– Я дал больной таблетку нитроглицерина под язык. Вы не возражаете?

О господи! Ричард выглядит совершенно растерянным и подавленным.

– Я… – бормочет он. – Я…

– Мистер Финч никогда не практикует на борту самолета, – спешу я прийти к нему на помощь. – У него, э-э… фобия!

– Да-да! – кивает Ричард, бросая в мою сторону благодарный взгляд. – Именно… Я никогда… У меня страх перед полетами…

– С тех пор как мистер Финч попал в авиакатастрофу, он боится летать, – продолжаю я сочинять на ходу и даже вздрагиваю, словно мне тоже страшно вспоминать пережитый кошмар. – Вы, наверное, помните? Рейс 406 в Бангладеш…

– Пожалуйста, не напоминай мне!.. – удачно подыгрывает Ричард.

– Извини. – Я мрачно киваю. – Мистер Финч до сих пор вынужден посещать психолога.

Врач-терапевт смотрит на нас так, словно нам обоим нужен психолог, а лучше – психиатр.

– Что ж, удачно, что я оказался под рукой, – резюмирует он и снова поворачивается к пациентке, а мы с Ричардом дружно вздыхаем. Его лоб блестит от испарины, а у меня дрожат коленки. Стюардесса разочарованно качает головой и движется вдоль прохода дальше.

– Слушай, Флисс, ты должна поговорить с Ноем! – горячо шепчет мне на ухо Ричард. – Это черт знает что! Если он и дальше будет выдумывать обо мне невероятные истории, это рано или поздно закончится крупными неприятностями!

– Извини, – шепчу я в ответ. – Поговорю. Обязательно.

Тем временем пожилую леди поднимают с кресла и уводят куда-то в хвост самолета. Помогавший ей врач и член экипажа, которого я раньше не видела, что-то напряженно обсуждают. Через пару минут оба исчезают за занавеской, отделяющей наш салон от самолетной кухни. Некоторое время ничего не происходит, но Ричард продолжает напряженно смотреть перед собой. Должно быть, благосклонно думаю я, он искренне беспокоится о пожилой леди, которой не смог помочь, и корит себя за то, что в юности не избрал карьеру кардиохирурга. Впрочем, до этого он, быть может, и не доходит, но в том, что ему жаль старушку, я не сомневаюсь. Ричарда я хорошо изучила и знаю, что у него доброе сердце.

– Слушай, скажи мне… – Ричард поворачивается ко мне. – Ты точно знаешь, что они этого еще не сделали? Ну, ты понимаешь, о чем я?..

В первую секунду я ничего не понимаю: ни кто такие эти «они» и что они должны были сделать, но потом до меня доходит. Да-с. Глупо с моей стороны. В конце концов, Ричард – всего лишь мужчина, а мужчины способны думать только об одном.

– Нет, насколько мне известно.

– Наверное, у Бена просто не стои́т, – глубокомысленно заключает Ричард, и его лицо озаряется улыбкой торжества.

– Боюсь, причина в чем-то другом, – улыбаюсь я, но он меня не слушает.

– Это единственное объяснение, – заявляет Ричард. – У него не стои́т!

– Что не стои́т? У кого? – с интересом спрашивает Ной.

Только этого не хватало! Я бросаю на Ричарда предостерегающий взгляд, но он целиком поглощен своим триумфом и ничего не замечает. Глядя на него, я думаю, что в психоанализе наверняка есть длинный, как поезд, немецкий термин, означающий «сугубую радость, которую мужчина испытывает, узнав о половом бессилии соперника». Именно такую радость переживает сейчас Ричард. Без вопросов.

– Вот бедняга!.. – лицемерно добавляет он, заметив, что я гляжу на него с глубоким неодобрением. – Нет, Флисс, я действительно ему сочувствую. Надо же, как не повезло бедолаге!

– С чего ты вообще это взял? – спрашиваю я.

– У него же медовый месяц, так? А какой мужчина не может заниматься этим в свой медовый месяц? Только полный импотент!

– Чем заниматься, дядя Ричард? – снова встревает Ной.

– Ничем, дорогой, – говорю я спокойно (иногда у меня бывает просто ангельское терпение). – Это все скучные, взрослые вещи. Тебе это будет совершенно неинтересно.

– А полный импотент – это какой? – продолжает допытываться мальчуган. – Такой очень толстый дядька, у которого не стои́т скучная, взрослая вещь?

– У него не стои́т! – Ричард продолжает праздновать победу и, словно глухарь, не слышит ничего вокруг. – Все сходится. Бедная, бедная Лотти!..

– У кого не стои́т? – спрашивает Лоркан, поворачиваясь к нам.

– У Бена!!! – отвечает Ричард, не в силах сдержать свое ликование.

– Правда? – Лоркан выглядит застигнутым врасплох. – Вот черт!.. – Он сосредоточенно хмурится. – Что ж, это многое объясняет, – произносит он, а я готова завизжать от досады и разочарования. Вот так, думаю я, и рождаются слухи, слухи ведут к недоразумениям и недопониманию, а потом – бац! Какой-нибудь кретин из лучших побуждений стреляет в эрцгерцога, и готово: получите очередную мировую войну.

– Эй, послушайте, вы, оба! – свирепо шепчу я. – Лотти ничего не говорила мне относительно того, у кого что стои́т… или лежит.

– У меня стои́т, как полагается! – сообщает Ной, и я невольно ахаю от ужаса.

Стоп, Флисс, говорю я себе. Главное – спокойствие. Нельзя показывать ребенку, насколько ты шокирована. Напротив, нужно быть современной, просвещенной матерью и демонстрировать широту взглядов. Только в этом случае твой сын не станет слишком концентрироваться на своей проблеме… или, как в случае с Ноем, отсутствии таковой.

– Правда, милый? – говорю я дрожащим голосом. – Гм-м… очень хорошо. – Я подношу ладони к пылающим щекам. Оба моих спутника наблюдают за мной не без некоторого злорадства – как-то, мол, она вывернется?

– Очень хорошо, Ной, – повторяю я. – Только давай поговорим об этом потом, ладно? Ты и сам знаешь, что наши тела способны на самые удивительные вещи, но об этом не принято разговаривать во всеуслышание. – С этими словами я бросаю на Ричарда многозначительный взгляд.

Ной выглядит озадаченным.

– А тетя говорила, – отвечает он. – Тетя-стюардесса. Она сказала, что он должен стоять вер-ти-каль-но.

– Что?!.. – Ной мешкает на трудном слове, но все же произносит его правильно, и мое материнское сердце исполняется гордости за сына. Я, однако, по-прежнему ничего не понимаю.

– Складной столик, – поясняет Ной. – Его нужно поднять, пока самолет взлетает. Чтобы он стоял вер-ти-каль-но, – с гордостью повторяет он.

– Ах, вот оно что… Понятно.

Мне хочется рассмеяться, но я только откашливаюсь.

– У бедного дяди Бена столик не поднимается, – хладнокровно припечатывает Ричард.

– Прекрати! – Я намерена сделать ему замечание, но меня душит смех. – Я уверена, что…

Меня прерывает голос бортпроводницы, который доносится из динамиков системы оповещения.

– Леди и джентльмены, прошу внимания. Прослушайте важное объявление…

О господи!.. Внутри у меня все холодеет при мысли, что, пока мы тут хихикали, пожилая женщина могла… Нет, не хочу об этом думать!

– К сожалению, из-за серьезной болезни одной из пассажирок, – продолжает стюардесса, – наш самолет вынужден совершить незапланированную посадку в ближайшем аэропорту, где ей смогут оказать необходимую медицинскую помощь. Командир экипажа принял решение садиться в Софии, столице Болгарии. О предполагаемом времени нашего прибытия на Иконос будет объявлено дополнительно.

Всю мою веселость как ветром сдувает. Получается, мы сейчас летим вовсе не на Иконос? О, дьявольщина!

– …Приносим наши глубочайшие извинения за причиненные неудобства. Спасибо.

Пассажиры в салоне начинают недовольно ворчать, но я не прислушиваюсь к протестующим возгласам. Я их почти не слышу. Все мои планы пошли прахом, и я ничего, ничего не могу сделать.

Лоркан поворачивается ко мне.

– Значит, мы будем садиться в Софии? На сколько часов это нас задержит? – спрашивает он.

– Не знаю.

– Что случилось, мама? – Ной в тревоге глядит то на меня, то на Лоркана. – Кто это – София?

– Это не кто, а что… Такой город, – с трудом выговариваю я мгновенно пересохшим горлом. – Похоже, нам придется побывать в Болгарии. Разве это не здорово? – Я смотрю на Ричарда, который тоже растерял всю свою веселость. Плечи его поникли, исполненный отчаяния взгляд упирается в спинку переднего кресла.

– Теперь мы наверняка опоздаем, – произносит он безнадежным тоном. – Мне казалось, у нас есть шанс попасть на Иконос до того, как они… ну, ты понимаешь… Но теперь… – Он слегка разводит руками. – Все кончено.

– Ничего не кончено, – с горячностью возражаю я, пытаясь убедить не только себя, но и его. – Ричард, послушай… дело в том, что этот, с позволения сказать, брак уже разваливается. Он с самого начала был за́мком на песке, а теперь и подавно…

– Откуда тебе это известно? – уныло возражает Ричард.

– Значит, – известно! Ты просто не знаешь Лотти так, как я. Каждый раз, когда моя сестра расстается с бойфрендом, с которым прожила сколько-то времени, она совершает… нечто подобное.

– Выходит замуж?! – Ричард явно скандализован. – Что, каждый раз?.. Не может быть!

– Да нет же! – У него такое лицо, что мне снова хочется смеяться. – Просто под влиянием стресса Лотти начинает делать всякие… глупости. Необдуманные, поспешные поступки. Ну а спустя какое-то время она приходит в себя и начинает жалеть о том, что́ натворила. Я почти уверена, что, как только мы прилетим в Софию, я получу от нее эсэмэску: мол, Флисс, помоги, я сваляла дурака.

Ричард глубоко задумывается.

– Ты действительно так считаешь? – спрашивает он.

– Уж поверь, – говорю я самым проникновенным тоном, – так всегда бывает. Я даже почти привыкла. То Лотти вступит в секту, то сделает себе татуировку или пирсинг… Я называю эти ее поступки Неудачный Выбор, потому что назвать их просто дуростью будет, наверное, не совсем политкорректно по отношению к родной сестре, но… В общем, не сомневайся, этот брак – такой же Неудачный Выбор, как и остальное. – Я бросаю взгляд на часы. – Как раз сейчас, в эту самую минуту, они участвуют в Конкурсе молодых пар, – говорю я, чтобы его подбодрить. – Представляешь, чем это кончится? Они ведь не знают друг о друге абсолютно ничего! Надеюсь, когда Лотти увидит это, она начнет мыслить здраво и поймет…