Барбара Картленд - Брак по расчету

«Странно, у меня никогда не было любовницы с белокурыми волосами. Жоржетта Сибли — жгучая брюнетка с изумительным цветом лица — любит рубины. Бриллианты сияли бы как звезды в волосах Карины цвета червонного золота. А если их распустить, они, наверное, длинные. Почему-то у брюнеток не бывает длинных волос», — неожиданно пришло ему на ум. У матушки были длинные волосы. И когда он был совсем маленьким, просил ее посидеть на них: «Покажи, как ты сидишь на своих волосах, мама. Папа говорит, что у красивой женщины должны быть волосы такой длины, чтобы она могла сидеть на них».

Мама, смеясь, выполняла этот детский каприз…

Возвращаясь на поляну и все отчетливее слыша звуки оркестра и гул голосов, он вдруг подумал, что у него никогда не было женщины, которая напоминала бы ему матушку.

«Может, мне повезет и я найду ее», — сказал он сам себе и направился к леди Сибли. Темно-красные перья ее шляпы были заметны издалека.

Граф Дроксфорд возвращался в поместье. Впереди показался огромный замок, в котором из поколения в поколение жили его предки.

Известный архитектор Ванбург частично перестроил его, и теперь это был один из самых красивых особняков Англии.

Величественное, необыкновенных размеров здание, казалось, парило над окружающим ландшафтом, будто архитектор, создавая его, видел перед собой дворец из волшебной сказки.

«Во всем королевстве нет замка лучше», — воскликнул Георг III, когда первый раз увидел его.

Для графа этот дом, с озерами, садами и парками вокруг, был частью его самого. Он гордился своим поместьем, заботился о нем, улучшал его планировку, чтобы потом передать своим детям и внукам.

Каждое поколение Дроксфордов, начиная с графа, получившего свой титул в битве при Эгинкорте, именно так и поступало.

Внутри стены дома украшали картины знаменитых художников. Коллекция полотен ван Дейка и Гейнсборо была лучше только у короля.

Лепные украшения, роспись по потолку, настенные фрески, выполненные известными скульпторами и художниками, приводили в восхищение всех. Да и само поместье было поистине королевским. Триста лошадей на конюшне. Свыше тысячи работников — землепашцев и садовников, шорников и стекольщиков, пивоваров и плотников, лесников и лесорубов, кузнецов и мастеров чугунного литья.

«Государство в государстве», — отозвался о замке лорд Грей, когда впервые побывал в гостях у Дроксфордов.

По мере того как граф приближался к дому, лицо его омрачалось. Очертания причудливых башен на фоне неба придавали замку романтичный вид. Зато молодые особы, представленные ему в замке герцога, напротив, были лишены всякой романтики. Церемония получилась утомительная и вызывала удивление, граничащее с раздражением. «Да, милорд», «нет, милорд» — и это все, что он слышал в продолжение вечера. Притворная скромность, опущенные очи, малопривлекательная внешность. Словом, все было так, как и предсказывала Карина.

«Кто станет хозяйкой родового замка? — думал он. — Кто займет место моей матери? Неужели я буду вынужден остановить свой выбор на одной из целого выводка желторотых цыплят, вокруг которых квохчут клуши-мамочки?»

Карина оказалась права. Он вспомнил также, какую нелестную характеристику она дала леди Сибли.

Оказывается, его возлюбленная имеет привычку приводить очередного любовника в беседку во время ежегодного празднества в поместье герцога Северна. Наверное, и в часовню, выстроенную в греческом стиле, она не только его одного приглашала на свидания. Теперь понятно, почему в этом греческом храме кушетки с мягкими подушками, кресла. На окнах ставни. Кому придет в голову, зажигая свечи перед иконами, закрывать ставни? А эти девицы, которых она ему представляла?..

— Какой чудесный день, мисс Логфорд!

— Да, милорд.

— Вам нравится нынешний праздник?

— Да, милорд.

— Вы не скучаете по Лондону, когда живете за городом?

— Нет, милорд.

«Косноязычные, ужасные гусыни, — раздраженно думал он, подъезжая к парадному подъезду. — Неужели леди Сибли нарочно знакомила меня с самыми непривлекательными девицами? Или они кажутся такими в сравнении с ее красотой?»

— Черт бы побрал эту девчонку! — выругался граф, вспомнив, как Карина назвала леди Сибли удавом. — Может быть, и так, но какое она имела право подслушивать!

Видите ли, никто за него не пойдет, пока он сам не влюбится! Вспомнив эти слова Карины, он и вовсе разъярился. Жена должна его любить, считал граф, а ему самому необязательно. Нет, знаки внимания он ей оказывать будет, но допускать жену в круг своих интересов… и привязанностей не намерен. Жена должна воспитывать детей и жить постоянно в поместье, а он будет отдыхать от семейных забот в Лондоне.

Именно так все и должно быть, подвел граф итог своим размышлениям. Этим бессловесным овечкам только такая роль и подходит! Но сможет ли он с веселым сердцем возвращаться домой, зная, что его ожидает супруга с бараньими мозгами? Сможет ли он вынести вид этой матроны, занявшей место его матери? Сможет ли находиться с ней в гостиной, любимой комнате матушки?

Он вспомнил, как умела мать принимать именитых гостей, когда еще был жив отец, с каким тактом относилась она к его собственной холостяцкой жизни.

Однажды в Дроксфорде останавливался сам Георг IV, тогда еще регент, мать его просто очаровала.

В ту незабываемую пору юности граф учился в Итоне. Домой он приезжал на каникулы. Какие очаровательные женщины гостили у них тогда в замке. Блестящие политические деятели были украшением званых раутов. Лорд Мельбурн, сэр Роберт Пил, лорд Палмерстон. А блестящая свита регента! Остроумные шутки, изящные остроты тогда сыпались точно из рога изобилия.

Вообразить блеющую овечку в роли хозяйки дома с богатыми традициями было просто невозможно.

— Черт с ними! — в сердцах бросил граф. — Женюсь на вдове.

Однако как ни старался, так и не припомнил среди многочисленных знакомых ни одной молодой красивой вдовы, которая стала бы ему подходящей женой.

Граф придержал лошадей у подъезда, украшенного мраморными колоннами. Двор уже погружался в сумерки. Стекла окон верхних этажей поблескивали в лучах заходящего солнца. На ветру колыхался флаг с гербом Дроксфордов. На фоне безоблачного неба он был отчетливо виден.

Взбежав по широким каменным ступеням, граф задержался на верхнем марше. Он оглянулся и долго смотрел на озеро. По серебристой глади медленно скользили грациозные черные лебеди. Лебединое озеро поместья Дроксфордов было гордостью графства.

В саду цвела белая, темно- и бледно-лиловая сирень. К вечеру ее аромат становился острее. Миндаль, посаженный матерью у края озера, цвел розовыми цветами. Лепестки падали на воду и качались, как маленькие лодочки, на легкой зыби, слегка ласкающей склоненные к воде желтые ирисы.

Во всем чувствовалось умиротворение и покой. Воспоминания об ушедших в мир иной теснили грудь.

Граф вошел в парадный холл. Альковы украшали мраморные статуи. Высокий потолок расписан итальянским художником, специально приглашенным для этого из Флоренции. По коридору, вдоль которого стояли лакеи в роскошных ливреях, граф направился в библиотеку. Она располагалась на другом конце здания и выходила окнами в сад, разбитый в строгом соответствии с планировкой поместья.

Дворецкий распахнул перед ним дверь и, когда граф вошел в комнату, спросил:

— Что угодно, милорд?

— Рюмку коньяку.

Мастерс, служивший в семье графа более сорока лет, сделал знак лакею.

Граф прошелся по комнате. Все стены библиотеки, от пола до потолка, закрывали книжные шкафы, в которых хранились старинные книги и редкие фолианты. Над камином висел портрет деда. Художник Стиббс изобразил его верхом на охотничьей лошади.

— Скажите мне, Мастерс, — обратился граф к дворецкому, — что вам известно о сэре Джоне Ренделе, представляющем наш округ в парламенте?

— Боюсь, ничего хорошего, милорд.

Граф поднял брови.

— После смерти ее сиятельства сэр Джон совсем опустился. Говорят, милорд, он проиграл в карты все деньги, и его привезли домой в таком состоянии, что даже опасались за его жизнь.

— Жаль, — заметил граф. — Я помню его респектабельным джентльменом и прекрасным охотником.

— Он таким и был, милорд. Его покойная жена всегда говорила, что на сэра Джона во всем можно положиться.

— Он перестал выполнять свои обязанности в парламенте?

— Думаю, милорд, состояние здоровья сэра Джона таково, что он не способен заседать в палате общин.

— Благодарю вас, Мастерс. Именно это я и предполагал.

Граф дал понять, что разговор окончен, но Мастерс задержался.

— Раньше леди Рендел часто приезжала к нам, милорд. Она была очень приятной дамой, а вот сэр Джон всегда отличался тяжелым характером. О нем ходят разные слухи.

— Какие слухи? — резко спросил граф.

— Говорят, милорд, будто он совсем обезумел после смерти ее сиятельства. Леди оказывала на него благотворное влияние. Теперь он вымещает свое горе на дочери. Она единственный ребенок, милорд, и, как я слышал, такая же красавица, как и ее мать.

— Что вы имеете в виду, говоря «вымещает свое горе»? — спросил граф.

— Я только повторяю чужие слова, милорд. Люди, живущие по соседству в течение долгих лет, знают все друг о друге. Соседи утверждают, что, когда сэр Джон пьян, он бьет молодую леди. — Мастерс смущенно кашлянул. — Она совсем молоденькая, милорд. И если действительно похожа на мать, то должна быть изящной хрупкой особой. Конечно, ужасно, что с ней так обращаются, но что тут можно поделать? Со своими домочадцами джентльмен вправе поступать как ему заблагорассудится.

— Это точно, — согласился граф, но задумался, все ли его соседи ведут себя как им заблагорассудится. Он раньше никогда не интересовался тем, как ведут себя другие.