И Карина, и сэр Гай понимали, что, если их увидят вместе в таком месте, это вызовет сплетни. Карина любила лошадей, и ее интерес к ним возобладал над осторожностью. Сэр Гай согласился, хоть и не очень охотно, поехать с ней туда.

— Я так много слышала о Таттерсолзе, — объясняла Карина. — Однажды папа купил там отличную лошадь. Заплатил за нее дорого, но он грузный мужчина, поэтому ему нужна сильная лошадь.

— На прошлой неделе я купил пару гнедых, — сказал сэр Гай. — Не терпится вам их показать.

— А я горю желанием их увидеть.

— Вы просто ребенок, — весело произнес сэр Гай. — По-моему, в отличие от большинства женщин, хорошую лошадь вы предпочтете бриллиантовому колье.

— Мне никто не предоставлял такого выбора. Но вы правы, я бы действительно предпочла лошадь. Как вы думаете, муж разрешит мне иметь собственных лошадей?

— А почему вы его об этом не спросите?

Карина только покачала головой. Она чувствовала, что для этого еще не настал подходящий момент.

В Таттерсолзе она увидела таких великолепных лошадей, что согласилась бы отдать за них все свои красивые платья.

— Посмотрите на этого жеребца! — воскликнула она. — Что за чудо! И почему его продают?

— Думаю, его владельцу нужны деньги, — предположил сэр Гай.

— Пожалуй, вы правы. Иначе он ни за что не расстался бы с таким великолепным красавцем.

Внимательно рассматривая жеребца, она вдруг услышала, как какая-то дама громко позвала сэра Гая.

— Где тебя черти носят! Я думала встретить тебя в Ньюмаркете, но не увидела там твоей образины. Без твоих советов я как без рук!

— Вы мне льстите, миледи, — ответил сэр Гай.

Дама с любопытством посмотрела на Карину, и он был вынужден сказать:

— Разрешите представить вам графиню Дроксфорд, маркиза Дауншир.

— Так вы та самая новобрачная, о которой я так много слышала! — воскликнула леди Дауншир, и Карина не поняла, комплимент это или ее в чем-то обвиняют.

Маркиза была плотной женщиной средних лет, слишком броско одетой. Ее сопровождали трое мужчин, тоже выглядевших довольно вульгарно. Они дружно принялись рассуждать о лошадях, и внезапно маркиза воскликнула:

— Недавно я купила пару лошадей для моего нового двухколесного экипажа. Бьюсь об заклад, никто не сможет их обогнать.

— Бросьте перчатку Меррику, — смеясь, предложил один из мужчин. — Он на прошлой неделе купил великолепных гнедых. Я бы и сам таких купил.

— Как ты смеешь меня оскорблять! — вскричала маркиза. — Я уверена, что мои вороные обгонят любого коня, а не только каких-то там кляч, которых купил Меррик!

— Тише, миледи, — сказал другой мужчина. — Он может принять ваш вызов.

— Да я только этого и добиваюсь! — воскликнула маркиза. — Я могу бросить вызов любому из вас. Как вам нравится приз, скажем, в пятьсот гиней? Принимаешь вызов, Тревор?

— Нет, — быстро ответил тот, к которому обратилась маркиза.

— А ты, сэр Гай?

Он покачал головой:

— Мои жеребцы еще не совсем объезжены.

— Черт бы вас побрал! Трусы! В вас нет ни капли азарта! Да вы просто боитесь меня! Хоть я и женщина, а в тысячу раз лучше вас могу править лошадьми, клянусь вам! Даже одной рукой.

— Не может быть, — засомневался один из мужчин.

— Не может, но будет! — отрезала она. — И я могу это доказать, если кто-нибудь из вас примет вызов. Есть желающие?

— Есть, — словно со стороны услышала Карина свой собственный голос и с трудом узнала его. — Но моя ставка, миледи, сто фунтов.

Она не собиралась этого делать, но, почувствовав сильнейшую неприязнь к громогласной, хвастливой даме, не смогла удержаться.

Маркиза, возможно, и являлась хорошей наездницей, но Карина не испытывала ни малейшего желания с ней состязаться. В этом она была убеждена. Маркиза была из тех людей, кто на охоте вырывается вперед, оставляя позади охотников, и держится особняком, а в решающий момент неизменно оказывается в кустах.

Карина обещала графу не проигрывать больше ста фунтов. Она рассчитывала выиграть пари, но не собиралась нарушать данное мужу обещание.

— Сто фунтов! — фыркнула маркиза. — Ладно уж, согласна и на такую жалкую сумму. Похоже, вы не очень-то уверены в себе, что, впрочем, неудивительно.

Она окинула Карину с ног до головы презрительным взглядом и вызывающе громко расхохоталась:

— Все равно победа будет на моей стороне!

Карина не понимала, в какую скверную историю ввязалась, приняв вызов маркизы, пока не узнала, что без ее ведома скачки назначили на следующий день. Ей же требовалось время, чтобы убедить мужа одолжить гнедых. Она собиралась рассказать графу о пари, но, вернувшись в Дроксфорд-хаус, получила еще одну его записку — ей их всегда вручал Ньюмен, — извещавшую, что муж вернется поздно.

Карина не знала, что граф отправился в Голландский дом на собрание по поводу реформы избирательной системы, и опять решила, что он уехал к леди Сибли.

Она отправилась спать, рассудив, что если графа нет дома, то ему вовсе незачем знать о скачках.

Утром граф рано уехал из дому. Он отправился завтракать с премьер-министром еще до того, как Карина спустилась вниз, и она успокоила свою совесть, которая уже начала ее мучить, мыслью, что граф ничего не узнает о пари. А если все-таки узнает, тогда она объяснит ему, почему не спросила его разрешения.

Однако сейчас, рядом с ним, она вдруг поняла, что ей почти нечего сказать в свое оправдание. Когда они подъехали к Дроксфорд-хаус, лакей помог ей выйти из фаэтона, и Карина вошла в холл, спиной ощущая присутствие графа.

— Пойдемте в библиотеку, — проговорил он голосом, который показался Карине трубным гласом.

Волнуясь, она сняла накидку и шляпку, отдала их лакею. Потом пригладила волосы, вошла в библиотеку и остановилась посередине комнаты, ожидая, когда граф пригласит ее сесть.

Взглянув на него, поняла, что сейчас он не думает следовать правилам этикета. Более того, возвышаясь над ней, расправив широкие плечи, он смотрел с такой злостью, что Карине стало страшно.

Вероятно, он так разъярен, потому что не может найти слова осуждения, подумала она и, стиснув ледяные руки, попыталась успокоить мужа:

— Мне очень жаль… что вы так сердиты…

— Сердит? — взорвался он. — А что же вы от меня ждали? Как вы могли сделать из меня посмешище? Как вы могли утратить гордость и достоинство? Вы думаете, мне приятно было видеть, что над моей женой, женщиной, носящей мое имя, потешаются все проходимцы и негодяи, которые пришли в городской парк? Ни одна леди, обладающая хоть каплей здравого смысла, не допустит, чтобы о ней в клубе ходили анекдоты, чтобы полупьяные щеголи держали пари «за» или «против». Ни одна леди не станет соревноваться с женщиной, чье имя стало олицетворением вульгарности! — Граф остановился, чтобы перевести дух. — Кто вам разрешил взять моих лошадей?

— Я… полагала, что вы не будете возражать, — пробормотала Карина.

— Не буду возражать! — опять взорвался граф. — Нет, я буду возражать. Вы не имели права брать лошадей, которых я еще не обкатал!

— Но они выиграли гонку! — сверкнула глазами Карина.

— Такую гонку любой мог бы выиграть, — выпалил граф.

— Маркиза считается превосходной наездницей, — возразила ему Карина.

— Она еще кое-кем считается, — отрезал граф. — Боже мой, неужели я должен вам объяснять элементарные правила поведения! Взяв вас в жены, я считал, что вы леди от рождения и знаете, как вести себя в обществе. Теперь я вижу, что ошибся.

— Это… нечестно! — прошептала Карина.

— Нечестно? — вскинул брови граф. — А то, что мне в моем собственном клубе говорят, что, если малейшая сплетня о вашей выходке дойдет до королевского двора, меня все осудят, это, по-вашему, честно?

— Не может быть! — ужаснулась Карина.

— Может, — резко ответил граф. — И во времена правления прежнего короля на такие поступки смотрели неодобрительно, а теперь их и вовсе не потерпят.

Карина молчала, и граф продолжил:

— Сразу после венчания вы обещали вести себя осмотрительно, а сегодня я стыжусь, стыжусь своей жены! Мне стыдно, что графиня Дроксфорд вела себя как простолюдинка! — Граф сказал это, не повышая голоса, и оттого его упрек прозвучал резко и несправедливо. Карина побледнела, но продолжала храбро смотреть на него. — Черт бы вас побрал! — воскликнул граф. — Неужели вы не понимаете, о чем я веду речь!

Говоря это, он непроизвольно взмахнул правой рукой, и Карина вся сжалась, ожидая, что он ее ударит, и закрыла лицо руками. Она сделала это инстинктивно и почти в то же мгновение выпрямилась, но ее жест так поразил его, что граф мгновенно умолк.

Он вдруг увидел, какая она маленькая и беззащитная. Хрупкая девочка с огромными зелеными глазами на бледном лице. И то, что она испугалась и отпрянула, живо напомнило ему о жизни Карины с отцом.

— Боже мой, неужели вы думаете, что я мог бы вас ударить?

Она ничего не ответила. Граф подошел к окну и стал смотреть в сад.

Его гнев остыл. «Карина еще совсем юная, — подумал он. — По-видимому, искушение показать, как она умеет править лошадьми, было слишком велико. Тем более она выиграла! Выиграла великолепно! Чувствовалось, что Карина не только опытная наездница, но и наездница, обладающая своим неповторимым стилем».

Граф стоял у окна, щурясь от солнечного света, а перед глазами было бледное, испуганное лицо его жены, уклоняющейся от удара.

— Лучше бы… вы меня… ударили… чем так со мной… разговаривать, — послышался тихий голос.

Мгновение граф боролся с остатками гнева, потом обернулся.

— Я не это имел в виду, Карина… — начал было он, но в комнате уже никого не было.

Он остался один.


Два часа спустя в дверь спальни Карины кто-то постучал.