Аврора неохотно отпустила его. Николас встал, распрямился гибким сильным движением, исполненным чувственности, и, бросив на нее жадный взгляд, опустил над кушеткой полупрозрачный балдахин из органзы.

Аврора натянула шелковое покрывало. Николас впустил слуг, приказал поставить подносы на стол. И дверь тихо притворилась. Еще мгновение — и он отдернул балдахин.

Аврора восхищенно любовалась его телом.

— Ты голодна? — спросил он.

— Нет, да… Я хочу тебя, — стыдливо призналась она.

— Ты можешь удовлетворять свой аппетит, любовь моя, столько, сколько пожелаешь.

Аврора удивилась, когда после этих слов, сопровождаемых полным похоти взглядом, Николас не лег рядом, а отправился к низкому столику и, взяв шампанское, налил немного из бутылки в блюдо.

Он стоял к ней спиной, и она могла вволю налюбоваться мускулистыми формами его обнаженного тела. Он очень напоминал султана из дневника Дезире, а сама комната была почти точной копией сераля — сплошь шелк и сандаловое дерево. Аврора легко могла представить себя на месте француженки, ждущей своего возлюбленного. Николас был ее могущественным господином, а она — пленницей, служившей ему и доставлявшей ему наслаждение.

— Здесь все как в гареме, описанном в дневнике.

— Это не случайно, — признался Николас. — Я попросил предоставить нам эти комнаты, как только узнал, что убранство в них на восточный манер. Мне показалось, дневник Дезире произвел на тебя впечатление.

С этими словами он вернулся к ней и сел рядом на диван, подавал ей блюдо. Там было несколько маленьких губок, вымоченных в шампанском.

— Если помнишь, в дневнике говорится о противозачаточных средствах…

— Помню. — Она почувствовала странное беспокойство при мысли о том, что им предстоит сейчас сделать — не дать мужскому семени пустить ростки, — но остаться беременной после отъезда Николаса она не могла.

— Можно? — спросил он. — Да.

С бьющимся сердцем она смотрела, как Николас отбросил шелковое покрывало и окинул взглядом ее нагое тело. Когда он скользнул влажной губкой у нее между бедер, Аврора затаила дыхание — губка казалась осколком льда, таким разгоряченным было тело.

Пробормотав извинения, он осторожно раздвинул ей ноги и засунул губку в ее пульсирующее лоно, пытаясь согреть его рукой.

Аврора вскрикнула — желание вспыхнуло с необычной силой — и выгнулась ему навстречу. Она сама была огонь и пламень.

— Николас, — взмолилась она, — войди в меня. — Она хотела ощутить его силу, хотела, чтобы он наполнил ее собой.

Он вошел в нее, и взгляд его затуманился от наслаждения.

— Да, — прошептал он. — Я хочу слиться с тобой на всю ночь, хочу уснуть в тебе и проснуться, ощущая твой вкус.

Он снова поцеловал ее и вошел в нее одним долгим медленным толчком, Аврора, затаив дыхание, закрыла глаза.

Тогда Николас начал двигаться в ней, ускоряя темп, проникая все глубже и глубже.

Аврора словно в лихорадке обхватила его ногами и выгнулась, призывая брать ее еще и еще. Он не был с ней нежен, но она и не хотела нежности. Невероятный, удивительный, болезненный голод нарастал. Они были просто мужчиной и женщиной, слитыми воедино инстинктом столь же мощным, сколь и древним.

Наслаждение было настолько ярким и острым, что ей хотелось плакать. Их обуяла дикая, животная страсть.

И когда наступила кульминация, оба издали крик. Николас, часто дыша, с сильно бьющимся сердцем, повторял ее имя, судорожно сжимая прядь ее золотистых волос.

Ничего подобного они прежде не испытывали. Николас был в восторге.

На сей раз он победил. Сломал ее сопротивление. Заставил отдаться страсти. Но как внушить ей чувство любви и привязанности всего за две короткие недели?

Та ночь, полная страсти, стала первой в длинной череде других.

Аврора заставила себя забыть обо всем, кроме страсти, и сделать это оказалось не так уж трудно.

Уединенный особняк предлагал греховные радости, о существовании которых она и не подозревала, но дело было не в особняке, а в Николасе, превратившем ее жизнь в сплошное блаженство.

Николас обучал ее тонкостям эротического возбуждения. И она оказалась способной ученицей. Забыв о стыде и целомудрии, быстро освоила все изощренные способы достижения оргазма. Понятие греха для нее больше не существовало. Она чувствовала, что желанна, желанна, как никакая другая женщина. Но он бросал вызов не только ее телу, но и духу. Он был умен и остроумен, что в сочетании с чисто мужскими качествами и красивой внешностью делало его чертовски привлекательным.

Он заставлял ее хохотать от души и испытывать страстное томление. Она была любима и свободна, могла делать что хотела, не сдерживая своих желаний.

И постоянно приходилось напоминать себе о том, какова истинная цель ее пребывания здесь, ибо Николас походил на султана не только внешностью. Он был само внимание и добивался ее так, как добивался султан Дезире.

Однажды после полудня Николас застал Аврору за чтением журнала. Он подкрался к ней сзади и поцеловал в затылок. Аврора вздрогнула — ощущение показалось ей весьма эротичным.

— Ты так увлеклась, что даже не заметила меня, любимая. Что ты читаешь?

— Вот взгляни. — Аврора покраснела.

— «Мы одно целое с моим возлюбленным, — прочел он, вслух. — У нас нет друг от друга тайн, нет ничего запретного». — Николас задумчиво посмотрел на нее. — Именно этого я и добиваюсь, Аврора.

— Но выдержка моя идет на убыль, — сказала Аврора, словно оправдываясь, — ты позаботился об этом.

— Верно, но путь еще предстоит долгий. — Он вернул ей книгу, продолжая смотреть на нее пристально, оценивающе. — Ты очень похожа на Дезире. Она тоже боялась проснувшегося в ней желания.

Да, очень похожа, подумала Аврора. Гораздо больше, чем ей бы этого хотелось. На юную стеснительную девушку, в которой пробудил страсть мужчина, впоследствии ставший для нее проклятием.

— У нее были серьезные основания бояться, Николас. Дезире была бессильна что-либо изменить, находясь во власти жестокого правителя.

— Но он оказался не таким уж и жестоким. К тому же она обрела над ним немалую власть. — Николас обошел скамью и сел рядом. — У вас есть еще кое-что общее. Ты не осознаешь, какую власть обрела надо мной. — Он ласково улыбнулся. — Думаю, это еще не предел.

Аврора ничего не ответила, и он очень нежно взял губами мочку ее уха. Аврора вздрогнула.

— И еще одно, — выдохнул он ей на ухо. — Дезире тоже думала, что хочет свободы, но, как оказалось, предпочла страсть.

Аврора отстранилась — его ласка была сладкой пыткой.

— Ты забыл, что сказка окончилась трагически. Страсть обернулась горем.

— У нашей сказки будет счастливый конец. — Он коснулся губами ее шеи. — Страсть не разобьет тебе сердце.

— Николас, прошу тебя… — Аврора покачала головой. — Ты сказал, что мы не будем думать о будущем.

— Это так. — Он смотрел на нее из-под опущенных ресниц. — Так поцелуй же меня, любимая, и заставь забыть обо всем…

Аврора обвила руками его шею и отдалась страсти.

К счастью, Николас больше не возвращался к разговору о дневнике, и они снова вернулись в созданный ими фантастический мир.

Они подолгу гуляли в саду с лабиринтами, фонтанами, мраморными статуями — такие встречаются в древних сказках. За домом простирался лес с тихими тропками, журчащими ручейками и зелеными полянами. Сквозь кроны деревьев солнце отбрасывало на густую траву золотистые отблески.

Они не только гуляли, но и катались верхом. Здесь, в глуши, Аврора могла вволю насладиться любимым спортом.

Так приятно ранним утром пустить коня в галоп, подставив лицо свежему ветру, и знать, что Николас скачет рядом.

Но большую часть суток они предавались любви: в любое время в любом месте — здесь не существовало запретов. Они любили друг друга в ванне, за ужином, у бассейна с фонтаном в патио, огражденном высокими и прочными стенами. На ложе из розовых лепестков с одуряющим ароматом — как султан и Дезире.

Из дневника Аврора узнала о серебряных шариках, которые помещают в женское лоно для возбуждения.

В первый раз, когда Аврора попробовала это новшество, она была в шоке; никогда она так остро не чувствовала свое тело или тело Николаса. Она была так возбуждена, что не могла от него оторваться.

Они бродили по лабиринту из подстриженных тисов в тот предвечерний час, когда сам воздух и все вокруг дышит ленивой и жаркой истомой. Осыпая Аврору поцелуями, Николас уводил ее все дальше в глубь лабиринта.

Когда они оказались в центре, Аврора не удивилась, увидев высеченную из мрамора пару, слитую в пароксизме страсти. Николас сбросил жилет и расстелил одеяло. Но когда протянул к ней руки, Аврора отстранилась, хотя понимала, что здесь их никто не увидит.

— Мы скрыты от посторонних глаз, любовь моя, но если что-то тебя беспокоит…

Николас знал, что делает: в глазах его был вызов, который Аврора не могла не принять.

— Ничего меня не беспокоит, — ответила Аврора.

— Я рад. Тогда иди ко мне, любовь моя.

Она таяла под его прикосновениями, пока он освобождал ее от одежд, сама ощущая, как тело ее становится мягче, податливее.

Раздев ее, он стал смотреть на нее с дерзостью, возбуждавшей ее, вызывавшей желание. От одного его взгляда груди ее набухали, а соски становились твердыми. Он провел пальцем сначала по одному, потом по другому, она вскрикнула.

Он накрыл обе груди ладонями, потирая между пальцами соски, наблюдая за ней.

— Николас, — хрипло простонала она.

Он поцеловал ее в губы, поднял и положил на одеяло. Только сейчас Аврора заметила, что он не разделся.

Аврора бросила на него взгляд, в котором было все — смущение и какое-то странное удовольствие оттого, что она открыта и беззащитна перед ним. Он понял значение этого взгляда и, опустившись на колени, посмотрел на нее глазами, полными сладострастия. Она чувствовала себя и греховной, и желанной, и это было удивительно приятно.