Мэдди пришлось зажать рот рукой, чтобы не расхохотаться. Как все-таки хорошо, что ее таланты ограничивались рисованием и никак не распространялись на поэзию. Хорошо, что под этими виршами стояла не ее подпись, а подпись капитана Маккензи.

– Посвящается той, кого я буду любить всю жизнь, – прочел Логан.

– Читайте дальше, – подбодрила его Мэдди. Я помню все ваши стихи наизусть. Если там клякса или чернила выцвели, я всегда подскажу.

– Обойдусь без посторонней помощи, – сказал Логан.

Мэдди заглянула в листок.

– Оно начинается так: «Ах, если бы был птицей я…»

Логан перевел дух и с решимостью смертника бросился в бой.

Стихи он декламировал своим раскатистым звонким басом:

Ах, если бы был птицей я,

То пел бы только для тебя.

А если бы шмелем я был,

То жалил всех, кто вам не мил.

А если бы утесом стал,

Для вас до неба я б достал.

А был бы дудочкою я…

Чтение пришлось прервать, потому что Каллумом овладел сильнейший приступ кашля. Рабби изо всех сил дубасил его по спине.

– Все, довольно с вас? – спросил Логан. – Ты что, собрался помирать, Каллум?

Каллум, красный от натуги, замотал головой.

– А жаль. Я-то надеялся, что ты помрешь.

– Не обращай на меня внимания, – выдавил Каллум. – Продолжай читать.

А был бы дудочкою я,

Играл бы только для тебя.

Отчего-то кашель Каллума оказался заразительным. Приступ охватил всех присутствующих, включая слуг. Мэдди тоже боролась с приступом удушья. Логан не унимался. Очевидно, он задался целью убить их всех, чтобы не осталось в живых ни одного свидетеля его унижения.

А если бы конем мне стать,

Одной тебе на мне скакать.

Лесным пожаром был бы я,

Я все спалил бы для тебя.

Но раз мужчиной создан я,

Мне суждено хотеть тебя.

Логан швырнул листок на стол и, сняв очки, протер салфеткой стекла.

– От всей души, с любовью и так далее. Вот и конец.

Мэдди показалось, что она услышала, как он добавил шепотом:

– Конец моему чувству собственного достоинства.

Словно по мановению волшебной палочки, у всех разом прекратился кашель. Повисла тишина.

– У меня в аптечке имеется самое лучшее лекарство от кашля. – Первой оправилась тетя Тея. – Капитан, я готова с вами поделиться. Некоторым вашим товарищам мое лекарство не повредит.

Мэдди дала знак прислуге убирать тарелки и нести десерт.

– Я вот только одного понять не могу, – сказал Рабби. – Почему она решила, что ты умер?

Мэдди оказалась в трудном положении. До сих пор у нее никто не требовал официального свидетельства о смерти капитана Маккензи. Ей верили на слово.

– У меня в сумке лежало прощальное письмо, – сказал Логан. – С адресом Мэдлин и надписью на конверте: «Отправить в случае смерти в бою». Я думал, что потерял его, но, как оказалось, сам отправил его по ошибке.

Рабби наморщил лоб.

– Это объясняет, почему она перестала писать тебе. Но почему ты перестал ей писать?

Тут решил вмешаться Каллум.

– Неужели не ясно? Он решил, что Мэдлин больше его не любит. Разве с нашими любимыми такого не случилось?

– Ему бы стоило верить в меня, – сказала Мэдди и нежно пожала Логану руку. – Ах, ты мой глупенький.

Логан послал Мэдди суровый взгляд, словно хотел сказать, что «ты мой глупенький» – уже перебор. У Мэдди возникло тревожное ощущение, что Логан этого так не оставит. Как только они останутся наедине, он нанесет ответный удар.

Глава 9

Дурное предчувствие не покидало Мэдди. С тяжелым сердцем она пожелала гостям и тете спокойной ночи. Супруги поднимались по лестнице в напряженном молчании.

– Я велела Бекки приготовить для вас отдельную комнату, – сказала Мэдди, когда они подошли к дверям ее спальни. – Она в конце коридора.

Логан покачал головой.

– Мы будем жить вместе, детка. В одной комнате, – сказал он и, распахнув дверь в ее спальню, решительно переступил порог. Логан чувствовал себя здесь как дома.

– В тех местах, откуда я родом, каждый из супругов имеет отдельную спальню.

– Теперь ты живешь в Шотландском нагорье, детка. У нас тут свои обычаи. – Логан снял сапог и кинул его в угол. – Если ты думаешь, что я выстрадал твое проклятое стихотворение, чтобы спать как пес под дверью, ты сильно ошибаешься.

Логан стащил второй сапог и принялся раздеваться.

Мэдди хоть и понимала, что ведет себя неприлично, не могла отвести от него взгляд. Интересно, капитан осознает, насколько хорош собой? И, вроде бы, Логан ничего особенного не делал для того, чтобы ее привлечь. Просто готовился ко сну. Но как он при этом двигался! Каждое движение скупое и точное. Совершенное.

Он стащил рубашку и откинул ее в сторону. В неровном свете углей, тлеющих в камине, мышцы плеч и спины проступали четкими контурами. Логан подошел к умывальнику, плеснул воды в таз, намылил лицо и шею, смыл водой, намочил мочалку и протер тело до пояса. Теперь он будет пахнуть этим мылом. И еще собой.

Мэдлин мысленно встряхнула себя.

– Вам действительно так важно, чтобы ваши люди поверили в этот фарс, да? Я имею в виду наш брак.

Логан еще раз ополоснул лицо, затем провел рукой по волосам.

– Не приведи бог кому увидеть и пережить то, что пережили они на войне. А когда они вернулись домой, оказалось, что дома у них нет. Я не хочу, чтобы мои товарищи волновались из-за того, что их и отсюда могут выгнать.

Мэдлин в который раз восхитилась его преданностью друзьям. Но, какую бы симпатию ни вызывала в ней эта, безусловно, достойная черта характера ее так называемого мужа, она не могла позволить своей симпатии увести ее в сторону от насущной проблемы.

– Вы, – сказала Мэдди, – законченный лицемер.

Логан ответил ей, не прерывая чистки зубов. И потому речь его была не совсем членораздельной.

– С чего это вы взяли?

– Вы готовы меня огнем пытать за то, что я солгала, будучи наивной шестнадцатилетней девушкой, а сами словно не замечаете того, что точно так же обманывали всех окружающих на протяжении того же длительного отрезка времени, что и я.

Логан прополоскал рот и повернулся к ней лицом.

– Я не лгал, а просто…

– Вы просто не опровергали ложные предположения. И это длилось годами. Вы ничем не лучше меня, Логан. Вы позволили своим товарищам поверить в то, что у нас с вами роман, и теперь вы точно так же, как и я, по уши завязли во всей этой липкой истории. И вам точно так же, как и мне, необходимо поддерживать в окружающих созданную вами иллюзию. Знаете, что я думаю? Вы блефуете. Я могу отказаться вступить с вами в сговор, выгнать вас из замка, и вы никогда не отдадите эти письма владельцам скандальных газет.

– Недооценивая меня, вы совершаете ошибку, – с угрозой в голосе произнес он.

– О нет, я вас не недооцениваю. Я прекрасно понимаю, как много вы инвестировали в собственную гордость. Как много для вас значит почитание вас теми солдатами, что вы привели с собой.

– Я не жажду их почитания, как вы говорите. Мне важно не обмануть их доверие. Да, их доверие для меня многое значит. Я обещал им, что если они будут стоять друг за друга и за меня, их командира, на поле битвы, то потом, вернувшись в родную Шотландию, они не будут знать горя. И я ни перед чем не постою, чтобы сдержать слово. Ни перед воровством, ни перед шантажом.

Логан, набычившись, шагнул к ней, и Мэдди в страхе отступила.

На шаг, потом еще на шаг. Пока не уперлась икрами в кровать. Он загнал ее в угол.

– Говоря об общих для нас особенностях характера, – сказал Логан и провел пальцем по ее ключице, – я кое-что о тебе теперь знаю. Я заметил, как ты там, внизу, со мной флиртовала.

– Флиртовала? Что за чепуха!

– Ты только на меня и смотришь. Словно я тебя приворожил.

– Дело не в вас, дело в вашем килте.

– Могу допустить, что тебе понравился мой килт, но еще больше тебе нравится моя стать.

– Стать? – Мэдди попыталась рассмеяться, но вышло не очень убедительно. Капитан Маккензи и правда был статным парнем.

– Ты раздевала меня взглядом.

– Что? – Мэдди вдруг осипла, и вопрос ее сильно напоминал мышиный писк. Она прочистила горло и предприняла вторую попытку. – Даже если бы я это делала, а я этого не делала, то я бы делала это из чисто художественного интереса.

– Скажи это моей заднице! Придумала тоже: художественный интерес.

– Мне неприятно вам об этом говорить, но у меня не возникло – пока не возникло – художественного интереса к вашей заднице.

Логан наклонился к ее уху и прошептал:

– Тебе точно так же не терпится консумировать этот брак.

– Вы слишком много на себя берете!

– Детка, я так не думаю.

Мэдди уперлась ладонью в его грудь: отчасти чтобы его оттолкнуть и отчасти чтобы получить удовольствие от прикосновения к его обнаженному телу. Он был таким теплым и твердым. Тверже, чем она думала. И жесткие пружинки волос на его груди приятно щекотали ладонь.

«О, Мэдди, ты попала!»

Она должна была как можно скорее вернуть себе главенствующие позиции. По крайней мере, в разговоре с ним.

– Вы говорите о необходимости обрести дом, о том, что кочевой жизни надо положить конец… Но ведь вы не только о своих товарищах печетесь. Не бывает у людей такой самоотверженности. Должно быть, вам и самому нужна эта земля.

Логан отшатнулся, прервав телесный контакт.

– Начнем с того, что у меня никогда не было дома. Так что мне и терять было нечего. В этом смысле я счастливчик.

О нет, только не это. Опять жалостливая история несчастного сироты.

Глупое сердце ее сочувственно сжалось.

Мэдди схватила ночную рубашку и шмыгнула за ширму, поскорее спрятаться от него, от его сиротского детства и от своего к нему сочувствия.

Натягивая рубашку, она напоминала себе, что сирот на свете немало. Что сиротство его не оправдывает. Мэдди и сама потеряла мать в далеком детстве.