— Добрый день, милорд, — заставил себя быть вежливым граф.

— Не вставай, мой мальчик, — сказал ему лорд Барнаби. — Я только хотел поздравить тебя с назначением на пост лорда-лейтенанта. Я прочел об этом в газете на прошлой неделе.

— Благодарю вас, милорд. Прошу вас, садитесь.

— Нет, нет, продолжай, пожалуйста. Я уже ухожу, у меня нет времени. Не сомневаюсь, что и ты спешишь на скачки.

Так как рот его сиятельства был заполнен голубями, он не мог ничего сказать, поэтому лорд Барнаби продолжал:

— Все только и говорят о том, что твоя жена заключила пари и участвует в скачках. Было бы лучше, если бы об этом не узнали при дворе. Времена изменились. Все не так, как раньше. — Лорд Барнаби хохотнул. При этом его огромный живот заколыхался как студень. — Может быть, кому-то эта затея нравится, но королю она придется явно не по вкусу, не говоря уж о всеми уважаемой королеве-лютеранке. Элтон, мой тебе совет, помалкивай об этом и не допускай впредь ничего подобного.

Граф положил на тарелку нож и вилку:

— Простите, милорд, но я не имею ни малейшего понятия, о каких скачках идет речь.

Лорду Барнаби удалось пошире раскрыть глаза, почти утонувшие в складках жира, и он стал похож на пучеглазую лягушку.

— Не знаешь, о чем я говорю, мой мальчик? Боже милостивый, ты меня разыгрываешь.

— Да нет же, милорд, — ответил граф, но лицо его потемнело и на лбу залегла морщина.

— Значит, твоя хорошенькая жена тебе ничего не сказала, — усмехнулся лорд Барнаби. — Ну, я ее не виню. Видимо, она поняла, что, если тебе обо всем расскажет, ты ее остановишь. Правильно сделала, что скрыла от тебя.

Граф медленно поднялся со стула.

— Не будете ли вы так любезны, милорд, объяснить мне, что происходит? — спросил он таким тоном, что улыбка мигом исчезла с лица лорда Барнаби.

— Это не мое дело, мой мальчик. Не хочу лезть в твою жизнь, но добрая половина Уайт-холла держала пари, тут нет никакого секрета.

— Какое пари?

— Леди Дроксфорд против маркизы Дауншир на гонках.

— Где они состоятся?

— В Риджент-парке.

— Во сколько?

— По-моему, в два. А сейчас я должен тебя покинуть, Дроксфорд. Прошу прощения за неприятное известие, но не принимай его близко к сердцу. Лучше поменьше об этом думай.

Не успел лорд Барнаби отойти от стола, как граф пронесся мимо него, выбежал из столовой и скрылся в холле.

— Наверное, они в ссоре, — пробормотал лорд Барнаби. — Лучше бы я ничего не говорил, глупо получилось. Но откуда мне было знать, что он понятия не имеет о проделках своей женушки.

Разговаривая сам с собой, лорд Барнаби прошел к выходу и через открытую дверь увидел, что граф Дроксфорд сел в свой фаэтон и взял в руки вожжи.

Когда лошади тронулись, граф взглянул на часы на Сент-Джеймском дворце. Они показывали без четырех два. Проезжая по Беркли-сквер, хлестнул лошадей. Фаэтон понесся так, что лакей на запятках начал бормотать сквозь стиснутые зубы молитвы. Но все равно никакая лошадь не довезла бы его от Сент-Джеймса до Риджент-парка за четыре минуты.

Граф подъехал к выходу в Риджент-парк и стал раздумывать, куда свернуть, направо или налево. Он свернул налево и угадал — проехав немного в этом направлении, Дроксфорд увидел наскоро сооруженный финишный столб.

Около него собралась большая группа щеголей в цилиндрах и картежников, большинство из которых его сиятельство презирал.

По тому, как они напряженно следили за дорогой, граф понял, что скачки начались. И действительно, через несколько секунд послышался крик и вдалеке показались две пары мчащихся лошадей.

Судя по всему, заканчивался первый круг. Граф разглядел маркизу Дауншир, которая искусно правила великолепной парой вороных лошадей, запряженных в изящную черно-белую коляску.

Эта дама слыла великолепной наездницей и снискала себе огромную популярность во времена регентства, когда ее откровенные высказывания и непристойные выражения, употребляемые ею не только во время охоты, считались высшим шиком.

Но со временем ее манеры стали считаться сначала грубыми, а потом и вовсе вульгарными, и многие перестали приглашать ее.

Но лошадьми она править умела, в чем не было сомнения, и когда ее коляска промчалась мимо собравшейся толпы, ее приветствовали громкими криками, цилиндры и котелки взлетали в воздух.

По сравнению с ней Карина выглядела очаровательным ребенком, маленьким и слабым. Казалось, что управлять горячими лошадьми ей не под силу. На ней была бледно-голубая амазонка, плотно облегающая ее стройную фигурку, и маленькая соломенная шляпка, скромно отороченная голубыми лентами. Золотистые волосы убраны со лба и уложены сзади в аккуратный пучок. Она была не только очаровательна, она была настоящей леди. Маркиза же с взъерошенными волосами, выкрашенными хной, на леди явно не походила.

Когда Карина поравнялась с графом, он заметил, с какой ловкостью она справляется с лошадьми. Лошади были запряжены в двухколесную коляску, купленную графом недели две назад. А за великолепную пару гнедых он в прошлом месяце отдал больше тысячи гиней.

Граф считал, что они недостаточно объезжены, поэтому пока держал гнедых на конюшне. Неподвижно сидя в фаэтоне, он, кипя от ярости, смотрел, как они проносятся мимо.

— Здорово ее сиятельство с ними справляется, — восторженно прошептал его лакей.

Это замечание вызвало у графа ярость. А то, что Карина, выпрямившись, несется в экипаже, держа в руках вожжи и хлыст, и приводит в экстаз наблюдавших за скачками щеголей, разозлило его еще больше.

Он понял также, что толпа случайных зевак болеет за маркизу, потому что не приемлет сдержанную манеру Карины. К сожалению, думал он, простой люд считает, что женщина, чтобы добиться успеха, должна распихивать всех локтями.

Граф Дроксфорд испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, хотел, чтобы Карина проиграла и, униженная, поняла, что ей не следовало бы участвовать в скачках. Но с другой — ему хотелось, чтобы его жена показала этой старой ведьме, что не только она умеет обращаться с лошадьми.

— Идут! — закричал кто-то, и через мгновение вдалеке показались лошади.

Не вызывало сомнений, что победа будет нелегкой. Графу показалось, что лошади идут ноздря в ноздрю. Но метрах в ста от финишного столба Карина вырвалась вперед.

К этому времени маркиза уже и криками подбадривала своих лошадей, и стегала их хлыстом. Ее лицо горело, волосы растрепались.

Карина ехала так, будто наслаждалась спокойной прогулкой в парке. Она сидела выпрямившись, держа руки под нужным углом. Хлыстом совсем не пользовалась, едва заметным движением рук направляя лошадей. И хотя граф был рассержен, он невольно отметил, с каким изяществом Карина выиграла скачку.

Она не улыбалась, только глаза сияли счастьем. Граф подумал, что на ее месте маркиза вела бы себя иначе, бурно выражая свой восторг.

Раздались громкие крики. Англичане оставались верны себе. Те, кто держал пари против леди Дроксфорд, теперь отдавали ей дань. Карина, сдерживая лошадей, услышала доносившиеся издалека крики. «Я победила, — ликовала она. — Победила! Я знала, что смогу это сделать».

Она очень хотела победить маркизу, но совсем скоро, кроме усталости, ничего не ощущала. Ей даже не хотелось получать приз.

Карина мрачно подумала, что скажет муж, если случайно узнает об этом пари. Когда она остановила разгоряченных коней и уже готова была повернуть их и ехать к финишному столбу за призом, рядом остановился фаэтон. Это был экипаж графа Дроксфорда, и девушка почувствовала, как ледяная рука сжала сердце.

Карина хотела что-то сказать, но слова, казалось, замерли у нее на губах. Она могла только молча смотреть на него огромными испуганными глазами.

— Идите сюда, Карина.

Услышав голос, в котором чувствовались стальные нотки, юная леди поняла, что он взбешен.

— Джеймс, отведите гнедых и коляску ее сиятельства на конюшню, — приказал он лакею.

Лакей спрыгнул с фаэтона, Карина передала ему вожжи и сошла с коляски. Граф не подал руку и не помог жене сесть в фаэтон. Он подождал, пока она устроилась удобнее на сиденье, и стегнул лошадей.

— Я должна извиниться… если ваше сиятельство… — начала было Карина.

— Мы поговорим об этом дома, — холодно прервал ее граф.

Она со страхом взглянула на него и поняла, что никогда еще не видела Дроксфорда в такой ярости. Пытаясь сдержать свой гнев, он так сильно сжал губы, что те побелели.

Карину охватило мрачное предчувствие. Теперь-то она понимала, что не должна была принимать вызов маркизы, но в то время и не могла этого не сделать.

На прошлой неделе Карина почти каждый день ездила кататься с сэром Гаем Мерриком. Ей казалось странным, что он всегда заезжал в Дроксфорд-хаус, когда графа уже не было дома. Сначала девушка боялась, что мужчины случайно встретятся, но потом догадалась, что сэр Гай каким-то образом узнает, когда она остается одна.

Он никогда не входил в дом. И если Карина была занята и отказывалась от его приглашения, сразу же уезжал. Но занята она была нечасто и только радовалась возможности покататься с сэром Гаем в его фаэтоне, зная, что он умеет править лошадьми столь же искусно, как и ее муж.

Сэр Гай не возил ее в Гайд-парк, опасаясь вызвать сплетни. Обычно они по боковым улочкам выезжали из фешенебельных районов города. Затем направлялись в Бэттерси-парк, Челси и Блюмсбери-сквер, после чего, обуреваемые жаждой приключений, уезжали в лондонские пригороды. Сэр Гай выведал, что Карина больше всего на свете любит посещать ярмарки лошадей, которые в это время года проходили на окраинах города.

Может быть, это было неосторожно с его стороны, но он повез Карину в Таттерсолз, на знаменитый аукцион в Найтсбридже, который посещали самые известные владельцы лошадей.