своему хозяину, они наблюдали за входящими и выходящими через арку людьми. Ничего необычного, привычная ежедневная толпа. Высокий мужчина, закутанный в пыльные белые одежды, который встретился с толстяком в голубой шелковой тунике и тюрбане и женщиной в хиджабе, не привлекли их внимания. Они ничем не отличались от всех остальных.


Ровена, замерев, наблюдала за тем, как с холма к лагерю спускаются две фигуры. Она узнала Тобиаса, и ее душа воспарила ввысь, к небесам. Должно быть, ему удалось освободить Джейн! Она не смела и надеяться на это и в то же время знала, что это так.

Тобиас подошел ближе и слегка подтолкнул закутанную в хиджаб женщину вперед.

– Ваша сестра, – тихо сказал он.

Похищение, плен, невольничий рынок, а затем гарем оказались для Джейн слишком сильным потрясением, и поэтому при виде Ровены она разразилась душераздирающими рыданиями.

– Я думала, что меня заперли в этом жутком месте навсегда, – еле выговорила она, сжимая покрывало и обнимая сестру. – Я так боялась, что больше никогда тебя не увижу!..

Оказывается, Джейн ничего не поняла, когда ее вдруг выхватили из гарема, прямо из-под носа у двух охранявших ее евнухов, а потом передали какому-то незнакомцу, лицо которого наполовину скрывала повязка. Затем ее быстро повели прочь от города, она не знала, куда идет, и очень боялась, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, перед ней оказалась ее горячо любимая сестра!

Тобиас подошел к ним, осторожно разнял пальцы Джейн и поверх ее головы со значением посмотрел на Ровену:

– Нам нужно ехать.

Джейн на минуту затихла и вгляделась в бронзовое лицо своего спасителя.

– Я помню вас. Вы мистер Сирл. Не понимаю, как вы здесь очутились, но хочу поблагодарить вас… Но по какой причине вы взялись помогать мне? Ведь я вам никто. Более того, я – дочь человека, который должен вам большие деньги. А вы рисковали ради меня жизнью…

– Все разъяснится позже, – перебил Тобиас. – Едемте же. Нам нужно поторопиться. Я хочу, чтобы мы оказались как можно дальше от Мекнеса до наступления темноты.

– Храни тебя Господь, Ровена, – прошептала Джейн. – Я постараюсь ничем вас не задерживать.

– Роуэн, Джейн. Меня зовут Роуэн, – тихо пояснила Ровена, как будто внушала что-то испуганному ребенку. Она вскочила в седло и взяла поводья. – Я объясню все потом. А теперь нам необходимо выбраться отсюда как можно скорее, поэтому едем. Мы должны смотреть вперед, а не назад. Ты сможешь удержаться в седле? – Джейн кивнула, и Ровена улыбнулась: – Я так и думала.

В этом Ровена могла поручиться. Джейн, осознав всю важность положения, вдруг перестала нервничать, ее слезы тут же высохли, и она без лишних вопросов помчалась вперед, не отставая от остальных всадников. Ровена знала много женщин, которые ездили верхом лучше, чем Джейн, но ни одна из них не смогла бы сравниться с ней в проворстве, когда этого требовали обстоятельства.

Копыта лошадей отбивали милю за милей; пустынные земли летели назад. Это были всего лишь беспородные, приземистые крестьянские лошадки, настоящие работяги, но их жизненная сила и выносливость казались неиссякаемыми. Ровена чувствовала себя на седьмом небе от радости и облегчения. Счастье и восторг распирали ей грудь. Им все же удалось выхватить Джейн из лап султана, хотя, пока они не доберутся домой, ее миссию еще нельзя считать законченной.


Когда зашло солнце и на землю опустилась темнота, они разбили лагерь для ночлега. Ровена и Джейн устроились подальше от остальных и никак не могли наговориться. Ровена с изумлением рассматривала наряд сестры – под хиджабом Джейн скрывался короткий парчовый жакет, оголявший живот, и широкие сверху, но узкие внизу штаны, сшитые из прозрачной, удивительной ткани, напоминавшей туман. Она была одета, но в то же время казалась обнаженной.