От этой мысли Камилла вздрогнула. Она поежилась, вспоминая князя, его голос, сразу же вызвавший у нее отвращение, его ледяные руки, странные глаза и темные круги под ними.

«Должно быть, он серьезно болен, – решила девушка. – Почему его мать не может честно сказать об этом? Она, наверное, думает, что я какая-нибудь простушка, которую можно обмануть рассказами о том, как он любит свой народ и как он робок только в моем присутствии?»

Камилла сказала себе, что не верит ни слову из того, что рассказывала ей княгиня, но потом с отчаянием подумала, какие у нее основания не верить ей? Ей не к кому было обратиться с вопросами, не с кем было обсудить все, что ее волновало.

Она знала, что даже думать о Хьюго Чеверли было опасно. Весь вечер она буквально заставляла себя не вспоминать о минутах, проведенных рядом с ним, о том, что он говорил ей прошедшей ночью. Но она также знала, что пытается обмануть себя. Хьюго стал частью ее жизни, и от этого ей было не уйти. Каждый ее вздох говорил ей, что он здесь, в ее сердце.

Камилла уселась за секретер и подумала, осмелилась ли бы она написать Хьюго. Перед ее глазами стояли строки на белой бумаге, украшенной гербом Мелденштейна:

«Мой дорогой… любовь моя… как я буду жить без тебя?»

Разве могла она написать подобные слова? Она прекрасно знала, что это было бы чудовищным нарушением всех приличий, но ее сердце томилось по Хьюго.

Неожиданно в дверь постучали. Камилла замерла, а потом, надеясь на чудо, подумала, неужели то, что она так нуждалась сейчас в его присутствии, привело Хьюго к ней? Вдруг ему каким-то образом удалось отделаться от шпионов и прийти сюда?

Стук повторился, и Камилла заставила себя произнести обычным голосом:

– Пожалуйста, войдите.

Дверь приоткрылась. Свечи в канделябрах не были зажжены, и будуар освещался только свечами, стоящими на секретере. На мгновение девушке показалось, что она грезит, ибо в комнату вошла невысокая женщина в богато расшитом национальном китайском костюме. В ее темных, зачесанных в высокую прическу волосах поблескивали декоративные гребни, что указывало на ее высокое положение.

У Камиллы промелькнула мысль, что это, возможно, одна из гостий, приглашенных на свадьбу. В полной тишине китаянка пристально оглядела девушку с ног до головы, что та сочла просто оскорбительным. Ее фарфоровое личико было лишено всякого выражения, а во всем облике чудилось что-то зловещее.

– Вы желали видеть меня? – запинаясь, спросила Камилла, охваченная внезапным страхом.

Черные узкие глаза женщины загадочно мерцали. Она ответила по-английски, но высокий певучий голос, несомненно, принадлежал жительнице Востока.

– Его высочество хочет видеть вас. Пойдемте.

– Сейчас? – спросила Камилла.

– Немедленно.

Камилла положила перо, которое продолжала держать в руке.

– Я думала, его высочество устраивает сегодня холостяцкий вечер, – заметила она только ради того, чтобы что-нибудь сказать.

Ее мучил вопрос, следует ли принимать подобное весьма странное приглашение. Ясно было, что китаянка явилась в ее комнату без ведома или одобрения княгини, которая наверняка ничего об этом не знала.

– Пошли!

Китаянка кивнула, и Камилла почувствовала, что не может не подчиниться ее распоряжению. В этот момент она пожалела, что здесь нет сопровождавшей ее фрейлины. Было ясно, что ее будущий муж изменил свои планы и решил побеседовать с ней перед завтрашней церемонией. В этом случае им вовсе не обязательно было испрашивать, как детям, разрешения княгини, чтобы встретиться.

Китаянка направилась вдоль по коридору. Пройдя некоторое расстояние, Камилла поняла, что покои князя находятся в отдаленном крыле дворца.

Наконец они подошли к большой двери, охраняемой двумя часовыми. Китаянка проследовала мимо, даже не удостоив их взгляда. Часовые стояли навытяжку, глядя прямо перед собой. Женщина постучала, двери мгновенно распахнулись, и Камилла увидела, что слуга, открывший их, тоже китаец.

Девушка вошла внутрь и едва удержалась от громкого восклицания. Комната была убрана в восточном стиле – черные стены, узорчатые цветные портьеры, огромные золоченые китайские драконы и всепроникающий аромат ладана. В помещении было темно, горел только один факел, вставленный в железное кольцо.

Перед ними была еще одна дверь. Китаянка остановилась и снова пристально оглядела Камиллу с ног до головы.

– Сейчас вы увидите человека, за которого собираетесь выйти замуж, – наконец произнесла она. Голос китаянки звучал так ужасно, что Камилла поняла: ее первое впечатление было правильным – эта женщина была воплощением зла.

Девушка хотела немедленно бежать отсюда, но было уже слишком поздно. Дверь бесшумно открылась, и она увидела, что представившаяся их взору комната освещена лишь двумя большими свечами в дальнем конце.

Между этими свечами на возвышении сидел человек в одежде китайского мандарина. Руки его скрывали широкие расшитые рукава. Где-то прозвучал гонг. Камилла замерла в удивлении. Постепенно глаза ее привыкли к полутьме, и она узнала человека, сидевшего перед ней. Это был князь!

– Вы посылали за мной? – Голос девушки прозвучал тихо и потерянно.

Запах ладана казался удушливым. В тусклом свете Камилла различила какое-то движение возле помоста и обнаружила, что в комнате было еще несколько китайцев. Они стояли на коленях и наблюдали за ней из полумрака.

«Они собираются убить меня!» – с ужасом подумала она, и ей захотелось бежать отсюда и оказаться рядом с Хьюго Чеверли.

Сама мысль о Хьюго придала Камилле мужества. Она не покажет им свой страх и не позволит князю или этой китаянке запугать себя. Ступая по мягкому ковру, делавшему ее шаги бесшумными, Камилла приблизилась к возвышению. Именно в тот момент, когда она подошла почти вплотную к князю, он встал на ноги.

– Как ты посмела приблизиться ко мне без моего позволения?! – закричал князь.

Голос его больше не был безжизненным и лишенным выражения, как раньше. Сейчас он звучал глубоко и сильно, грубо и жестко.

Инстинктивно Камилла остановилась, в изумлении глядя на князя. Он казался необыкновенно высоким, глаза его больше не были темными, они светились каким-то странным огнем, и все лицо князя преобразилось. Голову его венчала шапочка мандарина, похожая на темную корону, что придавало князю почти сатанинский вид.

– Я твой король, твой император, – кричал он, и его голос эхом разносился по комнате. – Ты не можешь даже пошевелиться без моего разрешения, а в моем присутствии должна стоять на коленях. На колени!

Это был приказ, и князь указал на пол около своих ног. Но Камилла стояла, глядя на князя, и даже не пыталась повиноваться.

– Я Камилла, ваша будущая жена, – проговорила она. – Разве вы не узнаете меня?

Она подумала, что он, должно быть, находится в состоянии транса, раз говорит с ней подобным образом.

– Я узнаю тебя, – ответил он. – Ты женщина и будешь повиноваться. На колени, перед тобой твой повелитель!

– Это нелепо, – ответила Камилла. Внезапно гнев уничтожил весь ее страх. – Я не собираюсь преклонять колени ни перед вами, ни перед каким-либо другим мужчиной. Если вы желаете поговорить со мной, я сяду и побеседую с вами. В противном случае я удалюсь.

– Ты будешь повиноваться мне.

На этот раз он не кричал. Он буквально выплевывал в нее каждое слово. Он щелкнул пальцами, и, к ужасу Камиллы, с обеих сторон от помоста появилось по китайцу. Они схватили ее за руки и силой заставили встать на колени. Камилла даже не успела оказать им сопротивления, настолько она была потрясена. Когда она уже стояла на коленях, китайцы отпустили ее руки, но так и остались стоять, словно часовые, справа и слеза от нее.

– Как вы можете допустить, чтобы эти люди прикасались ко мне? Как вы смеете обращаться со мной подобным образом?

– Наклони голову, – приказал князь.

Посмотрев в лицо князю, Камилла поняла, что он совершенно безумен. Только безумец мог разговаривать подобным образом, только у сумасшедшего могли быть такие пылающие диким огнем глаза и искаженное до неузнаваемости лицо.

– Я этого не сделаю, – ответила Камилла и поняла, что не только пренебрегает приказом склонить голову, но и оказывает неповиновение самому князю – человеку, вселяющему ужас и внушающему трепет, человеку, за которого она, проделав длинный путь из Англии, собиралась выйти замуж, человеку, который лишился рассудка и не может быть мужем ни для какой женщины.

Когда Камилла произнесла эти слова, она увидела, как в глазах князя вспыхнуло бешенство. Впоследствии она не была вполне уверена, что именно произошло. Ей показалось, что это женщина вложила кнут в руку князя. Китайцы, стоявшие рядом с Камиллой, вдруг упали ничком на пол, а затем она почувствовала, как длинный кожаный бич, наверное, такой же, каким египтяне хлестали своих рабов, щелкнул в воздухе и обвился вокруг ее обнаженных плеч.

От неожиданности и сильной боли у Камиллы перехватило дыхание. Затем кнут щелкнул снова, и она пронзительно закричала. Охваченная ужасом, лишившим ее способности думать, девушка смотрела на возвышающегося над ней князя. Рывком он поднял ее на ноги и, держа ее, совершенно беспомощную, одной рукой, другой рванул на ней платье, словно хотел сдернуть его. Она сопротивлялась и кричала, но была бессильна что-либо сделать. Князь держал ее мертвой хваткой маньяка. Она успела со страхом подумать, что он разденет ее донага, когда тихий голос произнес:

– Этого достаточно – на сегодня.

Слова эти принадлежали китаянке. Князь сразу же отпустил Камиллу, и она выскользнула из его страшных лап, словно марионетка. Упав на пол, девушка от перенесенного кошмара и ужаса тотчас же лишилась чувств. Когда она снова открыла глаза, ни князя, ни китаянки в комнате уже не было.

Подавив вырывающиеся из груди рыдания, девушка с трудом поднялась на ноги, чувствуя тошноту и головокружение. Она знала, что китайцы наблюдают за ней, но никого не видела и не слышала, пока, шатаясь, шла по комнате, придерживая на груди разорванное платье. Первая дверь открылась сама. Камилла проследовала дальше, и человек, до этого впустивший ее, открыл наружную дверь.