Дыши глубже, приказала себе Мэдди.

– Я… Мне много о чем надо сказать. Могу я попросить тебя потерпеть мое общество до тех пор, пока я не выскажу все, что накопилось?

– Конечно.

– Когда мне было шестнадцать лет и я вернулась домой из Брайтона, то сказала тебе, что на взморье встретила шотландского офицера. – Мэдди судорожно сглотнула. – Я солгала.

Вот так. Признание ценой в жизнь всего из двух слов. Мэдди никак не могла взять в толк, зачем было столько лет ждать, чтобы произнести эти два слова.

Но сейчас, когда они были произнесены, повторить их она могла без труда.

– Я солгала, – вновь сказала Мэдди. – Я ни с кем тогда не познакомилась. Я все время на побережье провела в одиночестве. По возвращении в Лондон меня ждал первый сезон. При мысли о том, что мне придется много бывать на людях, я запаниковала и придумала всю эту несусветную чушь о капитане Маккензи. И год за годом повторяла эту небылицу.

– Но… Если только у меня не старческое слабоумие… В замке живет мужчина. И зовут его капитан Маккензи. И он не похож на чью-то выдумку. Вполне себе реальный человек.

– Он – реальный человек, это верно. Но я никогда прежде с ним не встречалась. – Мэдди опустила голову на скрещенные руки. – Мне так стыдно. Я боялась сказать тебе правду. Я давно хотела тебе рассказать, еще до того как мы переехали в этот замок, но мне казалось, что ты так привязалась к этому выдуманному мной герою, а я тебя слишком сильно люблю…

– Девочка моя, – приговаривала тетя Тея, массирующими движениями гладя Мэдди по спине. Она так частенько делала, когда Мэдди была еще ребенком, – я знаю.

– Ты знаешь, что мне стыдно? Ты можешь меня простить?

– Не только это. Я знаю все. Про обман, про письма. Что твой капитан Маккензи был всего лишь игрой воображения. Я всегда об этом знала.

Мэдди не поверила своим ушам и потому решилась поднять на тетю глаза.

– Что?

– Пожалуйста, не обижайся на меня за эти слова, дорогая, но твоя выдумка не была такой уж убедительной. Если совсем честно, то вся эта история была за уши привязана. Ты никогда не умела врать. Если бы я за тебя не вступилась перед твоим отцом, твоя история и месяца не продержалась бы.

– Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что никогда мне не верила? Все эти годы ты знала, что капитан Маккензи – чистой воды вымысел, и ни слова мне не сказала?

– Ну, мы договорились, что тебе нужно время.

– Мы? Кто такие эти «мы» в твоем предложении?

– Мы с Линфортом, конечно.

– Мой крестный отец тоже знал, что я сочинила себе ухажера? – Мэдди закрыла лицо ладонями. – Господи, какой позор.

Конечно, ей было стыдно, но при этом она готова была летать – так легко стало на душе. По крайней мере, можно было не тяготиться мыслью о том, что она унаследовала этот замок, обманув доверие наследодателя.

– Разумеется. И он все понимал. Потому что, моя дорогая Мэдлин, мы с ним были близки.

– Близки, значит.

– Мы были любовниками двадцать лет. И он знал, что когда-то и я солгала, чтобы избежать замужества.

Мэдди была ошарашена.

– И граф Монтеклер не разбивал тебе сердце? И после него все мужчины не стали для тебя на одно лицо?

– О, я побывала с ним в постели, это правда. Не могу сказать, что все было ужасно, но никакой магии в тот раз не произошло. Нет, та ночь не стала для меня роковой в том смысле, что я навсегда потеряла интерес ко всем прочим мужчинам. Напротив, тогда я поняла, что слишком молода для того, чтобы на всю жизнь приковать себя к одному мужчине лишь потому, что мои родители считают его подходящим для меня супругом. И я не хочу лишь в брачную ночь узнать о том, питает ли мой муж эротическое пристрастие к перьям.

– Перья? Какие перья?

– Неважно. Я хочу сказать, что нельзя недооценивать важность физической совместимости. Как бы там ни было, я громко заявила о своем бесчестии, воспользовавшись связью с графом как предлогом для того, чтобы не вступать в брак. И я смогла заводить себе любовников, и, признаюсь, активно пользовалась этой возможностью. Впрочем, последние двадцать лет Линфорта я была увлечена им настолько, что хранила ему верность. Его уход стал для меня ударом. Именно поэтому я с радостью отправилась с тобой на север. Я тоже была в трауре.

– Да, но твой траур был настоящим. – Мэдди подвинулась ближе к тете. – Тетя Тея, я так тебе сочувствую.

Тея промакнула глаза.

– Мы знали о приближении печальной развязки, но к смерти близкого человека невозможно подготовиться. Тем не менее мы продолжаем жить. Находим себе новые увлечения. Пока ты часами рисовала своих жуков, я в своей башне писала роман.

– Ты – писательница? Но это же… великолепно!

«Вообще-то ничего удивительного в этом нет, – подумала Мэдди. – Тетя Тея годами сочиняла мелодраму с ней, Мэдди, в главной роли».

– На самом деле это даже не роман, а скорее мемуары. Или, как говорят французы, роман с ключом, где за условными персонажами скрываются реальные люди. Только вот ключа я к нему прилагать не буду, чтобы защитить от разоблачения таких же грешников, как я сама.

– Почему ты мне об этом раньше не сказала? – Мэдди покачала головой. – Зачем мы друг другу лгали столько лет?

Тетя Тея крепко пожала руки своей племяннице.

– Я не знала, что мы лжем, дорогая. Много лет я была уверена в том, что мы обе понимаем, что делаем, и по негласной договоренности продолжаем разыгрывать спектакль. Я думала, что ты счастлива тут, в Шотландии, и я уговорила твоего отца оставить тебя в покое. Но когда появился этот горец…

Мэдди усмехнулась.

– Нежданно-негаданно.

– Да, когда он появился, я уже не знала, что и думать. Я даже предположила, что ты все эти годы говорила правду. Или почти правду. И я устраивала для него проверки. Сначала со стихотворением. Потом с уроком танцев. Я пыталась дать тебе понять, что ты всегда можешь мне довериться. Но главное… Я решила, что ты уже взрослая. Ты взрослая, сильная и умная женщина. И мне не следует тебе мешать.

Мэдди теребила кружевную оторочку носового платка.

– Он – совершенно чужой мне человек. Ты можешь в это поверить? Каким-то образом мои письма попадали к нему, и из них он узнал обо мне все. Обо мне, о моей семье. Но я никогда его не видела до того, как он переступил порог нашего дома. А сейчас…

– А сейчас ты полюбила его, да?

– Боюсь, что так. – Глаза у Мэдди защипало от слез. – Но он меня не любит. Или, возможно, он мог бы меня полюбить, но никогда себе этого не позволит. Я не знаю, что мне делать. Вчера после бала мы ужасно поссорились. Я вернула ему обручальную брошь.

– Вполне вероятно, это обычная ссора между влюбленными. Знаешь, как говорят: милые бранятся, только тешатся.

– Не знаю, можно ли нас назвать влюбленными. Я отчаянно хочу быть любимой и очень боюсь, что он может ответить на мое чувство лишь в моем воображении. И все закончится так же, как начиналось: я сама запру себя в придуманном мной же мире.

Тетя Тея улыбнулась.

– После того, через что я заставила его пройти во время подготовки к тому балу, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты ему далеко не безразлична.

– Он человек верный, но… Я думаю, он на меня в обиде за что-то. Не знаю как, но я его глубоко ранила. Возможно, моя ложь никак не отразилась на тебе или на нашей семье, но она причинила боль Логану. Я не понимаю, как наивные письма шестнадцатилетней девочки могли оказать на него такое сильное влияние, но мне бы очень хотелось все исправить. Знать бы только, как.

Даже предложив ему свою любовь, она не растопила лед. Что еще она могла ему дать? Мэдди опустила глаза.

– У меня внутри все переворачивается, и я чувствую себя абсолютно беспомощной.

– У меня на этот случай есть лекарство.

Мэдди брезгливо поморщилась. Ох уж эти фирменные рецепты от тети Теи!

– Знаешь, тетя Тея, раз уж у нас сегодня такой день, скажу начистоту. Я не думаю, что смогу сейчас проглотить хоть каплю твоего…

– Не трать слов. Вот оно – мое лекарство. – И тетя Тея крепко ее обняла. От Теи пахло, как от аптекарского прилавка, всеми косметическими средствами сразу, но объятия ее от этого не стали менее искренними и теплыми. К тому времени, как они разомкнули объятия, на глаза у Мэдди выступили слезы.

– Ты любима, моя девочка, – сказала тетя Тея, взяв ее за щеки. – Тебя всегда любили. Как только ты сама в это поверишь, все само собой прояснится.

Логан старался держаться от нее на расстоянии. Это было непросто, но он понимал, что навязчивостью ничего от нее не добьется. Мэдди могла уехать со дня на день, а он так и не придумал, как ее отговорить. Он мог лишь надеяться, что время или, возможно, угроза опубликовать ее письма, заставят ее передумать.

Он хватался за эту надежду как за соломинку, но он воочию убедился, как эфемерна его надежда, когда накануне Белтейна застал ее в столовой среди нескольких дюжин ящиков и коробок. Стол был завален фарфором, серебром, скатертями, салфетками, подсвечниками. Еще он заметил на столе чайники, кочергу, свечи и банку со специями.

– Вы готовитесь к чаепитию? – с сарказмом поинтересовался Логан.

– Нет. Я готовлю приданое для мужчины.

– Приданое?

Мэдди насупила брови.

– У мужчины бывает приданое? Я, честно говоря, не знаю. Но это не имеет значения. Когда люди вселяются в новый дом, им нужно иметь самое необходимое.

– А разве в замке все это не нужно?

– Теперь уже нет. – Мэдди бережно заворачивала в солому кувшин для умывания.

– Я еду домой, в Лондон. Я буду жить со своей семьей. Кто-то должен всем этим пользоваться.

Логан стиснул зубы. Она говорила об отъезде спокойно и просто, как о деле давно решенном. Она не только замок бросала, она и его, Логана, бросала. Мэдди обошла вокруг стола, считая стопки с ложками. Логан, чуть приотстав, шел следом.

– Мне тоже полагается прощальный подарок? – спросил он, как ему казалось, словно невзначай, а на самом деле раздраженно и с обидой. – Может, мне столик какой-нибудь перепадет и пара подсвечников?