Елена Жаринова - Брак по завещанию

Остановившись возле двери, он, не оборачиваясь, глухо сказал:

— Сейчас поспи, но к семи утра будь готова. К этому времени должны привезти тело Горовитца. Он спас наши жизни, и я хочу, чтобы мы отдали ему последний долг вместе.

В эту ночь Сандра так и не сомкнула глаз. Ей никак не удавалось осмыслить прочитанное. Было невозможно поверить, что все это действительно происходило с ее мамой. С мамой, которая умела так заразительно смеяться, так вкусно солить рыжики и так мелодично напевать английские песенки… И никогда, ни единым словом не обмолвилась о том, какие приключения ей пришлось пережить. Но если она так любила Теренса Харпера, как же она смогла выйти замуж за отца Сандры, человека ничем не выдающегося, ни в чем ни примечательного?..

А потом в двери спальни постучала горничная и сообщила, что мистер Дражкович уже приехал. Сандра автоматически надела спортивный костюм, автоматически спустилась по лестнице…

После тренировки она пригласила Милоша позавтракать вместе, а пока он смотрел по телевизору новости, она переодевалась наверху, чтобы ехать в офис.

Первой, кого она встретила в доме, в котором прожила несколько месяцев, была Расти. Сандра остановилась в нерешительности, но рыжая девчонка подошла к ней сама.

— Привет! — Расти подняла свои светло-зеленые глаза, и Сандре показалось, что в них как будто умерло что-то. Тем не менее Расти улыбалась. — Знаешь, — сказала она, — я так расстроилась, когда узнала, что ты теперь живешь в другом месте. Я уже привыкла, что твоя дверь рядом. А теперь Шольц распорядился переоборудовать эту комнату под еще один офис.

— У меня есть для тебя подарок на Рождество, — сказала Сандра. — Но я не знала, что ты уже вернулась, и не взяла его с собой. Может быть, заедешь ко мне вечером?

— Это было бы чудесно, — протянула девчонка, — но, боюсь, сегодня я не смогу.

— Ну, тогда завтра.

— Лучше привези подарок сюда! — И Расти улыбнулась почти прежней улыбкой.

Во время занятий Сандра постоянно возвращалась мыслями к недочитанному дневнику. Но и то, что она успела прочесть, отчасти объясняло ее собственную нынешнюю судьбу. Фигура Теренса Харпера, из-за которой так переменилась ее жизнь, начинала обретать плоть и кровь, голос и характер… И это новое знание пугало — девушка видела, что в чем-то ее нынешние отношения с Урмасом повторяют то, что происходило когда-то между ее матерью и Теренсом Харпером… Обе они были влюблены в холодных расчетливых мужчин. Но ведь потом Харпер искренне полюбил ее мать, иначе он не оставил бы этого завещания! Что-то ждет впереди ее, Сандру?..

Возвращаясь на Уайтгифт стрит, она вела машину домой сама. Новогоднее небо пролилось неожиданным дождем, который «дворники» не успевали стирать с лобового стекла, и Лондон казался девушке размытым, словно мираж, состоящий из переливающихся огней, людских силуэтов и тумана.

В доме было непривычно пусто. Раньше она постоянно ощущала рядом присутствие членов команды, здесь же ее встречала только вышколенная прислуга. Сандра вдруг пожалела, что в доме нет собаки или кошки. Но как можно заводить животное, не зная, что ожидает тебя завтра? Правда, у нее есть зимний сад. Молчаливые растения — это то самое общество, которое ей сейчас нужно…

После ужина девушка устроилась на скамейке с дневником в руках. За окном царил лондонский мрак, а здесь капельки влаги скатывались по широким блестящим листьям тропических растений.

«Теренс любит меня! — прочитала она запись от четырнадцатого апреля. — Сегодня он сказал, что я добилась своего. Я и не знала, что бывает такое счастье…»

После этого дня Мария долго ничего не записывала, и Сандра подумала, что, наверное, она пребывала в любовной эйфории. Новые записи появились только следующей весной. С каждым днем они становились все пространнее — Мария говорила сама с собой, и в ее голосе появилась боль…

Унижение любовницы, от которой мужчина всегда возвращается к жене… Короткое счастье и долгие годы безнадежной борьбы за любимого… А когда контракт Марии Козинцевой с корпорацией Харпера стал подходить к концу, записи в дневнике зазвенели настоящим отчаянием.

«Я не знаю, что делать, — писала Мария в сентябре пятьдесят седьмого года. — Теренс не сомневается, что я останусь с ним. Он собирается продлить контракт и не понимает, что для меня это невозможно, что я больше не вынесу! Каждый раз, когда мы вместе, я мечтаю, чтобы частичка его осталась во мне. Но он так пугается этой мысли, как будто я предлагаю ему кого-нибудь убить. Да что там, убийства он бы так не испугался!

Мне двадцать семь лет, я живу в чужой стране и даже не знаю, живы ли мои родные, потому что им опасно получать письма из-за границы. Мне никогда не стать женой человека, которого я люблю. И изменить это невозможно».

— Завтра я улетаю домой, — сказала она.

— В каком смысле? — Теренс Харпер удивленно поднял брови.

— В Советский Союз. Я уже взяла билет до Москвы.

Он смотрел на стоявшую перед ним женщину, не узнавая ее. Да, он ценил в ней твердость духа и упорный характер, но с ним она всегда становилась мягкой и уступчивой.

— Остынь, — сказал он, все еще не веря. — Это безумие. Нам хорошо вместе. Разве я чем-то тебя обидел?

— Нет! — Перегнувшись через стол, она страстно заговорила, глядя ему в глаза: — Ты ничем меня не обидел. Наоборот, ты подарил мне любовь, о которой можно было только мечтать. Но теперь мне мало одной любви… Пойми, что для меня это расставание гораздо больней, чем для тебя. Но если я останусь, я погибну. Отпусти меня с миром.

— Ты хотя бы понимаешь, куда ты собираешься ехать? Это настоящее безумие! — повторил Теренс Харпер, поднялся из-за стола и подошел к большому окну кабинета. — Неужели все дело в этих постоянных разговорах о ребенке?

— Пойми, я могла бы ждать еще долго. Но я знаю, что ждать нечего. Поэтому я уезжаю. И прошу, не уговаривай меня!

— Сейчас у меня совещание, но вечером я приеду к тебе, и мы все обсудим.

— Нет, — с улыбкой она покачала головой.

В кабинете повисла тишина, прерываемая лишь ходом старинных настенных часов. Женщина уже стояла у двери, словно ожидая какого-то последнего знака, чтобы уйти. Мужчина, повернувшись к ней спиной, смотрел в окно. Когда он заговорил, его голос уже звучал спокойно:

— Ты права, Маша. Удачи! Прощай.

Она молча кивнула и вышла.

* * *

На этом английская часть дневника Марии Козинцевой заканчивалась.

Дальше речь шла о событиях, о которых Сандра знала.

Самолет, в котором летела ее будущая мать, совершил вынужденную посадку в Рижском аэропорту. Из-за нелетной погоды ждать следующего рейса на Москву можно было несколько дней, и она решила добираться поездом. Перед кассой очередь сходила с ума, но каким-то чудом Марии все же удалось взять билет.

Оказалось, что она совсем отвыкла от поездов своей родины. В плацкартном вагоне невыносимо пахло потом и перегаром, и на первой же станции она вышла подышать. Поезд должен был простоять здесь несколько минут, и она решила, что успеет купить в буфете минеральной воды. Но в очереди у нее вдруг закружилась голова — то ли сказывалась духота вагона, то ли отчаянное нервное напряжение последних дней, — Маша сделала несколько шагов в сторону и почувствовала, что ставшие ватными ноги отказываются слушаться ее… Потом в глазах почернело, и, теряя сознание, она упала на грязный пол привокзального буфета.

Очнулась она уже сидя на стуле. Светловолосый сероглазый юноша бережно поддерживал ее голову и пытался напоить Машу водой. Так судьба привела ее в объятия Эгилса Рудевичуса, будущего отца Сандры, а тогда — студента университета. По-русски Эгилс говорил почти без акцепта.

Он был моложе ее на шесть лет. Когда он смотрел на нее, стройную красавицу в заграничном костюме, его серые глаза светились восторгом. Выяснив, каким поездом она ехала, он куда-то побежал договариваться, чтобы Машин багаж вынесли из вагона на следующей станции. Через некоторое время она почувствовала себя лучше, и тогда они вдвоем поехали за багажом на автобусе. Потом молодой латыш настоял, чтобы девушка переночевала у него, пообещав, что завтра его мать поможет с билетом на московский поезд.

Мать Эгилса, высокая рыжеволосая вдова, увидев на пороге своего дома незнакомую девушку не выразила никакого удивления. Время было уже позднее, она, видимо, собиралась спать, но, поговорив с сыном по-латышски, уступила свою комнату Маше.

Ночью Эгилс услышал доносившиеся из этой комнаты сдавленные рыдания и, не раздумывая, вошел. Он спросил, не может ли чем-нибудь помочь, и она, как потерявшийся ребенок, в отчаянии протянула к нему руки.

«Я не хотела жить, — позднее записала она в дневнике. — В ту ночь Эгилс спас меня».

Скромную свадьбу сыграли через полтора месяца, и для Маши началась новая жизнь. Эгилс учился, она зарабатывала переводами. После окончания университета Эгилс устроился на работу в Риге, и тогда Маша родила Сандру.

Когда девочке исполнился год, Мария Козинцева собралась наконец съездить на родину в Осташков. Поездка оказалась печальной. Матери уже не было в живых, отец сильно пил, двое братьев жили своими семьями. Все смотрели на Машу, как на отрезанный ломоть. Больше с родней она уже не встречалась…

«Как странно сплелись нити судьбы!» — думала Сандра: Мария Козинцева любила Теренса Харпера, но вышла замуж за другого человека. Она, Сандра, влюблена в мужчину, который считает Теренса своим учителем, но эта любовь тоже обречена, потому что сам Теренс завещал ей стать женой его сына…

По крыше оранжереи ритмично барабанил дождь. Взглянув на часы, девушка закрыла дневник и поднялась со скамейки.