— Спасибо, но хочу предупредить: настроение у меня не самое лучшее.

— У меня тоже, так что давай прогуляемся.

— У тебя есть причины для хандры? — спросил Николас.

— Не делай поспешных выводов, мой друг. Все дело в том, что годы уходят, а жизнь тускнеет. Даже грех приедается. Каким бы сладким он ни был.

Николас деликатно промолчал. Клифтону едва ли исполнилось тридцать, но жизнь бретера и повесы изрядно его отрепала.

Клифтон отпустил экипаж и зашагал рядом с Николасом.

— Если честно, настроение у меня на нуле из-за деда, — вдруг сказал Клифтон.

— Я слышал, Вулвертон плох.

— Совсем плох. Едва ли месяц протянет.

— Вы в добрых отношениях?

— Вовсе нет. Он жуткий тиран. Мы уже несколько лет не разговариваем, притом что я его наследник. — Клифтон сжал зубы. — Ни слезники не пророню, когда старый ублюдок сдохнет.

— Тогда ты станешь герцогом?

— Увы, да.

Николас молча ждал разъяснений.

— Я вовсе не жажду принять на себя ответственность, к которой обязывает титул. Но рано или поздно приходится прощаться с юностью.

— Верно, — согласился Николас, прекрасно понимая, на что намекает Клифтон.

Какое-то время приятели шли молча, поглощенные своими мыслями. Первым прервал молчание Клифтон:

— Насколько я понимаю, твои ухаживания за собственной женой ни к чему не привели?

— С чего ты взял? Клифтон усмехнулся:

— Ты похож на тигра, которого заперли в клетку. Прости за бестактность, но, по-моему, пора действовать решительно.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе никогда не приходило в голову ее похитить? Николас с саркастической ухмылкой приподнял бровь.

— Ты ведь не думаешь, что я приглашу на роль похитителя тебя, Клифтон? В последний раз твое участие в похищении кончилось дуэлью, на которой ты пристрелил лучшего друга.

— Это была ошибка, и я искренне о ней сожалею. Но ведь я не предлагаю ничего аморального и даже противозаконного. Увезти жену в укромное местечко ради того, чтобы предаваться там страсти — что в этом дурного? Ты муж и имеешь на это право.

— Ты разбудил во мне любопытство. А что именно ты предлагаешь?

— Тихое любовное гнездышко, которое, как мне кажется, стимулировало бы леди Аврору.

— У тебя есть что-нибудь на примете?

— У меня есть в Беркшире дом — уединенный, с вышколенными слугами, привыкшими держать язык за зубами. Я лично еще не встречал женщину, которая не поддалась бы его экзотическим чарам.

Николас не торопился с ответом, и Клифтон решил развить мысль:

— К тому же тебе стоило бы покинуть на время Лондон. Синклер, кстати, сегодня спрашивал о тебе. Он заметил несомненное сходство между тобой и американцем, который был членом нашей лиги три года назад.

— Да, он мог бы меня узнать.

— Ты рискуешь, оставаясь в Лондоне, на виду.

— Я знаю.

Тем более обидно рисковать жизнью, когда риск неоправдан. Он прибыл в Лондон, дабы исполнить волю отца, перед которым чувствовал себя в неоплатном долгу, и что же? Судоходная компания брошена на произвол судьбы, сестры и мать — тоже. Убедить Аврору уехать с ним — дело почти безнадежное. Может, стоит испробовать это последнее средство, а заодно поберечь самого себя?

— Спасибо за щедрость, Клифтон. Позволь мне обдумать твое предложение.

Перспектива увезти Аврору подальше от придирчивых взглядов, где она сможет расслабиться и дать волю чувствам, показалась Нику заманчивой. По крайней мере они смогли бы лучше узнать друг друга. Не придется так рисковать. Николас кожей чувствовал, что пора бежать из страны, что тучи над ним сгущаются.

На следующий день произошло событие, которого никто из них не ожидал.

Равенна собиралась на последнюю примерку платья, сшитого специально для визита к деду, и Аврора отправилась вместе с ней. Зная, что в доме леди Далримпл Гарри будет чувствовать себя уютно да и сама хозяйка придет в восторг от такого беспокойного гостя, Аврора оставила Гарри на попечение дворецкого и отправилась к Равенне. Николас обещал подойти попозже, намереваясь занять Гарри игрой в шахматы.

Аврора вернулась домой только к вечеру. Из гостиной доносились странные звуки, и Аврора в недоумении посмотрела на Дэнби, ожидая объяснений.

— Мистер Деверилл обучает лорда Марча драке на кулаках, — сообщил дворецкий.

Аврора лишилась дара речи и бросилась в гостиную. Часть мебели оказалась сдвинутой, чтобы освободить пространство в центре комнаты. Николас и Гарри были в рубашках с закатанными рукавами, с кулаками наперевес.

— Вот-вот, — говорил Николас, — держи руки поднятыми, даже когда нападаешь. — И тут же продемонстрировал, как это делается, осыпав воображаемого противника градом ударов.

— Чем, скажи на милость, вы занимаетесь? — закричала Аврора, побледнев от ярости.

Впрочем, она могла бы об этом не спрашивать — и так все было ясно.

Лицо Гарри горело от радостного возбуждения.

— Рори, смотри, чему я научился!

Аврора сделала вид, будто не слышит, и раздраженно обратилась к Николасу;

— Я, кажется, спросила, чем вы занимаетесь?

— Я слышал, — спокойно ответил Николас. — Учу мальчика основам самообороны, хотя ему нужен более квалифицированный инструктор.

— Как ты смеешь! — прошипела она сквозь зубы.

— Не вижу повода для паники. Это не опасно.

— Не опасно… Ты обучаешь ребенка насилию!

— Он достаточно взрослый, чтобы уметь себя защищать.

— Убирайся отсюда, Николас! И не смей больше сюда приходить! Не желаю, чтобы ты встречался с Гарри.

Аврора не заметила встревоженного и обескураженного взгляда мальчика, когда назвала Сейбина его настоящим именем.

— Отныне и впредь ты будешь держаться от него подальше, ты меня понял? Я запрещаю тебе даже разговаривать с ним.

— Но, Рори, — запротестовал было мальчик, — я попросил мистера Деверилла…

— Гарри, немедленно иди к себе!

— Рори!

— Я сказала, немедленно!

Рори обиженно посмотрел на Аврору, его нижняя губа задрожала, но он не стал с ней спорить. Распрямив худенькие плечи, бросил взгляд на Николаса и зашагал прочь.

— Да, хорошо ты обошлась с мальчиком, — с горькой усмешкой произнес Николас.

Аврора вздернула подбородок.

— Не твоя забота.

— Сожалею, что не посоветовался с тобой, Аврора, прежде чем заняться с мальчиком. Не предполагал, что тебе это не понравится.

— Не понравится? Так ведь ты учишь его нападать на людей!

— Ты преувеличиваешь. Тебе не кажется?

— Нисколько. Просто хочу оградить Гарри от твоего влияния. Ты мог изувечить его, а то и убить.

У Николаса заходили желваки.

— Если ты сама живешь в страхе, это не значит, что Гарри тоже должен так жить.

— Убирайся вон, Николас! Убирайся, пока я тебя не выставила!

— Когда-нибудь тебе придется взглянуть в лицо собственному страху, моя сладкая. Ты так боишься жить, что готова похоронить себя заживо. Но нельзя перестать жить из одного лишь страха пораниться.

Аврора ничего не желала слушать.

— Я велела тебе уходить! — Дрожа от ярости, она указала ему на дверь.

Николас направился к двери, но не ушел, а лишь прикрыл дверь. Когда он повернулся к ней, ей показалось, что под его взглядом она сейчас расплавится.

— Послушай меня, — сказал он, схватив ее за плечи. Она стала вырываться.

— Не смей меня трогать!

Аврора попыталась высвободиться, но он ее крепко держал. Не помня себя от ярости, она дала ему пощечину.

Голова его резко дернулась, лицо потемнело. Аврора отшатнулась.

Ей стало страшно за себя, за то, что она сделала. Никогда в жизни она никого пальцем не тронула. Господи, да она ничем не лучше своего отца… И Николас… Похоже, он был готов дать ей сдачи.

— Я… Прости… — заикаясь проговорила она. Сердце ее бешено колотилось.

Но взрыва не последовало.

— Ты сожалеешь? — спросил он нежно, и выражение его лица внезапно переменилось.

Он медленно наступал на нее, теснил к стене, затем прижался к ней всем телом. Глаза его горели, но не яростью — в них были нежность и желание.

— Не надо сожалений, Аврора, — прошептал он, взяв ее за руки. — Лучше бы ты меня высекла, нежели копила в себе ярость, до тех пор пока она не взорвала бы тебя изнутри. Если хочешь, ударь меня еще раз.

Сердце ее больно ударялось о грудную клетку. Ноги его жгли ее ноги, его дыхание горячило се губы. Выражение лица его было чувственным и сосредоточенным, в глазах читалось возбуждение. Она чувствовала, что он сейчас ее поцелует.

—  — Не надо, —дрогнувшим голосом пробормотала она. — Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

— Нет? Почему же ты дрожишь? И почему так гулко колотится твое сердце?

Рука его скользнула к ней под юбку и стала медленно подниматься вверх, вдоль бедра, по шелку чулка и выше. Аврора застыла и вскрикнула, когда он коснулся запретного места.

Николас засмеялся — низким дразнящим смешком.

— Тело твое рассказывает совсем другое, Аврора. Ты такая податливая — одно мое прикосновение, и ты течешь. — Он медленно провел рукой в сокровенном месте.

Руки ее взметнулись к нему на плечи, то ли цепляясь, то ли отталкивая.

— Прекрати! — Она вскрикнула — его пальцы проникли во влажную глубину.

— Ты хочешь меня, моя сладкая. Хочешь, чтобы я наполнил тебя собой.

— Не хочу, — произнесла она неуверенно, зная, что лжет. Николас чувствовал тот же пламень в крови. От одного прикосновения к ней плоть его напряглась. Он готов был взорваться прямо сейчас. И стискивал зубы, чтобы продлить удовольствие.

Она все еще сопротивлялась, но страха в ней не было. Иначе он тут же оставил бы ее в покое. На этот раз он не уступит. Пусть она злится, злость — родная сестра страсти. А ее страсти он желал больше всего на свете. Он должен разрушить рамки, в которых она удерживает свои эмоции, заставить ее расслабиться, убедить, что страсть — не самое ужасное в жизни.