– Доброе утро… – ворчливо откликаюсь я. – Как спалось?

– Скверно. – Ричард криво улыбается и наливает себе кофе. Потом его взгляд падает на мой телефон, который я положила на край стола. – Ну как, они уж сделали это?

– Ради бога, Ричард!.. – Я не выдерживаю и вымещаю на нем все свое разочарование. – Неужели ты не можешь думать ни о чем другом?

– Кто бы говорил… – вполголоса вставляет Лоркан.

– А почему ты все время спрашиваешь, сделали они это или нет? – любопытно интересуется Ной. Похоже, мальчуган у меня растет довольно внимательным. И пытливым.

– Тебя, как я погляжу, это тоже интересует. Едва ли не больше всего, – парирует Ричард мой выпад.

– Во-первых, не больше всего. А во-вторых, нет. Они это еще не сделали.

– А что – «это»? Что? – не успокаивается Ной. – Что они не сделали?

– Не положили, гм-м… сосиску в пирожок, – объясняет Лоркан, допивая свой кофе.

– Не смей говорить подобные вещи! – взрываюсь я, но уже поздно. Ной хохочет.

– Сосиску в пирожок! Не положили сосиску в пирожок! – выкрикивает он радостно.

– Ну, видишь, что ты наделал? – Я пытаюсь взглядом уничтожить Лоркана, втоптать его в грязь или точнее – в палас, но он только пожимает плечами.

– Предложи другую… аналогию, – говорит он, и я машинально задумываюсь. Сосиску?.. Это он о члене, что ли?..

– Тебя, я вижу, это забавляет? – вступает Ричард. – Ну, конечно, ведь для тебя все это – просто забава!..

– Ничего подобного! – Лоркан поворачивается к нему. Кажется, он тоже начинает терять терпение. – Ведь это не я, а ты разыгрываешь тут рыцаря на белом коне, вот только ради чего? Все хорошо в меру, сэр Ланселот. Послушайте доброго совета, отступитесь – ни одна женщина на свете не стоит таких усилий!

– Лотти стоит вдесятеро бо́льших усилий! – Ричард свирепо смотрит на Лоркана. – И я не отступлю. Во всяком случае, не отступлю до тех пор, пока она сама не скажет мне, что никакой надежды нет. Я все рассчитал – через шесть часов мы увидимся, и тогда… тогда все решится.

Он хватает с подноса тост и тоже начинает намазывать на него масло.

– Мне очень жаль, Ричард, – говорю я, опуская руку ему на плечо. – Но я думаю – ты должен знать… Лотти и Бена нет в отеле. Они поехали в пансион.

Ричард смотрит на меня, и в его глазах проступает самый настоящий ужас.

– В пансион? – переспрашивает он упавшим голосом. – О, дьявольщина! Это конец.

Я сочувственно киваю.

– Там они наверняка трахнутся, а это значит…

– Может быть, и нет. – Я пытаюсь успокоить не только его, но и себя, но мои слова звучат не слишком убедительно. – И вообще, Ричард, выбирай, пожалуйста, выражения… – я взглядом показываю на Ноя.

– Я знаю, они… они обязательно… – Ричард мрачнеет на глазах. – Ведь для Лотти пансион значит очень много. Это ее волшебная страна, зачарованное место, в котором сбываются все мечты, все фантазии. И она, конечно… – он успевает вовремя остановиться. – В общем, сосиска попадет в кекс…

– В пирожок, – поправляет Лоркан.

– Ах, помолчи, пожалуйста! – говорю я в сердцах.

Некоторое время мы сидим молча, потом к нашему столику подходит официантка. Она протягивает Ною альбом для раскрашивания и коробочку с цветными мелками.

– Вот, – говорит она, – нарисуй свою маму или папу.

– Спасибо, – вежливо говорит Ной, – только моего папы здесь нет. Это не мои папы, – добавляет он, показывая на Ричарда и Лоркана.

Превосходно! Интересно, что теперь подумает о нас эта женщина?

– Мы вместе летим в служебную командировку, – быстро объясняю я и на всякий случай улыбаюсь.

– Мой папа живет в Лондоне, – продолжает увлеченно рассказывать Ной. – Но скоро он переедет в Голливуд.

– В Голливу-уд? – переспрашивает официантка несколько недоверчивым тоном, но Ной ничего не замечает:

– Ага. Он будет жить там по соседству с кинозвездами, – простодушно поясняет мальчуган, а я чувствую, как у меня от раздражения сводит скулы. Опять он за свое! Ведь только вчера я объясняла ему, что говорить неправду – нехорошо, а сегодня все повторяется!..

Как только официантка уходит, я поворачиваюсь к сыну и говорю, стараясь сдержать волнение:

– Ной, дружочек, помнишь, что́ мы с тобой вчера говорили про правду и про… про выдумки?

– Конечно, – спокойно отвечает он.

– Тогда зачем ты сказал тете, что твой папа переезжает в Голливуд? – держать себя в руках невероятно трудно. Мне это не вполне удается, и я невольно повышаю тон:

– Получается, ты ее обманул?! Зачем ты это сделал?

– Но это правда!

– Какая же это правда? Ведь твой папа вовсе не собирается в Голливуд. Он…

– Нет, собирается. Вот смотри, это его адрес: здесь написано «Беверли-Хиллз», а папа сказал – это все равно что Голливуд. Именно там живут всякие знаменитые актеры и актрисы, и у каждого – огромный дом с бассейном, в котором они купаются. У папы тоже будет дом с бассейном, и, когда я к нему приеду, я смогу там плавать…

К моему ужасу, Ной достает из кармана листок бумаги, на котором что-то написано почерком Дэниела. Я беру листок в руки, подношу к глазам, читаю: «Папин новый адрес: США, Калифорния, 90210, Беверли-Хиллз, Обри-роуд, 5406. Дэниел Фиппс и Труди Вандервеер».

Несколько мгновений я ошарашенно моргаю. Что-о?.. Беверли-Хиллз?.. Какого черта?!!

– Подожди минуточку, Ной, – говорю я каким-то не своим голосом, в то время как мои пальцы сами собой набирают номер мобильного Дэниела. – Я сейчас…

Я отодвигаюсь от стола вместе со стулом, но отойти подальше не успеваю – Дэниел берет трубку.

– Да, Флисс?.. – произносит он тем самым тоном, который меня просто бесит. «Что тебе нужно, я занят, какого черта ты отрываешь меня от важных дел?» – вот что подразумевает этот тон, хотя на самом деле Дэниел может быть вовсе не занят или занят какой-нибудь ерундой.

– Что там насчет Беверли-Хиллз? – Я так волнуюсь, что моя речь звучит на редкость невнятно. – Ты переезжаешь в Беверли-Хиллз?

– Ради бога, детка, успокойся!.. – говорит он.

Детка? Это что-то новенькое.

– Так это правда?!

– Значит, Ной тебе рассказал…

Я чувствую, как у меня обрывается сердце. Это правда. Дэниел едет в Лос-Анджелес, а я ничего не знаю. Он об этом ни словом не обмолвился, даже не намекнул.

– Труди будет там работать, – объясняет Дэниел. – Ты же знаешь, она специализируется на той области законодательства, которая касается шоу-бизнеса: актерские контракты, авторские права и так далее… Для нее это отличная возможность сделать себе имя. А поскольку у меня все равно двойное гражданство, я…

Он еще что-то говорит, но все его дальнейшие слова я воспринимаю как шум, как бессмысленные звуки – ну, словно далекий собачий лай или лягушачий хор на пруду. Сама не знаю почему, но в этот момент мне почему-то вспоминается наша с Дэниелом свадьба. У нас была шикарная свадьба со всеми положенными наворотами – вплоть до сделанных на заказ коктейлей по уникальным рецептам. Стараясь угодить гостям, я сама занималась всеми деталями, я взвалила на себя все организационные вопросы и в результате упустила из вида один пустяк – позабыла удостовериться, что выхожу замуж за того человека.

– …Совершенно замечательный риелтор, который и предложил нам этот особняк за смешную цену!

– Но, Дэниел! – перебиваю я его восторженные излияния. – Как насчет Ноя?

– Насчет Ноя? – Его голос звучит удивленно. – Разумеется, он сможет ко мне приезжать.

– И как ты это себе представляешь? Или ты забыл, что ему всего семь лет и он учится в школе?

– Значит, на каникулах, – беззаботно уточняет Дэниел. – Так будет даже лучше. Он сможет жить с нами несколько дней. Ну а насчет переездов… что-нибудь придумаем.

– И когда ты отбываешь?

– В понедельник.

В понедельник? Я крепко закрываю глаза и стараюсь унять рвущееся из груди тяжелое дыхание. Я даже не могу описать, как мне обидно за Ноя. Наверное, это вообще невозможно описать. Я чувствую обиду, как физическую боль, от которой хочется сжаться в комок, зажмуриться и заткнуть уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Дэниел собирается в Лос-Анджелес. Теперь он будет жить там. О том, как именно он собирается поддерживать отношения со своим единственным сыном, с нашим общим ребенком, Дэниел даже не задумался. «Что-нибудь да придумаем», – вот как он сказал, но я не сомневаюсь, что придумывать придется мне. А потом еще давить на Дэниела, чтобы он в конце концов согласился с моими предложениями. Нет, не могу сказать, чтобы мой бывший муж совсем не любил нашего очаровательного, непосредственного и искреннего ребенка, однако его чувства – какими бы они ни были – не помешали ему уехать от нас с Ноем за пять тысяч миль, на другую сторону земного шара.

– Понятно… – Я пытаюсь взять себя в руки, хотя мне и так ясно, что говорить больше не о чем. – Ну ладно, Дэниел, мне пора. У меня уйма дел. Я тебе еще позвоню.

Я даю отбой и вновь поворачиваюсь к столу, чтобы присоединиться к остальным, но… Со мной творится что-то странное. Глаза начинает щипать, в голове плывет пугающе плотный туман, к тому же с моих губ срывается какой-то непривычный звук. Примерно так скулит собака, которую отшвырнули прочь грубым пинком.

– Флисс?.. – сквозь застилающую глаза пелену я вижу, как Лоркан вскакивает со своего места. – С тобой все в порядке?

– Что с тобой, мамочка? – вторит ему Ной. Он тоже встревожен и напуган.

Лоркан бросает быстрый взгляд на Ричарда, и тот понимает его без слов.

– Знаешь что, дружище, – говорит он Ною, – нам совершенно необходимо взять с собой в самолет запас жевательной резинки. Пойдем-ка, поможешь мне выбрать самую лучшую.

Ноя не нужно просить дважды.

– Жувачка! – радостно вопит он, и они с Ричардом уходят.

Я снова издаю все тот же звук, и Лоркан берет меня за локти:

– Флисс, ты… плачешь?

– Нет! – сразу же отвечаю я, хотя мои губы безвольно разъезжаются. – Я никогда не плачу днем. Это один из моих главных принципов. Я никогда не пла-а-а-а… – Последнее слово помимо моей воли превращается в прерывистый всхлип, и я чувствую, как по моим щекам течет что-то горячее и соленое. Что это, неужели слезы?