— Еще бы.

Это было сказано таким тоном, что Робин взглянул в лицо Колину:

— Что вы собираетесь сделать с этим мерзавцем?

— Принять меры, чтобы он никому не мог здесь навредить, — жестко сказал Колин.

— Каким образом? Если вам понадобится помощь, я к вашим услугам, — с готовностью сказал Робин.

— Спасибо, но все уже сделано.

— Неужели от меня ничего не потребуется? — обиженным голосом спросил Робин.

— Да нет, больше ничего делать не надо, — заверил его Колин. — Но если возникнет нужда, я к тебе обязательно обращусь.

Робина это не вполне удовлетворило.

— По крайней мере, Эмма успокоится, — подумав секунду, сказал он. — Это уже хорошо. А то она совсем издергалась из-за этого Орсино. — Робин постепенно веселел. — И мне не надо будет с ним общаться. Честно говоря, я его терпеть не могу. — Робин облегченно вздохнул и пошел более упругой походкой. — Мне надо было бы догадаться, что вы это так не оставите, — добавил он. — В конце концов, вы же ее муж.

И он улыбнулся Колину. Тот смотрел на него каким-то пустым взглядом.

— В чем дело? — спросил Робин. — Что-нибудь не в порядке?

Колин покачал головой.

— Ну и ладно. — Робин опять с облегчением вздохнул. — Честно говоря, я рад, что мне не надо больше будет об этом думать, — признался он. — Я просто не знал, как это все прекратить. И я уже проиграл этому негодяю свое содержание за три месяца.

— Я тебе верну эти деньги, — машинально сказал Колин.

На секунду лицо Робина осветилось радостью, потом он сник.

— Нет, я не могу этого допустить.

— Это мой долг, — сказал Колин.

Робин искоса посмотрел на зятя. Как-то чудно он разговаривает, и выражение лица у него какое-то странное.

— Во всяком случае, я рад, что у вас с Эммой все наладилось, — сказал он. Увидев впереди ворота парка, он ускорил шаги. Этот разговор был не из легких.

— А вон и Джек! — радостно воскликнул он. — Не хотите… пройтись с нами.

Колин покачал головой и даже не заметил облегчения, отразившегося на лице Робина. Робин представил ему Джека, и молодые люди пошли в парк. А Колин кликнул наемный экипаж и отправился домой. В голове у него звучали слова Робина: «В конце концов, вы же ее муж. Я рад, что у вас с Эммой все наладилось».

Эмма чрезвычайно взволнована появлением этого дьявола Орсино, думал Колин. Это ясно, хотя как именно он ее допекает — неизвестно. Ну ничего, скоро все кончится. Он по-прежнему не сомневался, что ничего позорного Эмма от него не скрывает. Он был слишком уверен в ее порядочности. Так почему же он сам не предложил ей помощь? Почему, вместо того чтобы злиться на нее, он не сказал ей, что принимает меры, чтобы Орсино выдворили из Англии? Наверняка тогда она ему все рассказала бы. Если бы он дал ей такую возможность… Но он молчал.

— Это все гордость и упрямство, — пробурчал Колин себе под нос.

«Вот приеду домой и сразу все ей расскажу», — решил он. Тогда у них действительно все наладится. У Колина по спине пробежал холодок. А вдруг это уже невозможно? Более того — он сжал кулаки, — таких отношений ему уже мало. Он представил себе Эмму такой, какой видел ее по десятку раз на день, — сидящей за обеденным столом, отдающей распоряжения слугам, быстро идущей по коридору, читающей документы, касающиеся их поместья. Эмма изменила его жизнь.

Колин вспоминал дни, проведенные с ней в Треваллане. С каким пылом и нежностью она отвечала на его ласки! При этом воспоминании у него замерло сердце. Как странно они встретились! А ведь этого могло бы и не случиться.

Он ее любит! Наконец-то Колин понял, что захватившее его могучее сложное чувство — это та самая любовь, которую год назад он совсем было отчаялся найти. Он ошеломленно потряс головой. Как же он этого не понимал? Он думал, что любовь обрушивается на человека, как огромный вал. Оказывается, бывает и по-другому. Вообще-то любовь возникла в его душе при первой встрече с Эммой: он почувствовал к ней физическое влечение, он понял, что они понимают друг друга и смеются над одним и тем же. Но другие составные любви появлялись постепенно, и она росла, пока наконец-то, с большим опозданием, он не осознал, что любит Эмму.

Колин потрясение вздохнул. Эмма никогда не говорила ему, что любит его, никогда не обещала любить его. А он, болван несчастный, сознательно исключил любовь из их уговора. Он не имеет права ожидать от Эммы любви. Но как он о ней мечтает!

За последнее время Эмма отдалилась от него. Что, если она не вернется? Это показалось Колину страшнее самого жестокого сражения. Колин Уэрхем, который видел направленные на него пушки, ружья и штыки, застыл от ужаса. Такой потери он не перенесет. Потеря Эммы будет катастрофой, не сравнимой ни с чем.

Нет, он ее не потеряет. Он преодолеет любые препятствия. Он не остановится ни перед каким риском. И он не пожалеет на это времени. Он уничтожит Орсино и любого, кто осмелится угрожать Эмме, и он покажет ей, что такое настоящая любовь.

Кучер постучал по верху кабриолета.

— Приехали, сэр!

Колин пришел в себя, расплатился с ним и вышел из экипажа. Сегодня вечером он скажет Эмме. Потом выругался про себя. Проклятый маскарад! Уже поздно, Эмма, наверное, одевается. Тогда завтра, решил он. К тому времени он, наверное, уже сможет ей сказать, что Орсино нет в Англии. Это будет прекрасное начало. С этого они начнет свою кампанию по завоеванию любви Эммы.

Глава 13

— Боже, какой у меня дурацкий вид! — простонал Колин.

Дело происходило во второй половине дня. Эмма поправила на нем маскарадный костюм и отступила, чтобы оценить общее впечатление.

— Ничего подобного, — возразила она. — У тебя чрезвычайно романтический вид. Вот только дай я…

И она расправила у него на шее воротник рубашки.

На Колине были широкие светло-коричневые шаровары, заправленные в сапоги, и белая просторная рубашка с открытым воротом и широкими рукавами. Эмма только что повязала на нем темно-синий кушак, концы которого лихо свисали вниз, и заткнула за него кинжал.

— В точности турецкий паша, — сказала она.

— А ты кто? — спросил Колин, оглядывая необычное облачение жены.

Она с удовлетворенной улыбкой посмотрела на свое отражение в зеркале. Софи просто превзошла себя.

Хотя на самом деле это было обычное шелковое платье, оно было так искусно скроено и увешано таким количеством шарфов, что казалось, будто вокруг ее тела колышутся многочисленные прозрачные покрывала. Волосы ее тоже были прикрыты вуалью, перетянутой по лбу золотой лентой.

— Как же, я — твоя наложница из гарема, таинственная восточная женщина.

— Я смотрю, ты ужасно довольна собой, — озадаченно сказал Колин.

— Во всяком случае, штаны на тебе есть, — сказала Эмма.

Она находилась в состоянии нервного возбуждения в предчувствии предстоящих чрезвычайных событий. Наступил день, когда Орсино исчезнет, и у нее было чувство нереальности всего происходящего, словно это была не то сказка, не то сон. Вернее, она чувствовала себя так, словно выпила слишком много шампанского. Но, несмотря на хмельное, беспечное настроение, у Эммы под ложечкой сосало. Конечно же, это нервное напряжение, которое во что бы то ни стало надо скрыть.

— Пошли, — сказала она. — Мы обещали заехать за Нетлтонами.

Спускаясь по лестнице, они встретили гораздо больше слуг, чем обычно. Они все повыдумывали себе разные занятия наверху и вылезли из своего полуподвального помещения, чтобы рассмотреть маскарадные костюмы господ. В холле толпились несколько горничных и лакеев и о чем-то тихо разговаривали.

— Это еще что? — воскликнул Колин.

Около двери их ждал Ферек. На нем были собранные на щиколотках широкие ярко-красные шаровары и кожаные турецкие туфли с загнутым кверху носком. Он был совершенно голый до пояса, если не считать короткой жилетки из парчи, открывающей взору его могучую грудь. На голове у Ферека был тюрбан, на котором красовалась золотая булавка в форме свернувшейся кольцом змеи. Зеленые глаза змеи зловеще мерцали.

— Нет, ну прямо как из сказки! — вскричала Нэнси. — Так и кажется, что ты сейчас скажешь:

«Сезам, откройся!» — и вытащишь из бутылки джинна.

— Тише, Нэнси, — одернул девушку Клинтон.

— Я похож на евнуха из дворцового гарема, — пожаловался Ферек.

Нэнси хихикнула. Впервые за время их знакомства Колин сочувственно посмотрел на Ферека.

У себя в Турции я никогда бы такого не надел, госпожа, — продолжал Ферек.

— Ничего, в этом здесь никто не разбирается, — безо всякого сочувствия сказала Эмма. — Вид у тебя замечательный.

— Но в нем нет достоинства.

— У тебя есть теплый плащ? — спросила Эмма, пропустив его жалобу мимо ушей. — А то тебе будет холодно.

— Да, госпожа, — обреченно ответил Ферек. — В этой проклятой стране мне всегда холодно, — пробурчал он себе под нос.

Колин вопросительно посмотрел на него:

— А где твоя маска?

— С собой, — сказал Ферек.

— В ней ты, конечно, будешь неузнаваем, — заметил Колин. — Собственно, нам можно оставить маски дома, Эмма: в Лондоне нет человека, который бы не знал Ферека.

Эмма побледнела.

— Хотя на маскарадах бывает такая толкучка, что могут и не узнать, — добавил Колин. — Я слышал, что костюмы будут сногсшибательные.

Эмма вздохнула свободнее.

— Я буду держаться в тени, госпожа, — тихо проговорил Ферек, наклонившись к ней. — Меня не узнают.

Несколько успокоенная, Эмма пошла за мужчинами к карете, где Ферек сел рядом с кучером. Заехав за своими друзьями, они отправились вдоль темных улиц к Пантеону. Как и договорились, они встретились с другими членами своей компании у подъезда и, надев маски, прошли внутрь. Маскарад уже был в полном разгаре. Том проводил их к заранее снятой ложе. Она находилась во втором ярусе, достаточно высоко над шумной толпой, но достаточно близко, чтобы они могли все разглядеть.