Рассердившись на него, девушка стала думать о Джеймсе Харпере. Он показался ей очень красивым. Ни фотографии, ни видеосъемка не давали полного представления о том, насколько он привлекателен — наверное, все дело было в улыбке, с которой он смотрел на юную блондинку. Внезапно Сандра ощутила ее как свою соперницу. Но почему тогда ее имя не было занесено в компьютер?

Сравнивая блондинку с собой, Сандра не могла найти у нее ни одного преимущества, кроме того, что она-то уж наверняка не раздумывает над тем, какая вилка предназначена для какого блюда и не роняет ножи на тарелку. Какая пропасть отделяет ее от этих людей, в круг которых она так самонадеянно собирается войти! Усилия всех учителей уже казались ей тщетными: она все равно останется лишь цирковым медведем, хорошо обученным нескольким трюкам. Царственная невозмутимость благородного тигра, на которого ей в шутку предложил равняться Шольц еще в далекой Риге, доступна лишь тем, у кого она в крови — разве можно этому научиться? И девушка вдруг почувствовала щемящую ностальгию, которая почти не тревожила ее до сих пор. Она вспомнила комнатку в квартире Ядвиги, университетские аудитории, Максима, даже отца — сейчас обо всех них она думала с нежностью. И мама! Сандра бы не стала спрашивать у нее совета, она просто прижалась бы носом к родной, пахнущей сиренью блузке и вернулась бы в детство… В детство, в котором не было этих чужих людей и принесенных ими проблем…

Ее отвлек короткий щелчок зажигалки Шольца — мужчина закурил и продолжал молчать. Похоже, он разочаровался в ней. «Неужели этого проклятого упавшего на тарелку ножа достаточно для того, чтобы разорвать контракт?» — подумала она, возвращаясь к реальности.

Шольц достал телефон и коротко сказал: «Мы подъезжаем». Сандра решила, что в ее присутствии он не хочет огорчать членов команды ее «успехами». Как она теперь посмотрит в глаза Расти и Милошу? Она вспомнила свой разговор с Расти: «Ни один из нас ради своих или чужих личных чувств не нарушит обязательств». Их симпатия к Сандре не выдержит такого испытания! В этих раздумьях девушка даже не заметила, как машина въехала в ворота знакомого дома.

Подав руку, Шольц помог ей выйти из салона, и она неловко наступила на подол своего серебряного платья, только чудом не порвав его. Однако ее спутник словно не заметил этого — молча, поддерживая под локоть, он вел ее к лифту.

В холле никто не попался им навстречу, и девушка облегченно вздохнула. Дом словно вымер. «Ну что, мне собирать чемодан?» — вертелось на языке у Сандры.

Лифт остановился на четвертом этаже, где располагались апартаменты Урмаса Шольца. Распахнув дверь, он пропустил Сандру вперед и, зайдя следом, помог ей снять норковое манто, после чего аккуратно убрал его в шкаф. Оставив девушку оглядывать полупустую комнату, где она еще ни разу не была, хозяин вышел в другую дверь. Сандре стало холодно. Обхватив руками голые плечи, она застыла, не зная, что делать дальше.

Шольц вернулся через несколько минут, взял ее за руку и, по-прежнему не говоря ни слова, быстро повел за собой. Через несколько секунд они оказались в ванной комнате, где стены, пол и сама ванна были темно-синими. Здесь Шольц внезапно подхватил Сандру на руки и прямо в платье опустил в горячую, источавшую аромат незнакомых цветов воду. От неожиданности она взвизгнула и замолотила ногами, сбрасывая туфли, одна из которых корабликом закачалась посреди айсбергов пены. Шольц смотрел на нее, и она не могла понять выражения его лица… А потом он наклонился к ней и сказал:

— Ты прелесть, детка!

— Что это значит? — спросила она, убирая с лица намокшие волосы.

— Это значит, что у нас с тобой сегодня праздник, — он довольно засмеялся. — Сегодня я окончательно поверил, что у нас все получится. Прости меня за мою дурацкую выходку.

— Платье пропало, — растерянно пробормотала Сандра.

— Да Бог с ним. Давай его снимем.

Его руки мягко, как струи воды, скользнули по ее телу; закатанные рукава белоснежной рубашки зачерпнули немного пены. Нащупав молнию, он стянул с девушки платье, словно избавил от старой кожи, а потом так же ловко снял белье. Не давая Сандре опомниться, он мягко надавил ей на плечи, опуская в воду. В его руке неизвестно откуда появился высокий бокал с белым вином, и он протянул его ей.

— Лежи и отдыхай. У тебя был тяжелый день, но ты победила.

— Но я… Все так плохо, я все испортила… — Сандра жадно всматривалась в лицо склонившегося над ней мужчины, не понимая, зачем ему понадобилось так жестоко смеяться над ней.

— Неужели ты усомнилась в своем женском очаровании, Сандра Сеймур? — спросил он ласково и чуточку грустно. — Как только я увидел тебя за прилавком магазина игрушек, я понял, что Джеймс Кристиан Харпер не сможет устоять. Даже дурацкое красное платье шло тебе.

— Зачем ты дразнишь меня?.. Я не понимаю, зачем… — проговорила она неожиданно севшим голосом, почувствовав, как его рука под водой опустилась на ее плечо.

— Я не дразню тебя, детка… Ну, если только немного…

Он забрал из ее рук едва пригубленный бокал, а потом взял мягкую губку и начал медленно и осторожно водить ею по телу девушки. Он смотрел, как скатывается вода с ее гладкой кожи, выжимал теплые струи на ее плечи, осторожно касался ее груди. Забыв обо всем, закрыв глаза, Сандра погружалась в волны незнакомого блаженства.

— Ты спишь? — Он коснулся губами ее уха.

Не открывая глаз, она подняла руки и обвила ими шею мужчины, чувствуя, как намокает тонкая рубашка на его спине.

— Подожди, — сказал он.

Ее плечи окутало пушистое полотенце, и Сандра открыла глаза. Шольц вынул ее из воды и, поставив на теплый синий пол, стал бережно вытирать ее тело — от волос до кончиков пальцев на ногах. Ей казалось, что это длится бесконечно долго, что она не вынесет этот сладкой муки… А потом, подняв девушку на руки, он перенес ее в комнату и положил на постель. Разгоряченной кожей она чувствовала холодную ткань покрывала, волну прохлады, идущую от кондиционера. Шольц, все еще в мокрой рубашке, наклонился над ней, приоткрыв губы; белый ворот распахнулся на его загорелой гладкой груди, и строгий наставник вдруг показался Сандре мальчишкой, и, приподнявшись, она с материнской горячностью прижала его светловолосую голову к своей груди.

Через мгновение Шольц освободился от рук девушки и заглянул в ее глаза.

— Ты помнишь, что это всего лишь урок? — тихо спросил он.

Никак не ожидавшая этих слов, Сандра попыталась оттолкнуть его, но он не позволил. Освобождаясь от одежды, он упал на нее всей тяжестью своего тренированного тела, его губы обожгли ее, и она выгнулась в его руках, погружаясь в неотвратимый горячий поток. Он диктовал свою волю, а ей оставалось только повиноваться…


— Дай сигарету, — не открывая глаз, произнесла она.

— Я думал, ты больше не куришь, — он прикурил две сигареты и одну протянул ей.

Они лежали на смятой постели. Шольц закинул руку за голову, и Сандра чувствовала, как он искоса наблюдает за ней. Ее тело было сейчас совершенно невесомым, она не могла заставить себя пошевелиться…

— Сколько же у тебя было женщин? — тихо спросила она.

— Зачем тебе это? Ты — первая.

— Тебе было хорошо со мной?

Он взял ее руку и коснулся пальцев губами. Тем неожиданнее прозвучало:

— Ты хочешь услышать правду?

— Да, Урмас, — встревоженно проговорила она, приподнимаясь на локте и всматриваясь в его лицо. — Конечно же, я хочу услышать правду.

Но лицо мужчины не выражало ничего.

— Мне было очень хорошо с тобой, — немного помолчав, сказал он. — Но ты еще совсем не знаешь себя. И потом… Видишь ли, есть песни, которые поются только дуэтом, а сегодня я пел соло. В тебе было много страсти, но ты совсем не хотела понять меня. В тебе очень много эгоизма, детка. — Не давая ей опомниться, он привлек Сандру к себе, кончиками пальцев касаясь ее спины. — Хочешь, я расскажу как представляю себе женщину в постели? Любовь — как музыка, прекрасная музыка… — Пытаясь понять его слова, девушка думала, что это его голос звучит для нее как прекрасная незнакомая музыка, которую она уже никогда не сможет забыть. — Тело женщины — инструмент, в котором музыка зарождается. А ее душа, характер и опыт — музыкант, задача которого овладеть инструментом. Для этого женщине нужно познать себя. Мелодия, от которой мужчине захочется смеяться и плакать, возникает тогда, когда и то и другое — и инструмент, и музыкант — совершенны. И тогда мужчина умрет от счастья. Тебе нравится то, что я делаю с тобой?

— Да! — прошептала она, вновь приближаясь к вершине наслаждения… Но, не позволяя забыться, он властно удерживал ее на самом краю, и теперь она уже с восторгом воспринимала эту пытку, мечтая о том, чтобы она как можно дольше не прекращалась.

— По воле судьбы тебе достался великолепный инструмент, — тихо сказал Шольц, и время вновь перестало существовать для нее.

А потом он легко коснулся губами ее щеки и, глядя ей в глаза, проговорил:

— Ты — настоящее чудо, детка.

И тогда она почувствовала, что вот-вот разрыдается от счастья. Этот человек стал для нее самым близким на свете, и она старалась забыть его слова, что это был «только урок». Да разве такое возможно?! Неужели ее любовь обречена быть всего лишь игрушкой сильных мира сего?

Спрятав лицо на груди мужчины, изо всех сил обняв его, словно надеясь, что эти объятия способны защитить их обоих от всего мира, она больше не сдерживала слез.


Глава 12. РОЖДЕСТВО


Она не помнила, как заснула. А проснувшись, не обнаружила его рядом… Но на столике у кровати стоял поднос с апельсиновым соком и двумя сэндвичами с ветчиной.

Несмотря на все переживания прошлого вечера и ночи, Сандра схватила сэндвич и, жадно откусив кусок, взглянула на часы. Десять утра! Она проспала утреннюю тренировку, опоздала на занятия с сэром Грэхемом, и никто ее не разбудил! Но ей не хотелось сейчас думать об этом… Она откусила еще кусок сэндвича и закрыла глаза. А потом, уткнувшись носом в подушку, сохранившую запах одеколона Урмаса, медленно провела ладонью по груди, воскрешая его прикосновения… Но непонятное беспокойство все же не позволяло полностью отдаться приятным воспоминаниям. Собравшись с силами, девушка решительно скинула одеяло и лишь тогда увидела на кресле рядом с кроватью свой белый махровый халат, а рядом с ним — аккуратно разложенный спортивный костюм. Не одеваясь, она собрала вещи в охапку и пошла в ванную.