Розамонд, лежа в ароматной воде, размышляла над словами Нэн. Когда-нибудь великолепный замок, полный сокровищ, будет принадлежать их ребенку, как и Першор с Дирхерстом. Впервые она поняла и одобрила честолюбивые замыслы мужа. Земельные владения означают богатство, власть и безопасность. Она хотела для своего малыша всего самого лучшего.

Отпечаток его губ еще горел на груди в том месте, где он целовал ее сердце. Поразительно, как быстро изменились их отношения и как смягчились ее чувства по отношению к нему. Как он уверял ее, смеясь: «Милая, я намереваюсь умереть либо в бою, либо в собственной постели, а не из-за какого-то безрассудного плана, который, по-твоему, замыслили мы с Эдуардом».

А она еще сомневалась, может ли ему доверять! Род поклялся, что если она доверится ему, он ни за что ее не предаст.

Розамонд счастливо вздохнула, любуясь фигуркой дракона. Вероятно, и дракона можно усмирить.

Но на следующий день Розамонд убедилась, как жестоко ошиблась. Во двор замка то и дело въезжали молодые дворяне, и Роджер подолгу запирался с каждым.

В конце концов Розамонд спросила мастера Берка, кто они такие, и тот стал называть одно имя за другим:

— Тот, смуглый, — это лорд Мортимер. Его замки расположены вдоль границы с Уэльсом в Уигморе. Тот, хмурый коренастый мужчина, — лорд Хей, а красавец — Монтгомери.

— Можете больше не продолжать, мастер Берк. Все это приграничные бароны, я о них слышала.

— Верно, госпожа, если не считать рыжеватого молодого человека. Это Линкольн де Уоррен, семья которого владеет замками в Льюисе и по всему Суррею. А теперь прошу меня простить, госпожа. Мне нужно проверить, как дела на кухне. Сэр Роджер приказал приготовить не баранину, а оленину.

Когда Роджер пришел в семейные покои сменить тунику, Розамонд набросилась на него.

— Какие тайные заговоры ты вынашиваешь? — рассерженно взвизгнула она.

— Я рассказал бы, дорогая, не будь они тайными, — отшутился он.

— Не смей обращаться со мной как с младенцем! — взорвалась Розамонд. — Ты снова солгал мне! Утверждал, что я это все напридумывала! — Она бросилась к нему и замолотила кулачками по груди. — А ведь ты клялся мне!

Род накрыл ее кулачки широкими ладонями.

— Я клялся никогда не предавать твое доверие и сдержу слово. Но вот ты, очевидно, так и не удостоила меня своим доверием.

— Господи, ты пошел на войну и проиграл! Неужели не можешь смириться?

— Мы не войну проиграли, Розамонд, а всего лишь одно сражение.

— Да ты, должно быть, спятил! Неужели только и можешь думать что о войнах? Симон де Монфор — человек чести. Он добивается, чтобы Оксфордские провизии исполнялись. Он созвал парламент и стремится заключить мир с Уэльсом.

— Позволь мне кое-что объяснить, Розамонд. Теперешняя Англия — это рассерженный улей раздоров и свар. Симон де Монфор использует ничтожного слабеющего короля как куклу, чтобы вбивать свои идеи в головы баронов. Но он быстро забывает свои обещания. После битвы при Льюисе Симон обещал обменять пленных, а сейчас требует выкупа с каждого дворянина. Приграничные бароны слышали от валлийских шпионов, что он согласился на самые позорные уступки Ллевелину. Мало того что Уэльс теперь получит независимость, ходят слухи, будто Симон позволит Ллевелину сохранить все, что тот захватил в приграничье. Ты сама видела — граф прочит валлийца себе в зятья! Почему Симон настаивает на том, чтобы в парламенте заседали простолюдины? Понимает — они всегда помогут ему деньгами. Все бароны Севера отреклись от него, опасаясь, что любой пивовар получит столько же прав, сколько титулованный граф. Он прибирает к рукам все владения принца Эдуарда: Бристоль, Честер, Ньюкасл, Ноттингем. Отдал одному сыну Дувр, а второму — замок Херефорд. Оттолкнул от себя высокородных лордов вроде Гилберта Глостера, помогавшего ему в битве.

— Не верю! — воскликнула Розамонд. — Ты выгораживаешь Эдуарда, потому что он твой друг.

— Я на его стороне, потому что он наш будущий король. Трон Англии — его божественное право. Он правитель страны, а не граф Симон.

Розамонд демонстративно заткнула уши и встала к мужу спиной. Роджер схватил ее за руку и повернул лицом к себе. Голос его был обманчиво мягок, но глаза горели зеленым пламенем.

— Можешь говорить что хочешь, Розамонд. Считай, что спор окончен. Однако вечером ты наденешь лучшее платье, изобразишь самую милую улыбку и спустишься в зал, чтобы приветствовать гостей. Ты — леди Розамонд де Лейберн, хозяйка Тьюксбери, и будешь вести себя как подобает.

Розамонд откинула волосы и вызывающе вздернула подбородок. Щеки горели румянцем ярости, но она не посмела пренебречь приказом мужа.

Глава 24

Алиса де Клар с тоской смотрела в окно. Жизнь под покровительством королевы стала невыносимой. Когда она вырвется отсюда?!

До приезда прекрасной принцессы Элеоноры Алиса находила благодарную слушательницу в королеве, которую засыпала жалобами на сэра Роджера де Лейберна. Королева ненавидела сыновнего управителя, которого обвиняла во всех бедах принца, а заодно и в краже своих драгоценностей из Нью-Темпла. Когда Алиса предположила, что управитель разбогател, запуская руки в королевскую казну, королева назначила проверку счетов и поклялась конфисковать Тьюксбери с земельными владениями.

Кроме того, королева гневалась на Гилберта де Клара, упорно поддерживавшего вероломного Симона де Монфора. Поэтому она и приказала Алисе вернуться в Глостер и перетянуть Гилберта на сторону короля. Алиса, поразмыслив, согласилась. Теперь, когда она стала графиней Глостер, ее место — рядом с богатым могущественным мужем. Мальчишка Гилберт скоро станет мягким воском в ее руках!

Алиса собрала вещи и слуг и покинула Лондон.


Этим летом Роджер редко бывал в Тьюксбери. Он был вне себя от радости, узнав, что перед возвращением в Лондон к открытию сессии парламента Симон де Монфор перевез принца Эдуарда из Кенилуорта в замок Херефорд, поручив охрану своему сыну Генри.

Гасконцы Эдуарда, сбежавшие во Францию после битвы при Льюисе, вернулись обратно, высадившись в Пемброке. Воины Гарри Олмейна, скрывавшиеся.в Ирландии, тоже постепенно подтягивались в Англию. Роджер вместе с приграничными баронами собирал войско в замке Ладлоу, в семи милях от Уигмора, принадлежавшего барону Мортимеру.

Роджер де Лейберн решил, что настала пора поговорить с Гилбертом де Кларом. У первого пэра Англии под командой было больше людей, чем у любого другого барона, и Роджер знал: гордость юноши жестоко задета пренебрежением де Монфора. Роджер провел в Глостере неделю, где льстил, убеждал и уговаривал Гилберта перейти в лагерь короля, как сделал его отец.

— Надеюсь, ты не отдашь замок Глостер в руки короля, как он приказывал? — спросил Род.

— Ни за что на свете! Де Монфор всего лишь граф Лестер, а Лестеры всегда были ниже Глостеров! Если он назначит новых управителей моих владений, я их повешу на первом же суку!

Роджер заподозрил, что Гилберт не хочет присоединиться к ним из-за сплетен и слухов о его отношениях с Алисой, но когда попытался намекнуть на это, Гилберт равнодушно отмахнулся:

— О женщинах мы говорить не будем!

Род решил, что определение «женщина» вряд ли сулит что-то хорошее Алисе де Клар. Зато Гилберт взорвался, узнав о помолвке Демуазель де Монфор с Ллевелином Уэльским. Род вспомнил, с какой тоской смотрел Гилберт на Деми во время своего последнего визита к графу в прошлом году. Похоже, Гилберт вообразил себя влюбленным в дочь Симона.

Перед тем как покинуть Глостер, Роджер намекнул, что Эдуард Плантагенет, взойдя на трон, намеревается выполнить условия Оксфордских провизии, и это перевесило чашу весов. Гилберт согласился на тайную встречу с Эдуардом, как только принца освободят.

Роджер вернулся в Тьюксбери за день до отъезда в Лондон на открытие сессии парламента. Розамонд держалась с ним холодно, и хотя Роджеру хотелось совсем иного, у него совсем не осталось времени вновь завоевать ее. Хорошо еще, Розамонд больше не одолевали страхи за ребенка, которого она носила. Роджер пообещал себе, что вернется в Тьюксбери до родов.

Розамонд делила время между замками Тьюксбери и Дирхерст. Мастер Берк, как главный управитель обоих хозяйств, часто сопровождал ее и давал советы, касающиеся всяких нововведений. Теперь Дирхерст мог соперничать с Тьюксбери по количеству стад и процветающих ферм. Особенно Розамонд гордилась кладовой, в которой хранились различные травы. Теперь она понимала, насколько Род был прав, предложив объединить хозяйства. По правде говоря, она признавала правоту мужа во многих вещах, включая их брак. Но она так и не смогла смириться с его замыслами и заговорами с приграничными баронами. Симон де Монфор выиграл войну и правит Англией. Почему же де Лейберн не может жить спокойно? Почему Роджер постоянно стремится насолить ее опекуну? А сама она? На чьей стороне?

Розамонд не знала.

Днем ее отвлекали бесконечные хлопоты, но вечерами, когда она вместе с Нэн шила крохотные одежки для малыша, все ее думы были только о Роджере, об этом загадочном, непонятном человеке. Она жестоко тосковала о нем и мечтала о его возвращении. Розамонд сожалела о том, что жестоко обошлась с ним, и признавалась себе, что его преданность лорду Эдуарду достойна восхищения. Она проводила ладонью по животу, лаская растущее в нем дитя, и понимала, что маскировала гневом страх перед грядущими битвами. Страх за жизнь мужа. И хотя она любила Элеонору и Симона, в глубине души сознавала: ее преданность должна быть отдана супругу, отцу ее ребенка. Более того, нельзя отрицать, что Эдуард — законный наследник престола и когда-нибудь станет великим королем.

Августовское утро выдалось теплым и солнечным, а в воздухе пахло только что скошенной травой. В полдень, услышав цокот копыт, Розамонд бросилась во двор, готовясь кинуться на шею мужу. Но сердце упало, когда она увидела Алису де Клар и ее слуг в сопровождении полудюжины тяжело груженных вьючных лошадей. Постаравшись скрыть досаду, Розамонд вежливо приветствовала гостей и велела конюхам напоить лошадей.