На владельца гостиницы произвели впечатление его новые гости, бывшие, без сомнения, знатными господами, несмотря на весь их растрепанный вид.

Когда Камилла поднялась в комнату, чтобы привести себя в порядок, она просто ужаснулась, взглянув в зеркало. Лицо ее было в пыли, волосы находились в полнейшем беспорядке, а амазонка покрыта грязью. Она быстро умылась, причесала и уложила волосы, а хозяйка, удивляясь роскошному бархату амазонки, с помощью щетки вернула костюму какое-то подобие его былого великолепия.

Хозяйка смотрела на Камиллу с большим любопытством. Какое счастье, что женщина не могла ни о чем спросить. В любом случае девушка была слишком голодна, чтобы вести беседы, и отчаянно торопилась спуститься в отдельную гостиную, где ее ожидала роскошная трапеза, приготовленная по распоряжению Хьюго Чеверли.

Они с аппетитом поглощали еду, пока, наконец, Камилла не призналась, что больше ни в состоянии съесть ни кусочка. Во время еды они почти не разговаривали, потому что оба были слишком голодны. Теперь же Хьюго, держа стакан с вином в руке, откинулся на спинку стула и сказал:

– Вы выглядите так, словно собрались на бал. Как вы можете выдерживать такую огромную физическую нагрузку и в то же время производить впечатление, что вам едва хватит сил, чтобы сорвать цветок?

– Неужели я действительно так выгляжу? Уверяю вас, на самом деле я очень вынослива. Я всегда перегоняла верхом брата, а когда мы, бывало, бродили по окрестностям, что мама считала очень неженственным, клянусь, к концу дня брат уставал сильнее, чем я.

– Такая тренировка сослужила вам сейчас хорошую службу, – сказал Хьюго. – О моя дорогая, я бы никогда не простил себе, если бы вы не смогли перенести всех этих тягот!

– Мы еще не в Амстердаме, – напомнила ему Камилла.

– Нам осталось проехать всего двадцать пять миль. Хозяин гостиницы пообещал дать нам свежих лошадей. Бог знает, что это будут за животные, но хозяин клянется, что они бодрые и отдохнувшие. Может быть, вы предпочтете, чтобы я нанял для вас повозку?

– Вы сошли с ума. Сами же говорили, что нас ищут кавалеристы. Поедемте, мы не можем больше задерживаться.

– Мне стыдно, что я так много требую от вас. Если вы свалитесь от истощения сил, в этом буду виноват только я.

– Давайте поторопимся, – настаивала Камилла. – Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не услышу английскую речь и не буду уверена, что в посольстве я нахожусь на территории Англии.

– Тогда в путь, – сказал Хьюго, поднимаясь из-за стола и подавая Камилле руку.

Камилла в ответ протянула свою и поднялась. И вдруг, движимые какой-то силой, они бросились в объятья друг другу. Камилла положила голову на грудь Хьюго, а он нагнулся, ища ее губы. На мгновение все вокруг исчезло, не существовало больше ничего, кроме чуда его прикосновения и всепоглощающего чувства, что она вся, без остатка, принадлежит ему.

– Я обожаю вас, – сказал Хьюго растроганно.

Губы их встретились и слились в долгом поцелуе. Потом они разжали свои объятия и направились к лошадям.

Теперь они ехали гораздо медленнее. Лошади двигались неторопливой рысцой, к которой привыкли, хотя на них пытались воздействовать уговорами, а то и ударами кнута.

Время после полудня тянулось бесконечно долго, и Камилла вдруг почувствовала, что все ее тело охватила невыразимая усталость. Она не осмеливалась признаться Хьюго, как сильно от длительного пребывания в седле у нее болят спина и ноги.

Когда родители Камиллы разорились, все лошади были проданы и в конюшне осталась только одна старая кляча, которую использовали лишь для того, чтобы послать кого-нибудь с поручением в деревню. Лошадь была слишком старой и неповоротливой для верховой езды, и, сев в Мелденштейне на настоящего коня, Камилла сразу же почувствовала, насколько потеряла форму.

Сейчас она знала, что только сила воли удерживает ее в седле. Простиравшиеся вокруг ровные зеленые поля, пересеченные серебристыми каналами, казались ей бесконечными. Неожиданно в страхе, что еще немного, и она упадет, Камилла вцепилась в переднюю луку седла, как тогда когда они пересекали реку.

Увидев, что происходит, Хьюго подъехал ближе и, взяв выпущенные Камиллой поводья, повел ее лошадь рядом со своей. Девушка не протестовала, она просто сидела, размышляя над тем, как долго еще сможет продержаться в седле, чтобы не подвести ехавшего рядом с ней человека.

И именно в это мгновение, с трудом подняв глаза, Камилла увидела, как впереди блеснуло что-то голубое. Это зрелище оживило ее, как глоток шампанского.

«Море!» – попыталась она сказать, но, задохнувшись от пыли, не смогла вымолвить ни слова.

– Мы приехали! – воскликнул Хьюго.

Теперь Камилла нашла в себе силы взять поводья, и лошади дружно застучали копытами по булыжным мостовым Амстердама.

До британского посольства было совсем недалеко, но дорога туда показалась Камилле бесконечной. Наконец они оказались у дверей большого здания с портиком, и Хьюго спрыгнул на землю. Камилла не двигалась: она точно превратилась в камень. Когда Хьюго снял ее с лошади, девушка почувствовала, что ноги ее онемели, а руки бессильно повисли. Поднявшись по лестнице с Камиллой на руках мимо удивленных лакеев, Хьюго вошел в зал.

– Мне нужно немедленно видеть господина посла, – заявил он мажордому. Однако, взглянув на побелевшее лицо Камиллы и ее закрытые глаза, передумал: – Нет, проводите меня сначала в спальню.

Камилла находилась в полуобморочном состоянии, но чувствовала, что Хьюго несет ее наверх. Она знала, что теперь находится в полной безопасности, а сильные руки Хьюго надежно защищают ее, унося прочь все ее страхи. Девушка почувствовала, как он опустил ее на мягкую кровать. Когда он выпустил ее из своих объятий, она хотела закричать, чтобы он остался, но силы покинули ее.

Некоторое время спустя Камилла обнаружила, что к ее губам поднесли бокал коньяка, а услышав звук льющейся воды, поняла, что ей готовят ванну. Она открыла глаза и увидела трех горничных.

– Выпейте это, мэм, – сказала самая старшая из них по-английски.

Камилла послушно проглотила коньяк и почувствовала, как огненная жидкость обожгла ей горло и вернула к действительности.

– И… извините меня, – пробормотала она.

– Вам совершенно не за что извиняться, мэм, – сказала горничная. – Его светлость просил меня позаботиться о вас. Как я понимаю, вы очень долго ехали верхом. Лежите спокойно, мэм, горячая ванна – это то, что вам сейчас нужно.

– О да, – согласилась Камилла. – Как глупо с моей стороны… было свалиться… в последний момент, но я почувствовала, словно мои ноги… больше не принадлежат мне.

– Еще глоточек коньяку, мэм, – сказала горничная тоном няньки, которая рассчитывает на полное послушание и твердо знает, что в данный момент лучше всего для ее подопечного.

Камилла допила коньяк, затем маленькими глотками выпила предложенный ей горячий бульон и погрузилась в ванну, приготовленную, как сказала горничная, со специальной солью одного из французских минеральных источников.

– Ее светлость всегда принимает ванну с этой солью после трудного дня, – пояснила горничная.

– Я должна поблагодарить ее светлость, – сказала Камилла, – я просто чувствую, как усталость покидает меня.

– Ее светлость сейчас в Англии, – объяснила служанка, – здесь только его светлость. Он ждет внизу, чтобы повидать вас, мэм, как только вам станет лучше.

Камилла вспомнила, кто будет ждать ее вместе с послом, и почувствовала, как к ней возвращаются силы и энергия. Она настояла на том, чтобы сразу же, вымывшись, покинуть ванну, и позволила одной из служанок вытереть ее мягким подогретым полотенцем, решив, что так будет быстрее.

– Где моя одежда? – спросила она.

– Я взяла на себя смелость, мэм, – ответила старшая из горничных, – принести вам одно из платьев дочери ее светлости. Она примерно ваших размеров, а с вашей амазонкой придется повозиться, чтобы привести ее в порядок.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Камилла и не смогла удержаться от восклицания, когда горничная добавила:

– Его милость сказал, что вы сегодня выходите замуж. Это платье самое подходящее для невесты.

– Оно прелестно! – воскликнула Камилла, зная, что платье из белого шелка, с отделкой из валансьенских кружев на рукавах и оборках юбки, будет ей очень к лицу.

В дверь постучали – это одна из молодых горничных принесла Камилле букет камелий. Старшая горничная перевела слова девушки, доставившей цветы.

– С наилучшими пожеланиями от его светлости! – улыбнулась она, – Это его любимые цветы. Ее светлости редко удается упросить его срезать для нее хотя бы один цветок!

– Как мило с его стороны! – пробормотала Камилла.

Горничная взяла три камелии из букета и украсила ими прическу Камиллы на манер диадемы. Цветы делали Камиллу похожей на нимфу, она была юной и свежей, как Персефона, возвещающая приход весны.

– Вы очаровательная невеста, мэм! – воскликнула горничная. Ее слова подтверждались сияющими восхищением глазами молодых служанок.

– Благодарю вас, – сказала Камилла. – Однако мне, наверное, следует поторопиться.

– Одну минуту, мэм, – остановила ее горничная, – Вот ожерелье из драгоценных жемчужин. Дочь ее светлости всегда надевает его с этим платьем. Я уверена, она хотела бы, чтобы вы сегодня надели его.

– О нет, нет, я не посмею больше ничего взять, – запротестовала Камилла.

– Не сомневаюсь, что вы хотели бы предстать перед джентльменами как никогда очаровательной. Я буду думать, что не справилась со своими обязанностями, если не сумею помочь такой прелестной молодой даме, как вы, выглядеть по-настоящему прекрасной.

Камилла улыбнулась и больше не протестовала. Ожерелье только подчеркивало красоту ее нежной шеи и оттеняло белизну кожи. Девушка страстно желала, чтобы Хьюго увидел ее во всем блеске. Они столько перенесли вместе, а сейчас она вдруг почувствовала смущение.