— О, Роджер, спасибо, что вернулся…

Она обняла его, и в этот момент сын толкнулся в его ладонь. Роджер вознес к небу молчаливую молитву.

— Готовься перебираться в другой замок, — предупредил Роджер Эдуарда. — Побег отсюда немыслим.

— Знаю. Будь это по-другому, меня бы здесь только и видели! Моя жена по-прежнему в соборе? Она в безопасности?

— Да, и по уши в тебя влюблена.

— А я — в нее. Она не такая, как другие женщины.

— В этом и кроется тайна твоего влечения. — Роджер понизил голос, хотя вокруг вроде бы никого не было. — Мортимер предлагает тебе скрыться в его замке Уигмор на валлийской границе. Если тебя перевезут в другое место, мы оставим поблизости свежих лошадей и будем дожидаться удобного момента, чтобы осуществить побег. Все верные нам войска переброшены в замок Ладлоу, в семи милях к северу от Уигмора.

Эдуард понимающе кивнул, но тут же, выругавшись, прошипел:

— Ллевелина принимают как настоящего короля, коим он себя вообразил!

— Симон де Монфор понимает — он не сможет одновременно справиться с нами и Уэльсом, вот и носится с Ллевелином.

— Меня от всего этого тошнит! Старый лев, король Генрих, мой прапрадед, покорил Уэльс сто лет назад, и с тех пор наши приграничные бароны удерживали эти владения, подавляя восстания, беспорядки и мятежи! Теперь же чертов Монфор преподносит его Ллевелину на серебряном блюде.

— Вот станешь королем и снова покоришь Уэльс, — беспечно отмахнулся Род.

Эдуард пронзил его ледяным взглядом.

— Будь уверен, друг мой. Я объединю Англию и Уэльс.

У Роджера не было ни малейших сомнений в том, что

Эдуард сдержит слово.

— Но сначала придется вернуть себе Англию, — ухмыльнулся принц.

За обедом в парадном зале Кенилуорта Розамонд заметила, что смуглолицый Ллевелин постоянно следит взглядом за Демуазель, игнорируя остальных дам. Розамонд подумала, что он напоминает голодного волка, преследующего добычу. Розамонд, вздрогнув, решила предупредить подругу, когда все встанут из-за стола. Но не успела — Демуазель сама поспешила к ней, задыхаясь от возбуждения.

— Что ты о нем думаешь?

— О ком? — притворилась непонимающей Розамонд, предчувствуя и страшась ответа подруги.

— О принце Уэльском, глупышка! Он такой смуглый и на вид ужасно опасен. Каждый раз, как взгляну на него, ноги подгибаются! Какое счастье, что я выучила валлийский! Отец велел мне сегодня за ужином сесть рядом с ним на возвышении!

— Ты увлечена им потому, что он уже немолод! Совсем как я — сэром Рикардом, — пожурила девушку Розамонд. — Но не забывай, что Ллевелин — враг Англии.

— Я знаю, но все это так волнующе!

Деми облизнула губы, а Розамонд возблагодарила Бога, что подружка слишком молода для серьезных отношений со зрелым мужчиной.

Этим вечером Розамонд наблюдала за сидевшими вместе Ллевелином и Деми, полностью поглощенными друг другом. Обернувшись к мужу, она заметила, что и его взгляд устремлен на эту парочку.

— Деми без ума от него, — призналась Розамонд. — Когда он уедет, сердце бедняжки будет разбито.

— Вряд ли, если их обручат.

— Обручат? Но Деми только исполнилось пятнадцать. Неужели Симон способен отдать дочь врагу?

— Почему бы и нет? Плохо ты знаешь де Монфора! Ллевелин — самозваный принц Уэльский, почти король, как сам Симон. Так что они равны. Узы брака укрепят мир между Англией и Уэльсом.

Розамонд с отчаянием посмотрела на леди Элеонору, державшуюся с истинным величием принцессы крови, а потом на графа Симона. Впервые она увидела их глазами Роджера. Поняла, что оба жаждут власти. Если им представится возможность выдать дочь за принца, пусть и врага своей страны, они на это пойдут. Деми, как и ее когда-то, принесут в жертву жажде власти и политическим амбициям.

Розамонд порывисто сжала руку Роджера:

— Я не хочу оставаться в Кенилуорте. Не могли бы мы вернуться в Виндзор?

Роджер взглянул жене в глаза.

— Еще рано, любимая. Я отвезу тебя в Тьюксбери, откуда ты сможешь часто ездить в свой замок Дирхерст.

— О да, пожалуйста, это будет восхитительно!

Он нежно поцеловал ее руку.

— Пойдем наверх.

Едва начав раздеваться, Розамонд ощутила на себе взгляд мужа и смутилась. С тех пор как они в последний раз ласкали друг друга, ее беременность стала еще заметнее.

— Позволь мне раздеть тебя, — тихо попросил он.

— Я… мое тело потеряло стройность, господин.

Он в мгновение ока очутился рядом.

— Ошибаешься, Розамонд. Ты никогда не выглядела прелестнее, чем в эту минуту.

Он взял тунику, которой она прикрывала живот, и отшвырнул к изножью кровати, а сам сел и поставил ее между своими расставленными ногами.

— Твои груди и чрево — как спелые плоды. — Он провел ладонью по тонкой ткани ее камизы и ощутил легкую дрожь, а когда приподнял подол, она попыталась отвернуться, но Роджер не позволил. Его руки скользнули по атласной спине, губы коснулись нежной кожи. — Твоя красота и зрелость возбуждают меня, Розамонд. Поцелуй меня.

Ощутив трепет желания, она обняла его и приблизила губы к его рту. После первого поцелуя она ощутила ненасытный голод и почти сорвала с него одежду. Роджер уложил ее на постель.

— Когда ты прижимаешься ко мне, твоя кожа кажется горячим шелком. Обожаю ее вкус и запах, — хрипло прошептал он.

— Род, я тоже хочу знать твой вкус, — прошептала Розамонд, впервые осмелившись открыть свою тайную мечту.

Она приподнялась над ним, жадно оглядывая его мускулистое сильное тело, затем медленно втянула в рот его сосок. Когда светлые волосы рассыпались по его груди, Роджер едва сдержал вопль восторга.

Сегодня его смелость и сила стали черной магией, возбуждавшей в ней чувственность, которая до сих пор не находила выхода. Но теперь Розамонд дала волю безумию. Роджер был для нее самым красивым мужчиной на свете, а его зеленые глаза и смоляные волосы просто завораживали. И то, что он находил ее прекрасной даже в таком состоянии, стало мощным афродизьяком. Все запреты, все ограничения куда-то исчезли, а пламя жаркой страсти взметнулось до самого неба, угрожая поглотить ее.

Она ласкала его плоский живот и наклонилась, чтобы окунуть язык в пупок, и тут услышала стон наслаждения. Взгляд Розамонд остановился на его мощном копье, и она дразняще улыбнулась.

— Я так давно хотела это сделать, — призналась она, обводя губами контуры длинного шрама на бедре, лаская серебристый рубец, пересекавший плоть от колена до паха.

— Розамонд! Не нужно!

Ответом был низкий чувственный смех.

— Это часть тебя, а я нахожу все части твоего тела просто неотразимыми… Род.

Она осторожно сжала тяжелый мешочек, перекатывая яички в ладони, неожиданно накрыла губами головку его мужского естества и стала обводить языком. Она сосала его осторожно, ритмично, словно поглощая… Постепенно едва ли не половина гигантской плоти исчезла у нее во рту.

Род зачарованно наблюдал, как она ласкает его. Ее волосы гладили его бедра, скрывая от взора те откровенные ласки, которые она ему дарила, и он в который раз возблагодарил Бога за то, что получил в подарок эту женщину. Если он сумел пробудить в ней такую страсть, значит, когда-нибудь она его полюбит.

Почувствовав, что сейчас извергнется, Род попытался отстраниться, но Розамонд повелительно подняла руку, и он отдался экстазу.

Позже, когда она подняла голову, он коснулся губами ложбинки между ее грудями.

— Я целую твое сердце, Розамонд.

— Я счастлива, когда ты это делаешь, — выдохнула она. Род завладел ее ртом и ощутил на губах свой вкус.

— Я люблю тебя, Розамонд.

Он впервые признался в этом и вдруг подумал, что не так уж важно, произнесет ли она те же слова. Почему-то Роду показалось, что она уже любит его, но боится признаться в этом даже себе самой.

— Тогда покажи мне это!

Ей хотелось почувствовать его в себе. Как никогда нужны были его сила и пыл чувственного исступления. Пусть он силен, но восторжествовала сегодня она!

Когда Розамонд прощалась с Деми, подруга по секрету сказала, что отец действительно обсуждал с Ллевелином возможность помолвки. У бедняжки Деми глаза сияли полуночными звездами, а у Розамонд не хватило духу омрачить счастье подруги.

— Вспомни, Деми, мое обручение растянулось на много лет. Не слишком спеши покинуть Кенилуорт ради Уэльса.

Роджер настоял, чтобы по пути они остановились в Першоре, и Розамонд удостоверилась, что при новом управителе поместье процветает. По чести говоря, ей следовало бы поблагодарить за это мужа.

Прибыв в Тьюксбери, Розамонд с восторгом увидела Нэн и Чирк.

— О, мой ягненочек, да вы ждете малыша! Сэр Роджер и словом не обмолвился! Должно быть, вы устали с дороги! Не стоило ехать верхом… немедленно идите в постельку… отдохните…

— Нэн, ты еще хуже Роджера. Путешествие было долгим лишь потому, что мы тащились как улитки! Но я с удовольствием полежала бы в этой невероятной ванне-корабле!

Пока Розамонд раздевалась, Нэн не сводила с нее глаз.

— Когда появится малыш?

— Сама не знаю, — ответила Розамонд, поняв, что Нэн может заточить ее в замке до рождения ребенка. — Месяца через четыре, наверное.

На самом деле она была уже на седьмом месяце, но не признаваться же в этом служанке!

В комнату вошел Роджер и попытался отделаться от Нэн:

— Я сам поухаживаю за Розамонд, Нэн.

— Но мне нужно развесить ее чудесные платья, господин. Нельзя же, чтобы они помялись!

Род лукаво подмигнул Розамонд:

— Платье можно назвать чудесным, только если мужчине хочется его снять с хозяйки! Придется довольствоваться поцелуем, раз уж Нэн отказывается оставить нас наедине.

— Судя по моей госпоже, вы и без того оставались наедине чересчур часто, — пошутила Нэн.

Едва Род получил свою награду и ретировался, Нэн заметила:

— Господин, естественно, хочет, чтобы его сын родился в принадлежащем ему замке.