Она сохранила грациозную женственность тела — пышность груди, изящные линии талии и бедер, мягкую округлость плеч; ее кожа по-прежнему оставалась безупречно белой и гладкой. Темные густые пряди волос были убраны в высокую прическу, а из-под прямых как стрелы бровей из зеркала задумчиво смотрели прекрасные карие глаза.

Она приняла ванну, надушилась, затем надела шелковое белье и серебристые туфельки, жемчужно-розовый лиф ее шелкового газового платья был отделан по краю серебряной лентой, такая же лента украшала ее темные локоны.

Последним штрихом ее туалета стало бриллиантовое колье и браслет, когда-то подаренные ей Джорджианой.

Закутавшись в черную бархатную накидку, Фанни села в карету.

Чем ближе они подъезжали к Брокетту, тем сильнее стучало от волнения ее сердце.

Уильям уже ждал ее в холле.

— Фанни, если бы ты знала, как я обрадовался твоему письму! — сказал он, нежно взяв ее за руки, и улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

— Генриетта сообщила мне, что ты собираешься приехать один; вот мне и подумалось: что мешает нам с тобой, двум старым друзьям, разделить наше одиночество?

— Я так счастлив, что тебе пришла в голову эта мысль, — ответил Уильям, помогая ей снять накидку. — Ты выглядишь совершенно бесподобно, Фанни! Такую дорогую гостью и красавицу я должен был принять в гостиной, но, приехав, я обнаружил, что вся мебель накрыта чехлами от пыли, и, к сожалению, не успел распорядиться, чтобы все привели в порядок.

— Я предпочитаю библиотеку, — с улыбкой проговорила Фанни, и это было совершеннейшей правдой.

— Кроме того, сам ужин оставляет желать лучшего… — удрученно вздохнув, продолжил Уильям. — Я не предполагал, что вечером у меня будут гости…

Фанни рассмеялась:

— Уильям, ты же знаешь, меня нельзя назвать гурманом! Кроме того, я уверена, что даже неожиданный визит едва ли может застать врасплох твою экономку, миссис Харпер. Она всегда превосходно справлялась со своими обязанностями. Ну да хватит об этом, мне так хотелось повидать тебя, просто спокойно поговорить.

— Смею предположить, — вздохнув, сказал Уильям, — что наша беседа коснется Каролины. Ты пришла о чем-то просить меня?

— Нет, — решительно покачала головой Фанни. — Я думаю, что ты уже порядком устал от всех этих разговоров, и вовсе не собираюсь докучать тебе чем-то подобным. Мне кажется, у нас с тобой найдутся другие, гораздо более занимательные темы для обсуждения, не правда ли, Уильям?

— Не сомневаюсь, — ответил он, и в его глазах зажглась искорка любопытства. — Кстати, у меня есть отличное вино. Не хочешь ли выпить со мной по бокалу, прежде чем подадут ужин?

— Это было бы замечательно.

Несмотря на ранний июнь, вечер был достаточно прохладным. Уильям и Фанни сидели напротив друг друга, неторопливо потягивая вино, в камине уютно потрескивали поленья.

Она внимательно смотрела на него из-под густых полуопущенных ресниц. Уильям все еще был весьма привлекательным мужчиной, несмотря на то что с годами отяжелел и утратил былую стройность. Судя по всему, слухи о его невоздержанности в еде и выпивке едва ли были слишком преувеличены.

«Сегодня он должен выпить достаточно, чтобы потерять голову», — подумала Фанни, глядя, как Уильям наливает себе второй бокал вина.

— Расскажи мне, как ты живешь, — сказал он, улыбнувшись. — Прошла целая вечность с тех пор, как мы с тобой разговаривали вот так, наедине.

— В моей жизни почти ничего не происходит, — ответила Фанни. — Ты бы назвал это не жизнью, а скорее ее отрицанием. У меня есть мои приемные сыновья, мой дом, мой сад, несколько знакомых, живущих по соседству, с которыми я поддерживаю добрые отношения, мои книги… Недавно я начала собирать свою собственную библиотеку — ты, наверное, помнишь, что раньше мне приходилось делать это для других…

— Мирная, спокойная жизнь, — задумчиво проговорил Уильям. — Но ты слишком молода и красива, чтобы ею довольствоваться. Когда-нибудь твои мальчики вырастут, и ты останешься совсем одна. Ты думала об этом, Фанни?

— Я никогда снова не выйду замуж, — ответила она.

Немного помолчав, Уильям снова заговорил:

— Странно осознавать, что ты — дочь Джорджианы Спенсер. Скажи… ты… сознательно избегаешь плотских наслаждений?

Легкая улыбка заиграла на губах Фанни, и, опустив ресницы, она ответила:

— За годы, которые я провела в уединении, на моем жизненном пути слишком редко встречались соблазны.

— Но, моя дорогая девочка, что же мешает тебе изменить свою жизнь?

— Ты рассуждаешь, как тетя Генриетта.

Прежде чем Уильям успел ответить, в дверях появился слуга и объявил, что ужин подан.

Они перешли в гостиную и сели за овальный стол. Ужин был превосходен, но Фанни едва смогла заставить себя проглотить несколько кусочков. В отличие от нее Уильям с аппетитом поглощал одно блюдо за другим и через некоторое время перешел с вина на бренди.

Она завела разговор о работе парламента, предоставив ему возможность проявить свое красноречие; польщенный ее искренним интересом к политике, Уильям просиял и разразился длинной цветистой речью.

Время от времени Фанни незаметно поглядывала на стрелки часов, мысленно сверяясь со своим планом действий.

Вскоре она поднялась из-за стола и с легким налетом кокетства проговорила:

— Я оставляю тебя наедине с твоим бренди, но не заставляй меня ждать слишком долго. Сегодняшний вечер мне бы не хотелось провести в одиночестве.

Уильям открыл перед ней дверь, и она заметила, что в его взгляде мелькнуло нечто большее, чем просто восхищение.

«Он никогда прежде так не смотрел на меня», — подумала она, с тщательно скрываемым волнением неторопливо прошествовав через холл в библиотеку.

Подойдя к камину, Фанни протянула к огню озябшие руки.

«Если я вела себя достаточно многообещающе, он должен появиться здесь не позже чем через пятнадцать минут. До приезда Каролины остается совсем мало времени…»

Но не прошло и пяти минут, как в дверях появился Уильям.

«Похоже, он выпил вполне достаточно», — подумала Фанни и секундой позже почувствовала, как руки Уильяма обвивают ее талию.

Смущенная, лишенная самообладания, она стояла, не смея пошевелиться, чувствуя, как бешено стучит ее сердце, как неистово пульсирует в висках кровь, осознавая лишь то, что она более не в силах противиться желанию, внезапно охватившему все ее существо.

Обернувшись, она оказалась в его объятиях.

— Уильям, Уильям… — задыхаясь, шептала она его имя.

Он поднял ее на руки, перенес на диван и, опустившись перед ней на колени, прижался лицом к ее прохладной груди.

— Моя красавица…

Ее вдруг охватила вероломная надежда, что, возможно, Каро пренебрегла ее запиской и решила остаться в Лондоне.

Фанни чувствовала себя осажденной крепостью, у которой не осталось иного выбора, кроме как сдаться на милость победителя. Сейчас настал миг, которого она — возможно, даже не подозревая об этом — жаждала всю свою жизнь, блаженство, подобного которому она не испытывала прежде никогда. Выйдя замуж за Чарльза Эша, она отдалась ему покорно, с сознанием долга, но разве что-то могло сравниться с той мучительной и сладкой болью, которую она испытывала теперь, в объятиях Уильяма…

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза:

— Я всегда знал… Я знал, что это когда-нибудь должно было случиться… Но я не мог позволить себе надеяться и даже мечтать об этом… У меня была Каро, никого больше, с тех пор, как она стала моей… А ты, ответь, ты любила Чарльза, Фанни?

— Он всегда был так добр ко мне… я была верна его памяти… до сегодняшнего вечера…

— Моя дорогая… моя красавица…

Она подняла руки и притянула его к себе. Их жадные, трепещущие губы слились в поцелуе страсти, его руки ласкали ее горячее тело.

Ее чувства вдруг словно прояснились, теперь она твердо знала: если Каро не приедет, она с радостью примет этот дар судьбы и постарается сделать Уильяма счастливым. Сейчас он был ее желанным любовником, а не верным рыцарем Каролины, и она хотела только одного: любить и быть страстно любимой.

Но ей нужно было знать наверняка, что Каролина пренебрегла ее советом, что она сама, по собственной воле, отказалась от предложенной ей помощи.

Возможно, поэтому, лежа теперь в объятиях Уильяма, она не смела произнести ни единого слова, которое могло бы приблизить развязку этой ночи.

Лиф ее платья был расстегнут, склонившись над ее обнаженными плечами, он что-то шептал и улыбался, замечая, как откликается ее тело на нежные прикосновения его пальцев.

Пробили часы, прошло еще около четверти часа, — Каролина опаздывала.

«Она уже не приедет», — подумала Фанни. Как же она этого хотела!

Дом словно замер. Слуги давно разошлись по своим комнатам; как вдруг в этой тишине Фанни услышала какой-то слабый звук, моментально охладивший ее желание.

Где-то неподалеку скрипнула дверь, затем в коридоре послышались чьи-то легкие шаги, и Фанни увидела, как поворачивается дверная ручка.

— Уильям! — воскликнула Фанни, вскакивая и отталкивая его от себя.

Вздрогнув, Уильям удивленно взглянул на нее, а затем дверь распахнулась, и на пороге появилась Каролина.

В наступившей тишине Фанни поднялась с дивана и принялась застегивать лиф платья.

Никто не проронил ни слова. Уильям и Фанни мужественно стояли рядом, мысленно готовясь к буре, которая должна была сейчас разразиться. Но ничего не произошло. Каро перевела взгляд с Фанни на Уильяма: его лицо вспыхнуло от стыда и смущения.

Она вдруг закрыла глаза, будто больше была не в силах видеть этой картины, и по ее щекам беззвучно, медленно и неумолимо покатились крупные слезы.


Мучительный, бессильный стыд не давал Фанни уснуть, и она беспокойно металась в постели до тех пор, пока в окнах ее спальни не забрезжило серое утро.