Амелия Грей - Брачная ночь с графом

– Кэтрин, это не имеет никакого отношения к вашей хромоте. Это связано со мной.

– Иметь ребенка – мой собственный выбор. Если я хочу рискнуть, почему вы отказываете мне? Вы поверили, что я могу ходить без трости и танцевать, но не верите, что я смогу родить вам ребенка?

– Моя жена умерла, пытаясь произвести на свет ребенка, – со вздохом произнес Адам.

– А мои сестры и брат погибли, так и не успев повзрослеть, вступить в брак и обзавестись собственными семьями. Я хочу иметь детей ради них. И я назову моих детей именами своих сестер и брата, чтобы память о них жила. Вот что обязаны делать мужья. Они дарят своим женам детей. И если вы не можете дать мне это, то я не выйду за вас.

– Думаете, я не хочу?.. – пробормотал Адам. – Я не могу, не смею, поверьте…

На глаза девушки навернулись слезы, и она, судорожно сглотнув, прошептала:

– Возможно, вы и впрямь чудовище. Ведь неестественно же для мужчины отказываться от сыновей…

Тут Адам взял ее за плечи и тихо проговорил:

– Целых три дня я видел, как Энни умирала, потому что ребенок никак не мог родиться. Три душераздирающих дня. Час за часом я слышал, как она кричала от боли… А потом, обессилев, могла издавать только жалобные стоны. Она говорила мне, что ненавидит меня за то, что наградил ее ребенком. Говорила, что это я виноват в том, что ребенок не может родиться. Когда же стало ясно, что ни повитуха, ни акушер, ни снадобья, ни отвары помочь не смогут, она просила меня покончить с ее жизнью. Просила дать ей побольше лауданума, чтобы она могла спокойно уйти из жизни. Я не могу допустить, чтобы и вы прошли через это, Кэтрин. Ни за что. И вы правы, я действительно превратился в чудовище, когда она умерла. Я разбил в доме всю мебель и изорвал в клочья все шторы и драпировки. Я сделал это, потому что меня терзало чувство вины. Ведь я клялся оберегать ее и защищать – и не сумел, не смог ее спасти… Именно поэтому я не могу рисковать вашей жизнью ради сына. Поймите, я не смогу снова пережить эту агонию… – Отпустил ее, Адам отступил в сторону и добавил: – Клянусь перед Богом, что люблю вас больше жизни, но я не смогу подарить вам ребенка.

Тут Кэтрин наконец все поняла. С трудом сдерживая слезы, она проговорила:

– Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через такое с вашей первой женой. Я уверена, что эти ужасные дни останутся с вами навсегда. Но поверьте, очень многие женщины при родовых болях обвиняют своих мужей – такова человеческая природа, Адам. Ваша жена и ребенок умирали, и ей нужно было обвинить хоть кого-то…

– Ох, если бы ваши слова были правдой!.. Но меня обвиняла не только Энни. Повитуха сказала мне, что именно я виноват в том, что ребенок не может родиться. Сказала, что ни одна женщина не сможет выносить мне ребенка, потому что я слишком крупный. И дети от меня всегда будут крупные… – добавил он со вздохом.

Кэтрин подступила к нему на шаг и спросила:

– Но откуда ей это знать?

– Что значит откуда? Во мне шесть футов четыре дюйма. И у меня очень широкие плечи. Я скорее откажусь от вас, Кэтрин, чем стану причиной вашей смерти.

Кэтрин не верила словам повитухи, но слышала искреннюю боль в голосе Адама. И было ясно, что ей не удастся его переубедить. Глубокая печаль окутала ее душу, и она прошептала:

– Никому не гарантирована жизнь, Адам. Риск – это часть жизни. Как и смерть. Я знаю это с семи лет. Большая часть того, что для нас бесценно, приходит с некоторым риском.

– Но я не буду рисковать вашей жизнью. Я не хочу смотреть, как вы умираете. Я слишком вас люблю. Подарить вам ребенка – все равно что толкнуть под колеса бешено мчащегося экипажа.

Кэтрин медлила с ответом. Наконец, сделав глубокий вдох, проговорила:

– Любовь – могучая сила, а моя любовь к вам – безмерна. Но все-таки, хотя это разобьет мне сердце, я не могу отказаться от своей мечты ради брака с вами. А моя мечта – дети.

Адам вздрогнул и отшатнулся, словно она дала ему пощечину. А Кэтрин вновь заговорила:

– Вы дали клятву, но я тоже поклялась. Я хочу иметь детей ради моих сестер и брата. Мне не довелось наблюдать, как они взрослеют. Не довелось увидеть, как они вступают в брак. Но я хочу наблюдать за собственными детьми, хочу увидеть, как все это происходит с ними. Сердце мое будет разбито, потому что не вы станете их отцом. Но вы слишком много требуете от меня. Благодарю вас за то, что любите и хотите меня, и за то, что показали мне, как сильно может мужчина желать женщину. И еще – за желание уберечь меня от судьбы Энни. Но мой ответ на ваше предложение по-прежнему «нет».

– Кэтрин… – Он произнес ее имя так тихо, что она едва расслышала.

Сглотнув подкативший к горлу комок, она добавила:

– Не беспокойтесь обо мне, милорд. Если скандал разразится и лорд Радьярд откажется на мне жениться, я сумею найти себе подходящую пару. Ведь я – племянница герцога и единственная наследница состояния моего отца. Не сомневайтесь, я найду себе мужа, пусть даже мое имя сплетники истреплют в клочья. А теперь… Прошу меня извинить.

Каким-то образом Кэтрин удалось спокойно выйти из комнаты с высоко поднятой головой. После чего она поднялась по лестнице и укрылась в надежном убежище своей комнаты. И лишь оказавшись у себя в спальне, она осознала, что проделала весь этот путь без своей трости. Осознала – и расплакалась.

Это был дьявольски неудачный день, и Адам пребывал в дурном расположении духа.

Первая порция бренди пошла легко, и он налил другую. Он намеревался провести весь этот холодный дождливый вечер у себя дома и заняться тем, чего не позволял себе уже больше года – побаловать себя бренди.

Едва увидев Кэтрин, он тотчас же понял, что она ему не подходит. Потому что она была не из тех женщин, с которыми можно весело провести время, а потом бросить. И теперь он сидел в своем кабинете, закинув на письменный стол ноги в сапогах, и думал о том, что снова вернулся к своим пагубным привычкам, то есть начал пить ночи напролет. Но в прошлом, когда Адам был так молод и беззаботен, все было по-другому – тогда он наслаждался подобным времяпрепровождением. А сейчас он совершенно этого не хотел, потому что стал взрослее, стал другим человеком – графом с приличным состоянием и огромной ответственностью. Кроме того, теперь он размышлял о Диксоне и его будущем. И еще – о Кэтрин.

Покинув ее, Адам отправился в конюшню и оседлал коня. И скакал по парку до темноты, раздумывая о том, что было бы хорошо снова уединиться, как он сделал, когда потерял Энни. Но нет, теперь не получится, теперь он стал совсем другим человеком. Да, конечно, в то время уединение на холодном сыром побережье было очень кстати, а теперь… Не мог же он оставаться в Лондоне и наблюдать, как женщина, которую он любил, выходит замуж за другого…

Адам снова глотнул бренди. И все же ему придется покинуть Лондон, чтобы больше не возвращаться сюда. Он не хотел видеть, как Кэтрин танцует с Радьярдом на балу или гуляет с ним и их сыновьями в парке. Нет, он не смог бы наблюдать, как она строит семью с другим мужчиной. И он не сомневался, что Радьярд женится на ней – не важно, разразится ли скандал или нет. Этот человек был денди, но далеко не дурак.

Краем глаза он вдруг заметил Диксона, застывшего в дверном проеме. Когда-нибудь этот малыш станет побольше говорить и будет объявлять о своем приходе. Но сейчас…

Адам откашлялся и спроил:

– Что ты здесь делаешь в такой час? Уже далеко за полночь. Что-то не так?

Диксон молча покачал головой.

– Миссис Бернуэлт знает, что ты пошел сюда?

Мальчик снова покачал головой. И вдруг сообщил:

– Теперь от нее пахнет лучше.

Адам невольно улыбнулся. Юный кузен всегда мог заставить Адама улыбнуться, даже когда у него в душе царил беспроглядный мрак.

– Ты имел в виду руки миссис Бернуэлт?

Диксон кивнул.

– Что ж, вот и хорошо, – подытожил Адам. – Рад слышать. Наконец-то я хоть что-то сделал правильно. И в этой связи… Знаешь, я должен поговорить с ней, чтобы убедиться, что она согласна поехать с нами, когда мы покинем Лондон.

Тут Диксон наконец прошел в комнату и остановился перед письменным столом. Глаза мальчика были полны беспокойства.

Адам тихо вздохнул и вновь заговорил:

– Надеюсь, она не откажется. Мне не хотелось бы подыскивать другую гувернантку.

– Я не хочу уезжать. Мне здесь нравится, – заявил малыш.

– Мне тоже, Диксон. Но мы не можем здесь остаться. У меня есть кое-какие дела, которыми нельзя заниматься сидя в Лондоне. – Адам ненадолго задумался. «Что бы такое сказать Диксону, чтобы успокоить его? – спрашивал он себя. – Кэтрин, наверное, сообразила бы». Но ему ничего не приходило в голову. – Запомни, Диксон, твой дом всегда там, где мой. Ты едешь туда, куда отправляюсь я. Понятно?

Малыш глубоко задумался, наморщив лоб. Наконец спросил:

– А куда мы отправляемся?

– Обследовать земли и поместья Грейхоков. Будем знакомиться с арендаторами и разговаривать с управляющими. Тебе будет полезна эта поездка. Когда-нибудь все это станет твоим.

– Мне нравится здесь, – повторил мальчик.

Адам молча кивнул. Он понимал опасения Диксона. Мальчик потерял мать, был отправлен в сиротский приют, затем был взят оттуда, привезен на побережье – и оставлен у дверей незнакомца. Неудивительно, что он не хотел снова переезжать.

Пытаясь придумать что-нибудь подходящее, что-нибудь такое, что сказала бы в этой ситуации Кэтрин, Адам проговорил:

– Видишь ли, есть дело, которое необходимо выполнить, а я и так уже отложил его слишком уж надолго. И это будет интересное приключение… для твоих солдатиков. Можно сказать, они отправляются на войну.

– А можно мисс Райт поедет с нами? – неожиданно спросил малыш.

Адам убрал ноги со стола и выпрямился в кресле.