— Здравствуйте, мистер Каррадин. Я Винсент Райе, совладелец фирмы «Роза Афродиты». Через пять минут я проведу вас к Карен, но прежде мне хотелось бы, если вы не против, кое о чем с вами переговорить. Присаживайтесь, пожалуйста.

Минуты две они обменивались банальными любезностями, затем Винсент решил перейти к делу.

— Честно говоря, Джон, меня беспокоит то, что Карен скрыла от вашей матери, кто она такая. Что случится, если миссис Каррадин вдруг узнает в организаторе вашей свадьбы свою бывшую невестку?

— Поверьте мне, — сухо ответил Джон, этого не произойдет.

— Как вы можете быть уверены? Неужели Карен так сильно изменилась?

Твердые губы Джона искривились в едва заметной саркастической усмешке.

— Она стала совершенно другим человеком.

— Но вы-то ее узнали.

Винсент был потрясен тем, как на миг изменилось красивое лицо его клиента. Боль, мелькнувшая в синих глазах, тотчас исчезла, но была сильной и глубокой.

— Да, — глухо проронил Джон, — да, я узнал ее. Сразу, как только увидел.

В сознании Винсента явственно прозвучал сигнал тревоги. Опытным глазом он в один миг распознал за этими словами душевное страдание. Что бы там ни произошло десять лет назад, брак Джона и Карен распался вовсе не из-за того, что Джон недостаточно сильно любил ее. И Винсент не на шутку испугался, поняв, как легко может снова вспыхнуть в сердце Джона любовь к бывшей жене.

Карен утверждает, что она теперь не во вкусе Джона. Может быть, она и права, но рисковать Винсенту все же не хотелось. Кроме того, мужская солидарность подсказывала ему, что он обязан предостеречь Джона, рассказать ему о том, как сегодняшняя Карен обходится с мужчинами. Винсент придерживался старомодных взглядов на брак и категорически не признавал неверности любого сорта.

Следовало, правда, признать, что Карен до сих пор не позволяла себе завлекать ни женатых, ни даже помолвленных мужчин, но Винсент понимал, что здесь случай особый. Эти двое, увы, были когда-то мужем и женой, так что Карен отлично знает, чем можно соблазнить Джона, чтобы без труда затащить в постель.

— Знаете, Джон, — безмятежно пропел он, — я ведь страшно удивился, когда узнал, что Карен была замужем. Да еще и дважды! Вы… э-э-э… вы знаете о ее втором браке?

— Знаю, — процедил сквозь зубы Джон. Сомнений нет — Карен ему до сих пор небезразлична, констатировал Винсент. И она его тоже не забыла, плутовка! Не для Эдварда она сегодня вырядилась, ох не для Эдварда!.. Эдвард — пройденный этап, в этом Винсент не сомневался.

— Да уж, Карен теперь ничуть не склонна к семейной жизни. — Винсент издал понимающий смешок. — За те шесть лет, что мы знакомы, она сменила больше приятелей, чем Генрих Восьмой за всю жизнь — жен. И они ей, представьте, так же быстро надоедают. Впрочем… может быть, она всегда была такой? Может быть, после двух разводов она наконец поняла, что не стоит клясться в любви до гроба, если на самом деле любовь проходит за каких-нибудь полгода?

Джон Каррадин не сказал ни слова, но его синие глаза стали колючими и холодными, как лед.

— Сомневаюсь, что Карен еще когда-нибудь выйдет замуж, — добавил Винсент. — Начать с того, что она не хочет детей, а ведь без этого не имеет смысла и заключать брак, верно?

— Верно, — все так же сквозь зубы подтвердил Джон.

— Да и в наши дни совсем необязательно связывать себя семейными узами исключительно ради того, чтобы тешить плоть. Тем более таким красоткам, как она. Мужчины и так не обделяют ее своим вниманием. Жаль только, что у них хватает глупости влюбляться в нее — ведь это совершенно бессмысленно. Деловым женщинам вроде Карен мужчины нужны только для одного — и уж верно не ради законного брака.

Воцарилось напряженное молчание. Красивое лицо Джона Каррадина окаменело. Довольный тем, что достиг своей цели, Винсент проворно встал.

— Давайте-ка я проведу вас к Карен, а то она станет гадать, куда вы пропали. Только ради Бога не передавайте ей то, что я сказал! Она весьма ревностно охраняет свою личную жизнь.

— Не беспокойтесь. Не скажу ни слова. Личная жизнь Карен меня нисколько не интересует.

Ледяное презрение, прозвучавшее в голосе Джона, Винсента не слишком порадовало. Он предпочел бы обнаружить в тоне собеседника холодное, равнодушие.

Впрочем, он сделал все, что мог, — и пусть другой сделает лучше.

Нервы Карен были на пределе.

Этим утром она пришла на работу вне себя от злости на то, как бесцеремонно обошелся с ней Джон. Может, он вообразил, что устроит ей допрос, как в суде? Карен вовсе не собиралась говорить с ним о прошлом. Она потратила десять лет, чтобы обо всем забыть, и не намерена воскрешать в памяти то, что причинило ей некогда боль. И уж тем более не намерена раскрывать Джону главную причину своего тогдашнего поступка.

Карен держалась часов до одиннадцати, а потом ее все сильнее начали изводить мысли о предстоящем ланче с Джоном. К половине двенадцатого она принялась поглядывать на часы и все ждала, когда зазвонит телефон, извещая о его появлении.

Упрямый аппарат, как назло, молчал, что само по себе было непривычно: по понедельникам, как правило, Карен не было покою от непрерывных звонков.

Она с ненавистью взглянула на телефон, но треклятая штуковина не дрогнула, безмолвно насмехаясь над ее растущим раздражением. Это напомнило Карен сцену из фильма, в которой человек, приговоренный к смерти, должен быть казнен ровно в полночь — и вот камера показывает то часы на стене, то телефон, который стоит как раз под ними. Напряжение растет вот-вот, быть может, раздастся звонок, сообщающий о помиловании… Этого не случилось, и приговоренного бедолагу увели на казнь.

Карен казалось, что нет ничего страшнее, чем знать точное время собственной смерти. Как же должен был страдать осужденный!..

Она и сама исстрадалась немало к тому мгновению, когда большая и маленькая стрелки настенных часов сошлись наконец на двенадцати. Телефон, однако, молчал, и в кабинете Карен царила мертвая тишина: двойные окна не пропускали городского шума, из соседних комнат тоже не доносилось ни звука. Обычно Карен нравилось полное уединение, но сегодня… Сегодня она просто задыхалась от удушливой тишины.

В пять минут первого ей показалось, что сейчас она лопнет. Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате, что-то бормоча себе под нос. Когда наконец зазвонил телефон, она едва не выпрыгнула из собственной кожи. На миг Карен застыла, не в силах пошевелиться, а потом бросилась к столу и схватила трубку.

— Слушаю! — почти беззвучно выдохнула она.

Карен ждала, что сейчас Синди сообщит ей о прибытии Джона, но вместо этого услышала голос Абигейл, занимавшейся подбором цветов для свадьбы, которая должна была состояться в следующий уик-энд.

От разочарования Карен едва не выругалась, и ей понадобилось немало сил, чтобы овладеть собой. Сделав глубокий вдох, она уселась на край широкого, изрядно потрепанного конторскими бурями стола, закинула ногу на ногу и каким-то чудом ухитрилась завязать с Абигейл спокойный и рассудительный разговор.

По опыту она знала: если достаточно долго и успешно притворяться, что держишь себя в руках, будет легче и впрямь успокоиться. Так и вышло. Праздно покачивая носком туфли, Карен отвечала на вопросы Абигейл, когда в дверь кабинета негромко постучали. Карен не успела и глазом моргнуть, как дверь приоткрылась и в комнату заглянул Винсент.

— Погоди минутку, — бросила она в трубку. — В чем дело, Винс?

— Э-э-э… Синди перепутала и направила Джона ко мне. Можно ему войти?

Сердце Карен подпрыгнуло и тугим резиновым мячиком застряло в горле.

Прекрати, одернула она себя. Джон Каррадин — всего лишь очередной клиент, а не воплощение неумолимой и страшной судьбы. Возьми себя в руки!

— Отлично, — с притворным безразличием сказала она. — Я сейчас закончу разговор. Пусть войдет.

И немного передвинулась, чтобы не сидеть лицом к двери, когда в комнату войдет Джон. Так ей не придется ни смотреть на него, ни вежливо улыбаться — можно будет притвориться, что она целиком поглощена разговором о том, какие цветы можно будет использовать, если и на этой неделе им не поставят пармские фиалки. И все же краем глаза Карен украдкой следила за тем, как Джон вошел, прикрыл за собой дверь и уселся на диванчике, стоявшем недалеко от входа.

— Абигейл, подбери нежную гамму и помни, что цветы ни в коем случае не должны быть желтыми, — ровным голосом продолжала Карен, стараясь не замечать, что взгляд Джона остановился на ее ногах.

Только сейчас она сообразила, что приняла слишком вызывающую позу. Впрочем, сейчас было бы уже смешно и нелепо одернуть чересчур узкую юбку и плотно сдвинуть колени словно она стеснительная школьница, впервые в жизни попавшая на вечеринку взрослых!

Тем более что Джон видел ее и в не таких еще вызывающих позах… От этой мысли Карен бросило в жар. Неужели и Джон, глядя на ее ноги, вспоминает о том же?

Вначале она стеснялась и даже побаивалась его… но это длилось недолго. После первой же их упоительной ночи она отбросила всякий стыд, а с ним — и прежние представления о том, что можно, а чего нельзя допускать в постели с мужчиной.

Хотя Карен в те дни уже не была девственницей, во всех прочих отношениях она оставалась неопытной и невинной. Она и не подозревала, какое сладкое, неодолимое безумие овладевает влюбленной женщиной, как легко можно стать рабыней плотских наслаждений.

И Джон взаправду сделал ее своей рабыней. Это произошло так быстро, что Карен и опомниться не успела. Прошел всего лишь месяц с их первой встречи, а она уже сходила с ума от страсти, безграничной страсти, не ведавшей никаких запретов. Карен исполняла все бесстыдные желания своего любимого и порой даже раньше, чем он высказывал их вслух. Рабыня любви, безоглядная и безотказная Кэрри.

Вспоминая об этом сейчас, Карен скрипнула зубами. И продолжала как ни в чем не бывало болтать о цветах для чужой свадьбы, лениво покачивала носком туфли, притворяясь, что близость Джона ничуть ее не трогает.