Матросы бросили на берег швартовы и приготовили сходни. Док кипел жизнью.

— Пошли за вещами, Ферек, — сказала Эмма.

Спустя какое-то время она, поднимаясь вновь на верхнюю палубу, столкнулась с высоким джентльменом, которого сопровождал камердинер. Потертые чемоданы Эммы загородили тем дорогу, и на секунду Эмма оказалась прижатой к борту корабля проходившим мимо нее мужчиной. Она подняла на него глаза, собираясь сказать что-нибудь вроде: «Нельзя ли поосторожнее?», и их взгляды встретились.

На нее в упор смотрели необыкновенного, почти сиреневого цвета глаза, несомненно, обладающие огромной притягательной силой. Ей показалось, что их владелец стремится заглянуть внутрь нее, чтобы найти там что-то для себя очень важное. Эмма не могла отвести глаз. Этот ищущий взгляд нашел в ней отклик, словно она тоже давно искала того же. Ее губы приоткрылись от удивления, а сердце затрепетало.

Колину Уэрхему вдруг захотелось поцеловать незнакомку. Ее близость возбуждала, изумленный взгляд ее умных глаз интриговал. Это было так просто — наклонить голову и прильнуть к ее губам. Его опьянила одна мысль об их мягкой покорности.

Но тут темнокожий гигант вдруг убрал чемодан, который мешал Колину пройти.

— Что с вами, госпожа? — спросил он, увидев, что его хозяйка не трогается с места.

Женщина встрепенулась:

— Ничего, Ферек, со мной все в порядке. Спасибо.

— Прошу прощения, — сказал Реддингс и поспешил наверх.

Колин на секунду задержался. Ему хотелось заговорить с этой женщиной. Внутренний голос кричал, что он горько пожалеет, если даст ей уйти, но здравый смысл твердил, что это вздор, наваждение.

Реддингс нагнулся над открытым люком:

— Подать вам руку, милорд?


Неделю спустя Эмма сидела в гостиной Барбары Ремплинг за партией виста и размышляла, какую карту ей сбросить. Вопрос это был немаловажный, поскольку весь последний год она жила лишь на то, что ей удавалось выиграть за карточным столом. Семерку треф? Или бубновую девятку? Ее противница играла очень плохо, но самоуверенность никогда не ведет к добру. Именно самоуверенность погубила ее покойного мужа Эдварда, который всегда надеялся, что следующая сдача карт или поворот рулетки принесет ему удачу. Таким образом, он спустил все немалое состояние Эммы. Бедный Эдвард! Какая глупая смерть! И все карты… Умереть от ножа из-за карточного спора…

Эмма положила на стол отобранную ею карту. Пока ее противница обдумывала свой сброс, она подняла глаза и встретилась взглядом с хозяйкой дома Барбарой Ремплинг. Она совсем недавно познакомилась с этой женщиной, но у нее было чувство, что они давние подруги. У Барбары тоже когда-то был муж, который был влюблен не в жену, а в карты. Когда, окончательно увязнув в долгах, он пустил себе пулю в лоб, не оставив жене никаких источников дохода, она открыла сей добропорядочный игорный салон в собственном доме. Эмма хорошо знала подобные заведения. Она была даже благодарна Барбаре. В клубы, где мужчины играли по крупному, ей доступа не было, и она могла существовать только благодаря людям, подобным Барбаре.

Единственным наследством, которое ей оставил Эдвард, помимо долгов и разочарований, было искусство карточной игры. Под его руководством Эмма научилась играть во многие азартные игры и даже, к своему удивлению, обнаружила у себя талант. Эдвард просто бесился оттого, что, обладая незаурядным мастерством, она упорно отказывалась зарабатывать деньги за карточным столом. В последние дни перед его смертью ей все-таки пришлось играть в карты, чтобы хоть как-то возместить его непрерывные проигрыши. Они с Эдвардом неуклонно катились к полному разорению, которое предотвратила только его смерть…

Ее противница напряженно хмурилась. Она играла небрежно и, по-видимому, даже не имела четкого представления о принципах игры. Кроме того, как заверили Эмму надежные люди, она могла себе позволить крупные проигрыши. Так что Эмме не придется испытывать угрызений совести, если этот вечер даст ей возможность безбедно прожить месяц.

Дожидаясь, когда ее противница завершит, наконец, свои тугоумные размышления, Эмма окинула взглядом гостиную.

Большинство игроков принадлежало к слишком хорошо ей знакомой категории людей: она встречала им подобных и в дорогих казино, и в паршивых тавернах в разных странах Европы, и даже в Константинополе. Они составляли одно постоянно кочующее племя шулеров и простофиль, ловкачей и олухов, и имели между собой только одно общее — страсть к игре. У ней они вызывали смесь презрения, жалости и неприязни. А вот и сэр Эдвард с леди Эммой Таррант. Могло ли ей прийти в голову, что они скатятся так низко?!

И вдруг ее взгляд упал на молодого человека, который за угловым столиком играл в фаро с одним-единственным партнером. Ему было не больше семнадцати лет, и Эмма увидела в нем все знакомые ей страшные признаки: сумасшедший блеск в глазах, дрожащие руки, напряженную угловатую позу. Он явно проигрывал, причем проигрывал деньги, которых у него не было. Эмме было невыносимо на него смотреть. Надо б его предостеречь, но последние семь лет научили ее, что такой одержимый игрок никого не слушает.

Не желая наблюдать неизбежную катастрофу, она уже собиралась отвести взгляд от этого столика, когда юноша вдруг нетерпеливо дернул рукой и повернулся так, что Эмма увидела его лицо. Она нахмурилась. Это лицо, этот жест, эти светлые волосы, эта посадка головы — все было странно знакомо, хотя она никогда не встречала юношу раньше. Это мог быть только один человек.

У Эммы заколотилось сердце и вспыхнуло лицо. Она не предполагала встретить в таком месте кого-нибудь из них. Когда толстуха, играющая с ней, наконец, положила на стол карту, Эмма спросила:

— Вы не знаете юношу, что играет за угловым столиком?

Она старалась говорить спокойно, но ее голос невольно дрогнул. Однако ее противница была слишком увлечена игрой, чтобы замечать оттенки ее голоса. Она оглянулась на юношу и небрежно ответила:

— По-моему, его фамилия Беллингем. Ваш ход.

У Эммы зазвенело в ушах: ее подозрения подтвердились. Этого быть не могло, но это было. Прошлое настигло ее, несмотря на ее старания всячески его избегать.

Эмма кое-как дотянула до конца роббера. Она даже выиграла — у этой женщины было просто невозможно не выиграть. Но от дальнейшей игры Эмма отказалась, собрала свой выигрыш, попросила бокал вина и села на стул около окна. Из этого укромного места она наблюдала, как молодой человек проигрывает партию за партией. Очевидно, он уже задолжал не одну сотню фунтов. Свечи догорали, ночь близилась к концу, а Эмма заново переживала знакомый кошмар.

Сколько вечеров она провела подобным образом, глядя, как неутолимая жажда удачи, мечта о счастливых картах или выигрышном броске костей губят ее жизнь. Поначалу она пыталась спорить с мужем, но обнаружила, что уговоры приводят его в бешенство, что ему плевать на все, лишь бы снова и снова испытывать свое счастье за карточным столом.

Эмма начала наливаться ненавистью к противнику юноши, которого она тоже узнала. Он был гораздо старше своего партнера и глядел на него с той самой мрачной усмешкой, которую она так часто видела на лицах опытных игроков. Ему безразлично, что его партнер совсем мальчик, что он не может себе позволить такой проигрыш, с горечью думала она. Скорее всего, он, притворяясь другом, сознательно заманил сюда юношу, чтобы его обчистить. С каждой минутой Эмму охватывало все большее негодование. Как отвратителен и он сам, и все подобные ему — паразиты, гадальщики, наживающиеся на чужих страданиях. Однажды ей пришлось пойти к такому человеку и молить, чтобы он простил карточный долг ее мужа. И тот отказал ей с каменным бесчувствием.

Игра закончилась далеко за полночь. Молодой человек сказал что-то на прощание своему партнеру и поспешил из гостиной. На его лице было написано отчаяние. Его партнер встал и не спеша пошел к выходу. Его беззаботный вид еще больше взбесил Эмму. Что-то надо делать, решила она и тоже встала. Этого нельзя допустить! И ей пришло в голову, как она может выручить проигравшегося в пух и прах юношу.

Держась в отдалении, Эмма пошла за старшим игроком. Она видела, как он спустился по лестнице, взял из рук лакея плащ и вышел на улицу.

Увидев Эмму в прихожей, Ферек встал, готовясь сопровождать ее домой. Эмма кивнула ему, и он послушно пошел за ней, держась позади на расстоянии двух шагов. Игрок сел в один из кабриолетов, поджидающих пассажиров. Эмма села в другой.

— Следуйте за тем джентльменом, — коротко бросила она кучеру, указав на тронувшийся экипаж.

— Госпожа? — позволил себе вопрос Ферек.

— Залезай! — приказала она ему сердитым тоном.

Он молча забрался в экипаж, и тот с грохотом покатил по мощенным булыжником улицам Лондона по направлению к аристократической части города. Эмма вынула из сумочки и надела полумаску, которую всегда носила с собой на случай сохранения инкогнито. Полумаска закрывала все ее лицо, кроме губ и подбородка.

— Что случилось, госпожа? — спросил Ферек, хмурясь. — Этот человек оскорбил вас?

Эмма жестом приказала ему молчать: в эту минуту оба экипажа остановились перед парадным входом роскошного особняка. Эмма выскочила из кабриолета, сунула извозчику монету и поспешила к двери, которую игрок открывал своим ключом. Ферек бросился вслед за ней.

Все получилось, как и задумала Эмма. Широкая дверь распахнулась, и Эмма с Фереком проскользнули в дом вслед за хозяином.

— Какого черта! — воскликнул тот и уже было поднял трость из черного дерева с уверенностью человека, умеющего ею пользоваться. — Кто вы? Что вам здесь нужно?

— Я пришла к вам за долговыми расписками Робина Беллингема, — сказала Эмма как можно спокойнее.

Она видела, как молодой человек, проигрывая, вручал партнеру одну долговую расписку за другой. Она дрожала от ярости. Интересно, скольких молодых людей он уже погубил?

Хозяин дома опустил трость и вгляделся: где-то он видел этих людей.