– Вам удобно?

Ровена смущенно кивнула. Она внезапно вспомнила, где находится, но странное дело, ей отчего-то совсем не хотелось двигаться.

– А вам? – Она длинно зевнула.

– Никогда в жизни мне еще не было так удобно.

– Спасибо, что позволили мне остаться, – пробормотала Ровена и закрыла глаза, чтобы снова уснуть.

Тобиас чуть приподнялся на ней и зарылся лицом в ее душистые волосы. Ровена поморгала, открыла глаза и ослепительно улыбнулась. У него перехватило дыхание.

– Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что вы улыбаетесь как ангел? – пробормотал Тобиас.

– Не думаете ли вы, что это замечание несколько кощунственно, – поддразнила она, – учитывая, что я провела ночь в вашей постели?

Тобиас еле сдержал смех.

– Нет, но оно может стать кощунственным, учитывая, чем мы с вами можем заняться, если вы останетесь в моей кровати. Если только вы не хотите сделаться жертвой обстоятельств – а они имеют свойство мгновенно ускользать из-под нашей власти, – я предлагаю вам удалить себя из упомянутой постели.

Ровена распахнула глаза, осознав, что он имеет в виду. Жар его упругого, мускулистого, полуобнаженного тела и глаза, полные страсти, явились наглядным доказательством его слов.

– Ах!

Жарко покраснев, она быстро отодвинулась от него, вскочила и убрала с лица лезущие в глаза волосы. Сейчас, когда Ровена полностью проснулась, ей стало страшно неловко от того, что чуть было не произошло. Почему она не подумала о последствиях, явившись к нему среди ночи?

В глубине души Ровена понимала, что ее поступок продиктован поиском защиты. Тобиас стал для нее особенным во всех смыслах этого слова. Он был ее силой. Сейчас она не могла представить свою жизнь без Тобиаса. Прежде она не испытывала подобных чувств.

Глядя на него в эту минуту, она пыталась сохранить отстраненный вид, но это ей совсем не удавалось – да и как она могла оставаться бесстрастной, когда он был так неотразимо прекрасен… распутник, как ни в чем не бывало развалившийся на постели. Его рубашка была распахнута до самого пояса, и с черными курчавыми волосами на груди он выглядел как само олицетворение разврата.

Тобиас скатился с кровати, посмеиваясь над ее явным смущением. Его улыбка сделалась совсем невыносимой, когда он заметил целую гамму разных выражений, пробежавших по ее лицу. Ровена никогда не умела скрывать свои чувства – да ей этого и не требовалось.

– Насколько я вижу, теперь я и в самом деле завладел вашим вниманием. И поверьте мне, Ровена, ничего я не желал бы больше, нежели понежиться с вами в моей постели, но, если мы хотим отправиться в Мекнес немедленно, следует подождать более подходящего случая.

Его голубые глаза встретились с ее – сводящими с ума, непонятными, не то зелеными, не то синими.

– Моя милая Ровена, вам нечего стыдиться. Не произошло ничего особенного. Прошлой ночью вас не отпускали кошмары, и я рад, что смог быть вам полезным. Все остальное между нами не изменилось. А теперь идите и подготовьтесь к отъезду. Чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше.


Когда утро перевалило за середину, на дорогу между Сале и Мекнесом, что тянулась более чем на сотню миль вглубь материка, выехал отряд из четырех всадников. Чтобы избежать любопытных взглядов, они обмотали головы платками, которые предохраняли их не только от чужих глаз, но и от пыли, летевшей из-под копыт лошадей. Все были одеты в самые простые местные одежды, прикрывавшие висевшее у пояса оружие. Они ничем не отличались от прочих путешественников-мусульман.

Следуя за другими странниками, знакомыми с дорогой, они проехали сквозь древний лес Сале. По совету торговца, который снаряжал их в путь, опасаться диких животных вроде львов, кабанов и многих других – они старались держаться как можно ближе друг к другу.

Тобиас позаботился о том, чтобы им хватило еды вплоть до самого Мекнеса. Он бегло говорил по-арабски, но предпочитал не привлекать к себе ненужного внимания. К их седлам были пристегнуты бурдюки из козлиной кожи с водой, поскольку источники и колодцы здесь встречались крайне редко и располагались на большом расстоянии друг от друга.

К счастью, путешествие происходило без каких бы то ни было событий, и, несмотря на то что солнце здесь было горячее, чем где-либо, жару часто смягчали внезапные порывы ветра. Они миновали несколько деревень, где жители вели нищенское существование в ветхих хижинах, построенных бог знает из чего. Если днем было очень жарко и пыльно, то ночью, когда солнце садилось за горизонт и прятало свои палящие лучи, становилось очень холодно. Ровена, как и все остальные, радовалась тому, что они взяли с собой шатры, которые обеспечивали хоть немного тепла.

Они ехали так быстро, как только это было возможно, останавливаясь на привал в середине дня, когда было жарче всего, чтобы спрятаться от солнца, поесть и дать отдых лошадям. Двух мужчин, которых Тобиас взял с собой для сопровождения, звали Генри и Сэм. Обоим было около тридцати лет, и оба отличались на редкость крепким сложением.

Из прочих моряков они выгодно выделялись еще и тем, что выполняли приказания без лишних вопросов и разговоров и любое дело выходило у них лучше, чем у остальных. Тобиас сообщил им цель миссии, а также и то, что молодая леди, за которую он намеревается предложить выкуп, – сестра мастера Роуэна. Генри и Сэм прослужили на корабле Тобиаса больше десяти лет.

Ровене стоило невероятных усилий скрывать от Генри и Сэма свою истинную природу, и она с огромной осторожностью справляла свои естественные надобности, долго выискивая место, где она была бы совершенно одна, и полагаясь на Тобиаса, который должен был отвлекать их внимание.


После трех ночевок в пути, в ту минуту, когда солнце постепенно опускалось за горизонт, окрашивая небеса в чудесные оттенки малинового и золотого, путники впервые увидели впереди очертания Мекнеса. Они молча замерли, вглядываясь в город, стоящий на реке Факран, построенный султаном Мулай Исмаилом, который по-прежнему управлял своим огромным государством с помощью страха и насилия.

Возделанные поля и фруктовые сады окружали низкие домики предместья. За ними стремилась вверх высокая белая стена, отделанная резными, напоминавшими кружева зубцами. В лучах заходящего солнца она казалась розовой и походила больше на сахарное украшение, творение искуснейшего кондитера. Это придавало пейзажу сказочный, завораживающий вид. Стена растянулась на много миль в обе стороны, так что путники не видели ни ее начала, ни конца. За ней можно было разглядеть целый лес сверкающих, точно звезды, башен и минаретов, а также позолоченные купола дворца султана. На его постройку Мулай Исмаил не пожалел ни сил, ни средств – дворец являлся неприступной крепостью, способной выдержать натиск сильнейшей армии на свете.

Ровена не могла поверить своим глазам. Она молча смотрела на этот восхитительный розовый алмаз.

– Что за человек смог построить такой дворец? – прошептала она, совершенно потрясенная.

– Император, – просто ответил Тобиас. – Строительство здесь не останавливается. Все, что вы видите, – стена, каждая колонна, каждое укрепление, – было возведено армией христианских рабов, которых держат в ужасных условиях. Очень многие не выдерживают тяжелейшего труда и гибнут. Почти каждый день султан отдает приказ построить новое здание, и силами рабов оно создается почти мгновенно – и так же мгновенно разрушается, если Мулай Исмаилу оно пришлось не по вкусу. То, на что вы смотрите, – лишь один из его дворцов, часть целого. На самом деле это огромный ансамбль, включающий в себя еще по меньшей мере пятьдесят дворцов, где держат свои дворы хитрые интриганы визири и евнухи. В нем все связано – конюшни, сады для прогулок, плодовые сады, гаремы, где живут наложницы султана… их уже несколько сотен. Точного числа не знает никто.

– Но как же дети? – спросила Ровена, ошеломленная цифрами.

– Обо всех них очень хорошо заботятся.

– А что же делают весь день женщины из гарема, если они полностью отрезаны от окружающего мира? Да еще при том, что их сотни и они собраны вместе. Я не могу представить себе худшей участи. Им не бывает скучно?

Вопрос Ровены позабавил Тобиаса. Он тихо рассмеялся:

– Я думаю, им скучно постоянно. Вы должны лучше, чем я, знать, чем занимаются женщины – прихорашиваются, наводят красоту, раскрашивают лица, сидя перед зеркалами, полагаю… часами напролет, потому что времени у них – некуда девать, а делать больше нечего.

– И некому показаться, кроме друг друга, поскольку султан, это очевидно, не может быть с ними часто – их ведь так много. – Она вздохнула и обвела город глазами. – Где же сейчас Джейн? Если дворцовый ансамбль так велик, как вы говорите, мы можем не найти ее никогда. А еще и охрана! Дворец кажется мне неуязвимым.

– Город строился с учетом возможной осады. С гигантскими амбарами, полными зерна, и собственным водохранилищем, а также огромной регулярной армией, он способен продержаться десятки лет.

К удивлению Ровены, Тобиас вдруг дернул лошадь за поводья и свернул с дороги, показывая Генри и Сэму сделать то же самое.

– Что вы делаете? – прокричала она им вслед. – Почему мы не можем въехать в город?

– Сегодня мы все равно ничего не добьемся. Поедим и переночуем вне Мекнеса. Если мы въедем туда нынче вечером, нам придется искать ночлег, а это может привлечь к нам внимание. Лучше начать поиски и расспросы завтра утром.

В этом есть разумное зерно, с неохотой признала Ровена и последовала за мужчинами. Они нашли подходящее место для лагеря, решив, что безопаснее всего будет устроиться в рощице из высоких деревьев, расположенной на некотором расстоянии от дороги.

Ровена соскочила с лошади и начала готовиться к еще одной ночи под открытым небом.


Утром следующего дня она проснулась рано в нетерпении, когда наконец они поедут в Мекнес. Однако она с удивлением обнаружила, что Генри и Сэм сидят на корточках возле своего шатра и, судя по всему, никуда не торопятся. Тобиас возился с лошадьми. Три из них щипали редкую травку, и он надевал седло на четвертую.