— Да, вам виднее, вы ведь эксперт в таких вопросах.

Франческа взглянула на герцога:

— Разве?

— Конечно. Я слышал, вы охотно даете советы всем, кто стремится преуспеть на этом рынке невест. Остается только удивляться, отчего вы сами не предпримете еще одну попытку.

Франческа высвободила руку и отвернулась, глядя на суетящихся внизу людей.

— Я полагаю, что положение вдовы подходит мне как нельзя лучше, ваша светлость.

— Ваша светлость? После стольких лет? Кажется, я ненароком обидел вас? В таком случае прошу прощения.

— Да, вы иногда несдержанны на язык, — ответила Франческа, — но вы не обидели меня. Впрочем, интересно… вам нужна моя помощь?

Рошфор рассмеялся:

— Помощь? Нет, благодарю покорно. Это просто светская беседа.

Франческа обернулась и посмотрела в лицо герцогу. Интересно все-таки, почему он затронул эту тему. За последние несколько лет она действительно неоднократно успешно выступила в роли свахи, неужели он узнал об этом? Не раз родители, уже отчаявшиеся выдать дочерей замуж, прибегали к ее помощи. И разумеется, после того, как Франческа брала девицу под свое крыло, вводила ее в свет и подбирала ей подходящего супруга, благодарный отец или мать преподносили Франческе подарок, о котором никто, кроме заинтересованных сторон, не знал. Очень скоро серебряная ваза или кольцо с рубином величиной с голубиное яйцо исчезали в недрах ломбарда.

Рошфор посмотрел на нее, и Франческа увидела в его глазах искру любопытства.

— Вы, конечно, считаете, что все это совершенно не важно, — сказала она.

— Вовсе нет. Мне случалось встречать матерей, безуспешно старающихся найти дочерям подходящую партию.

— Это просто ужасно, ведь многие из этих матерей подходят к делу совсем не так, как следовало бы. Я говорю не только о леди Каттерслей. Вы только посмотрите на этих девиц.

Она кивнула на группу, стоявшую у горшка с пальмой: женщина средних лет, облаченная в пурпур, и две девушки, судя по их сходству с ней — ее дочери.

— Женщины, которые сами понятия не имеют, как надо одеваться, почему-то всегда выбирают одежду для своих дочерей, — продолжала Франческа. — Посмотрите, она одела их в голубое, а этот цвет совсем не идет им и только подчеркивает бледность лиц. К тому же одевались они явно наспех — видите смятые кружева. А она все говорит и говорит и не дает дочерям слова вставить.

— Да, я вижу, — ответил Рошфор, — но это, по-моему, неудачный пример. Не думаю, что у них все сложится удачно, даже если рядом не будет их мамаши.

Франческа фыркнула:

— А я не согласна.

— Да ладно, дорогая, не думаете же вы в самом деле…

Франческа изогнула брови.

— Вы сомневаетесь в моих способностях?

— Что вы, я преклоняюсь перед ними, — с едва заметной улыбкой ответил герцог, — но мне кажется, что даже вам не под силу сотворить чудо.

— Ах вот как? А я вам скажу, что могу взять любую девушку в этом зале и к концу сезона выдать ее замуж.

Герцог старательно сдерживал улыбку.

— В таком случае, может быть, заключим пари?

Франческа слишком поздно поняла, что угодила в западню, но отступить она не могла.

— Я согласна.

— Любую девушку?

— Любую.

— И вы возьмете ее под свое покровительство и к концу сезона выдадите замуж?

— Да. — Франческа холодно посмотрела на герцога. Никто и никогда не осмеливался бросить ей вызов. — Вы сами можете выбрать девушку.

— А на что же мы будем спорить? Дайте-ка подумать… если выиграю я, вы согласитесь сопровождать меня и мою сестру во время нашего ежегодного визита к нашей двоюродной бабушке.

— К леди Оделии? — с ужасом спросила Франческа.

В глазах герцога заплясали веселые искорки.

— Да, а что? Вы же знаете — леди Оделия от вас без ума.

— Да, как ястреб от упитанного кролика! — ответила Франческа. — Впрочем, я, пожалуй, соглашусь, потому что победа останется за мной. А что получу я, если выиграю?

Герцог помолчал несколько секунд, прежде чем ответить.

— Что ж… думаю, это будет сапфировый браслет под цвет ваших глаз. Кажется, вам нравятся сапфиры?

— Да, нравятся. Будем считать, что мы договорились. — Она посмотрела на людей, заполнивших танцевальный зал. — Какую же девушку вы выберете?

Франческа думала, что герцог остановит свой выбор на одной из тех непривлекательных девиц, которых они только что обсуждали.

— Ту, у которой огромный бант в волосах, или ту, у которой из прически торчит перо?

— Ни одну из них, — ответил герцог, чем немало удивил Франческу. Он кивнул в сторону высокой стройной женщины в сером платье, что стояла рядом с девицами. Судя по простоте ее наряда и прически, она была не гостьей на этом балу, а сопровождала девиц. — Я выбираю эту.


Констанция Вудли скучала. Наверное, она должна быть благодарна, как часто говорила ей тетя Бланш, за то, что у нее есть возможность бывать на таких балах, как этот. Однако Констанция уже устала сопровождать своих туповатых кузин на бесчисленные балы и приемы. Есть большая разница, думала Констанция, самой ездить на бал, как Джорджиана и Маргарет, или сопровождать кого-то.

Свой шанс выехать в свет она упустила давным-давно. Когда Констанции исполнилось восемнадцать и пришло время ее первого бала, отец серьезно заболел, и следующие пять лет она провела в неустанных заботах о нем. Отец медленно угасал и скончался, когда Констанции было двадцать три. Имущество в семье передавалось по мужской линии, и, поскольку братьев у Констанции не было, дом и земли перешли к брату отца, Роджеру. Констанция была не замужем, и средств к существованию у нее почти не осталось, за исключением небольшой суммы, унаследованной от отца и вложенной в какие-то фонды. Ей позволено было остаться в родном доме, куда переехал вскоре и дядя с женой и дочерьми.

У нее всегда будет крыша над головой, уверяла девушку тетя Бланш, однако было бы лучше, если бы Констанция переехала из своей комнаты в ту, что поменьше, в другом конце дома. В конце концов, большая комната с видом на парк куда больше подходит двум дочерям хозяина дома. Констанция проглотила эту горькую пилюлю. Она утешала себя тем, что ей, по крайней мере, не приходится делить комнату с одной из кузин и у нее есть место, где она может спокойно отдохнуть.

Последние несколько лет Констанция жила с дядей, тетей и их дочерьми. Она помогала тете с девочками и по хозяйству, стремясь своим трудом отплатить родственникам за то, что они не выставили ее из дома. Кроме того, само собой подразумевалось, что ее помощь — это плата за жилье и еду. Констанция терпеливо копила и вкладывала под проценты небольшой доход от полученного ею скудного наследства, надеясь в один прекрасный день скопить достаточно на самостоятельную жизнь.

Два года назад, когда старшей дочери, Джорджиане, исполнилось восемнадцать, тетя и дядя решили, что первый выезд в свет потребует значительных финансовых затрат, следовательно, лучше будет дождаться, когда восемнадцать стукнет младшей дочери, и устроить выезд сразу обеим девушкам.

Констанция тоже может поехать на бал, сказала тетя, она должна будет сопровождать девушек. Ни в каком другом качестве племянница не рассматривалась. Хотя сезон лондонских балов считался чем-то вроде брачного рынка для матерей, желающих выдать дочерей замуж, ни сама Констанция, ни ее тетя не считали, что ей удастся найти подходящую партию. Констанция не была дурнушкой — у нее были большие выразительные серые глаза, густые каштановые волосы с рыжиной, но по меркам светского общества в свои двадцать восемь лет она была старой девой. Ей уже не полагалось носить платья в пастельных тонах и завивать волосы. Тетя Бланш даже хотела, чтобы Констанция надела чепец. Обычно Констанция уступала и носила чепец днем, но на балы надевать его отказывалась, словно отвергая этот символ несбывшихся надежд.

Констанция старалась делать все, чтобы угодить тете. Она знала, что тетя и дядя не обязаны содержать ее после смерти отца. И еще она знала, что они не выгнали ее только потому, что боялись осуждения со стороны общества, да и даровой помощник еще никому не мешал. Однако Констанция все равно считала, что должна быть благодарна родственникам. Правда, с каждым днем ей все труднее было выносить болтовню кузин, не отличавшихся особым умом, но обладавших непомерным тщеславием. Впрочем, капелька тщеславия была и в Констанции — она терпеть не могла простые серые, коричневые и темно-синие платья, в которые ее заставляли наряжаться. Тетя Бланш считала, что именно эти цвета более всего приличествуют незамужней женщине определенного возраста.

Устав скучать, Констанция принялась разглядывать людей и их наряды. Она сразу заметила пару, стоявшую у балюстрады лестницы. Эти двое смотрели на остальных словно монархи на своих подданных. Аналогия была вполне уместной, ибо герцог Рошфор и леди Франческа Хостон входили в правящую верхушку лондонского светского общества. Констанция, конечно, никогда не встречалась ни с герцогом, ни с леди Хостон, потому что они вращались в кругах, недоступных дяде Роджеру и тете Бланш. Она видела их только на больших балах вроде этого.

Герцог и леди Хостон спустились с лестницы, и Констанция потеряла их из виду в толпе. Тетя Бланш повернулась к ней:

— Констанция, дорогая, ступай отыщи веер Маргарет. Она где-то обронила его.

Следующие несколько минут девушка провела в поисках веера и поэтому не заметила приближения двух дам. Только судорожный вздох тети подсказал ей, что происходит нечто необычное. Констанция подняла глаза и увидела леди Хостон и хозяйку бала леди Уэлкомб.

— Леди Вудли. Сэр… э-э…

— Роджер, — с готовностью подсказал дядя.

— Разумеется. Сэр Роджер. Рада вас видеть. Надеюсь, вы не скучаете на моем скромном приеме? — осведомилась леди Уэлкомб, обводя рукой огромный зал, заполненный людьми.