Джейн Эшфорд - Брак на пари

Эмма хотела рассмешить его, и Колин действительно засмеялся. Но потом вспомнил, что она ему рассказывала о своей прошлой жизни и то, о чем он догадался сам, и серьезно сказал:

— Так и сделай. Я распоряжусь, чтобы мои банкиры беспрекословно оплачивали все твои счета.

Что-то в его голосе остановило Эмму. Во всяком случае, она перестала поддразнивать мужа и опять повернулась к морю. Солнце уже село, но небо над горизонтом еще было окрашено. В темно-синем море отражались первые звезды.

«Как было бы хорошо жить среди этой красоты!» — подумала Эмма.

— Пошли в дом? Нас, наверное, давно ждет обед, — вдруг встрепенувшись, сказала она.

Забрызганная грязью карета Уэрхемов остановилась перед городским домом Сент-Моуров.

Выйдя из кареты, Эмма споткнулась. Ее ноги затекли после нескольких дней пути, а все тело нещадно болело.

Погода испортилась, и дожди превратили дороги в сплошное месиво, так что лошади шли только шагом. У всех испортилось настроение, и между кучером, Реддингсом и слугами, ехавшими на запятках, без конца вспыхивали перебранки. Сейчас они торопливо вытаскивали вещи, и на лицах у всех было написано облегчение: наконец-то они дома! Эмма сама мечтала о ванне, чашке горячего чая и чистой постели.

Дворецкий с каменным, словно высеченным из гранита лицом открыл парадную дверь. Эмма попыталась вспомнить его имя. Ах да, Клинтон! Колин поздоровался с дворецким.

— Ну как, все в порядке? — спросил Колин и прошел в дом, не дожидаясь ответа.

«Видимо, он еще ни разу не получал на этот вопрос отрицательного ответа», — с улыбкой подумала Эмма.

Она последовала за мужем в огромный холл с мраморным полом в черно-белую клетку. Изящно изгибающаяся лестница вела на верхние этажи.

— Нет, милорд, нельзя сказать, чтобы все было в порядке, — сказал Клинтон, когда на улице послышались звуки отъезжающей кареты и парадную дверь закрыли.

Колин не расслышал его слов. Но Эмма сразу насторожилась.

— В чем дело? — спросила она, и тут из подвальных помещении раздался душераздирающий вопль, который разнесся по всему дому, как звук трубы, возвещающей в лагере подъем.

— Это еще что? — воскликнул Колин.

Лицо Клинтона стало, если это вообще возможно, еще более каменным. Его этот вопль, по-видимому, нисколько не удивил. Эмме стало не по себе.

— Это, наверное, Нэнси, милорд, — мрачно ответил Клинтон.

— Нэнси? Кто это, черт побери? — Колин, уставший с дороги, был в раздраженном состоянии духа.

— Вторая горничная, милорд, — загробным голосом ответил дворецкий.

— Горничная? — Колин вперил в Клинтона взгляд, который мог бы обратить в бегство любого. — И что это с ней?

Клинтон не успел ответить. Дом вновь огласил вопль, перешедший в какое-то странное квохтанье. Эмме показалось, что это смех. Кажется, она догадалась, чем объясняются эти странные явления.

— У Нэнси слабые нервы, — объяснил дворецкий.

— Я и вижу, — отозвался Колин.

— Она так реагирует на истории мистера Ферека.

— О Боже! — воскликнула Эмма. Ее опасения подтвердились.

— Я просил его не развлекать молодежь своими… воспоминаниями, — продолжал Клинтон. — На мой взгляд, они совсем не подходят для наших людей. Даже наоборот. Но он пренебрег моим советом.

— О Боже! — только и повторила Эмма.

— Боюсь, милорд, что лакеи его подзуживают, — сказал в заключение Клинтон. — В его присутствии они забывают все правила хорошего тона.

Лицо Клинтона было бесстрастным, он говорил ледяным тоном, но Эмма заметила, что в его светлых глазах мелькнула искра чего-то, очень похожего на ярость.

— Я с ним поговорю, — сказала она.

— Да, мистер Ферек нам сообщил, миледи, что подчиняется только вам, — сказал Клинтон, не глядя на нее.

— Мне очень жаль, Клинтон, — сказала она. — Я объясняла Фереку, какие порядки установлены в английских домах, но Ферек не всегда…

Дворецкий смотрел куда-то мимо нее. Колин же, видимо, не хотел вмешиваться в это дело. Эмма постаралась забыть об усталости.

— Я пойду вниз и поговорю с ним сама, — сказала она.

— Пожалуйста, миледи. Очень буду вам благодарен, — все тем же бесстрастным тоном отозвался Клинтон.

Эмма вздохнула. Хотя она и предполагала, что Фереку будет нелегко привыкнуть к жизни в новом доме, она все же надеялась, что все уладится миром. Эмма обреченно спустилась по лестнице вниз. Приближаясь к кухне, она услышала густой бас нараспев что-то повествовавшего Ферека. Она остановилась послушать.

— Гляжу — он гонится за мной по улице с мясницким топором в руках.

— Какая жуть, — проговорил женский голос. — С чего это он?

— Он очень рассердился.

— Да уж, — согласился мужской голос.

«Один из лакеев», — догадалась Эмма.

— Того, кто посмеет забраться в гарем, делают евнухом.

Все молчали.

— Что это такое? — спросил женский голос.

После короткого молчания Ферек ответил:

— Наш мерин Райли — евнух.

Раздался мужской хохот.

«Да тут не один лакей», — догадалась Эмма.

— То есть, как… они отрезают… у человека? — истерически завопила Нэнси.

Эмма живо представила себе, как Ферек утвердительно кивнул головой.

— И я припустился бежать.

— Еще бы, — поддакнул лакей. — Тут побежишь! Господи помилуй — топор!

— Нет уж, от этого господина милости ждать не приходилось, — заявил Ферек.

— Это богохульство, — раздался враждебный мужской голос.

Эмма решила, что пришло время вмешаться. Она открыла дверь и вошла на кухню.

Ферек сидел в деревянном кресле, опершись ладонями о колени, и был похож на гигантского идола. Две горничные, три лакея и судомойка глядели на него во все глаза. Увидев Эмму, все мгновенно вскочили со своих мест. Юная судомойка убежала, остальные склонились в поклонах. Ферек, не торопясь, поднялся с кресла. Радостная улыбка осветила его лицо.

— Слава Богу, вы целы и невредимы, госпожа!

— Разумеется, Ферек.

Он был убежден, что, если его не будет с ней, в пути ее обязательно убьют разбойники.

— Я хочу с тобой поговорить, Ферек, — строго сказала Эмма.

— Конечно, госпожа. — Жестом монарха Ферек отослал остальных слуг из кухни. — Садитесь вот сюда, — сказал он, указывая на кресло, в котором только что сидел сам.

Эмма покачала головой:

— Ферек, разве я тебе не объяснила, что всеми слугами здесь распоряжается Клинтон?

— Конечно, госпожа.

Ферек смотрел на нее невинными глазами.

— Ты должен понять, что так заведено в этом доме, и ты не должен сердить дворецкого.

Ферек выпрямился и скрестил на груди могучие руки.

— Я был очень вежлив с мистером Клинтоном, — с оскорбленным видом заявил он. — Хотя он и…

— Ферек! — Эмма отлично понимала, какую тактику он применял.

Внешне подчиняясь дворецкому, он на самом деле подрывал его авторитет так искусно, что придраться было совершенно не к чему! За то время, что он у нее служил, Эмма успела уяснить, что Ферек склонен к интригам.

— Ты не должен отвлекать других слуг от работы, — с упреком сказала она.

На лице Ферека появилось удивленное выражение человека, которому нанесли незаслуженную обиду.

— Я, госпожа?

— А что ты делал, когда я вошла на кухню?

— Неужели нам за весь день нельзя отдохнуть несколько минут? — развел руками Ферек.

Он хочет завести среди слуг союзников. Кроме того, он обожает восхищенную аудиторию.

— Никаких реминисценций, — строго сказала Эмма.

— Ремини… Я не знаю этого слова.

— Не рассказывай слугам свои истории, — объяснила Эмма.

— Но они так им нравятся…

— И перестань интриговать, Ферек!

Он опять развел руками и расширил глаза — какие незаслуженные обвинения!

— В Англии другие порядки. — Вспомнив, что Ферек рассказывал ей, Эмма побледнела. — И не вздумай подложить что-нибудь в пищу мистеру Клинтону, — со всей возможной суровостью сказала она. — Или кому-нибудь еще. Ты меня понимаешь, Ферек?

— У меня нет нужды прибегать к яду, — высокомерно проговорил тот.

— Вот и прекрасно, — с облегчением сказала Эмма.

— Я могу стать начальником в этом доме и без таких…

— Слугами распоряжается мистер Клинтон, — повторила Эмма. — Он служит барону уже много лет.

Ферек внимательно посмотрел на нее и перестал хмуриться.

— Клинтон пользуется расположением вашего супруга?

— Д-да, — ответила Эмма, которой не нравилось выражение глаз Ферека.

— И он служит в этом доме очень давно?

Эмма опасливо кивнула.

— Может быть, еще с тех пор, когда господин был мальчиком?

— Не знаю. Возможно.

— Ага! — Ферек кивнул, словно наконец-то разгадал мучившую его загадку.

— Так ты понял, что я сказала? — спросила Эмма.

Ферек улыбнулся, и Эмме это совсем не понравилось. Но он сказал только два слова:

— Да, госпожа.

— Ты перестанешь рассказывать истории?

— Конечно, госпожа. Я исполню все ваши повеления. — И, прижав руку к массивной груди, он низко ей поклонился.

Надо только знать, как тобой повелеть, — скептически подумала Эмма.

Ферек считал, что имеет полное право делать все, что она ему не запретила.

— Повторяю: ты должен следовать правилам, заведенным в этом доме, — добавила Эмма.

— Я старался им следовать. Но все время на моем пути попадается что-нибудь, чего я не понимаю.

Конечно, он был воспитан совершенно в другом духе, — подумала Эмма, и ее кольнуло чувство вины. — Откуда Фереку знать, что принято в Англии?

— Если ты что-нибудь не понимаешь, спроси меня.

— Хорошо, госпожа. Спасибо. Вот, например…

— Что?

— Джон говорит, что он собирается обломать Нэнси. Что это значит?

Эмма искала слова:

— Ну, как бы это сказать…

— Мне кажется, что у него нечестные намерения.

— Гм…