— Не уверена, что в этом разговоре есть смысл, Николас, — собравшись с духом, начала Аврора. — Я уже говорила тебе, что мы не сможем быть вместе.

Николас спрыгнул с окна, подошел к кровати, прислонился к столбику балдахина.

— Да, говорила, но ты тогда была в шоке. Еще бы, увидеть меня живым. Я не давил на тебя, считал, что тебе надо привыкнуть к новой ситуации.

— Ну что же, я все обдумала. И мои чувства не изменились.

— Зато мои изменились, — тихо сказал он.

— Не могу понять почему.

— Потому что я лучше узнал тебя.

Аврора отвернулась — его чувственный взгляд мешал ей сосредоточиться.

— Думаю, мы могли бы ужиться, — сказал Николас, не сводя с нее глаз.

— Это невозможно даже представить.

— Но почему?

— Причин много, не знаю, с какой начать.

— Назови хотя бы одну.

— Хорошо. Впервые в жизни я могу поступать как хочу. Зачем же мне отказываться от собственного счастья?

— Но мой вариант лучше.

— Лучше? Что может быть лучше независимости? Николас усмехнулся. Однажды он уже через это проходил.

— Если бы ты действительно желала независимости, то без колебаний уехала бы со мной в Америку. И там обрела бы настоящую свободу, не то что в твоем косном обществе с его кастовостью и дурацкими кодексами.

— Но не в качестве твоей жены. Жена — существо бесправное в любой стране. Хоть в Англии, хоть в Америке. Хватит с меня жизни под диктатом отца, я не хочу повторения.

Николас нахмурился:

— Не думаю, что имею хоть какое-то сходство с твоим отцом.

— Не думаешь? Но ты такой же настырный, как и он. И наверняка такой же безжалостный. Ты готов на все, лишь бы добиться своего…

— Я не намерен давить на тебя. Иначе просто потребовал бы вернуться со мной в мою страну: ты все еще мне жена.

— Но сейчас, похоже, ты не оставляешь мне выбора.

— Отчего же? Принуждать тебя я не стану. Аврора облегченно вздохнула.

— Мне кажется, ты видишь все в мрачном свете. Аврора перестала ходить по комнате.

— В Америке я стану целиком и полностью зависима от тебя. Никакой свободы. Как у птицы, посаженной в клетку. А что, если тебе вновь взбредет в голову странствовать по свету? А я останусь одна в чужой стране?

— Я же говорил, что не собираюсь больше скитаться по свету.

— А если тебе прискучит оседлая жизнь, что мне тогда делать? — В голосе ее звучала мольба. — Ты предлагаешь мне рискнуть всем, что я имею, и уехать с тобой. Но как я могу на это решиться?

Николас поморщился, словно от боли. Он не знал что ответить и продолжал смотреть ей в глаза — два синих бездонных озера.

— Ты думаешь только о плохом. Подумай о хорошем. — Я думала… и вот что хочу тебе сказать. Моя нынешняя жизнь может показаться скучной, но по крайней мере я знаю, чего ожидать. Кроме того, у меня есть обязательства. Перед Равенной… перед Гарри…

— У меня есть две сестры, которых ты могла бы опекать, за что и я и они были бы тебе весьма признательны.

— А как насчет твоей матери? Ведь она может не захотеть, чтобы в доме появилась еще одна женщина.

— Моя мать — не проблема. Во-первых, у меня есть собственный дом, во-вторых, она будет счастлива приобрести в твоем лице дочь. Ты не представляешь, как она жаждет увидеть меня женатым. — Аврора молчала, и Николас пошел в наступление: — У меня в Виргинии отличные кони. Я куплю тебе целую конюшню. К тому же мне принадлежат тысячи акров земли, по которой ты можешь скакать верхом в свое удовольствие.

Аврора потерла висок.

— Дело не во мне, а скорее в тебе. Ты посмотри на себя. Ты пытаешься вырвать меня из мира, который, по-твоему, меня не удовлетворяет. Хочешь спасти меня, потому что это у тебя в крови. В этом весь ты.

— Дело не только в моих природных склонностях.

— А мне кажется, именно в них. — Аврора замялась. — Ты будешь хранить мне верность, Николас?

Он ответил не сразу.

Она вымученно улыбнулась:

— Что, если тебе приглянется другая женщина? Сейчас ты хочешь меня, но где гарантия, что ты будешь хотеть меня через год, через два? Ты сам в этом не уверен.

Николас размышлял над ее словами. Она говорила не только о физической близости, но еще и о духовной. Готов ли он заключить с Авророй союз душ? Вверить ей свою жизнь?

— Ты не любишь меня, — тихо сказала Аврора. — Ты вообще не понимаешь значения этого слова.

— А ты? Ты понимаешь?

— Я понимаю. Любовь — это нежность и самопожертвование. Легкость в общении, ощущение близости. Общие мысли, общие интересы. Теплота в отношениях. Ничего этого между нами нет.

— А страсть?

— Возможно, но страсть плохой советник в браке. Ты меня хочешь, не сомневаюсь. Но это не любовь.

— Хочешь сказать, что тебе нет до меня дела? Она молчала, собираясь с мыслями.

— Хочу сказать, что была бы дурой, если бы позволила себе прикипеть к тебе сердцем. Я не хочу снова носить по тебе траур, скорбеть, когда ты умрешь. А этого не избежать при твоей жажде приключений.

— Я не могу обещать, что не умру, Аврора. Никто не может этого обещать.

— Нет, но ты мог бы попытаться сохранить свою жизнь — избегать опасности. Однако ты продолжаешь рисковать собой, несмотря на все мои мольбы уехать из страны… — Она заглянула ему в глаза. — Ты уедешь, Николас?

Он молчал.

Аврора сделала глубокий вдох.

— Очень хорошо. Я дам тебе то, чего ты хочешь.

Она коснулась пояса на талии. Глаза их встретились. Аврора распустила узел, и халат упал с ее плеч.

У него перехватило дыхание. Она стояла перед ним обнаженная.

— Что ты делаешь, Аврора? — дрожащим голосом спросил он.

— Хочу, чтобы ты почувствовал себя победителем. Если я отдам тебе свое тело, ты, возможно, оставишь меня в покое.

— Я не за этим сюда пришел.

— А зачем? Разве не этого ты добивался несколько недель кряду? Минутного удовольствия?

— Я хотел мою жену. — Рот его скривился в болезненной улыбке, но глаза не улыбались. — Если бы я стремился лишь удовлетворить свою похоть, у меня не было бы проблем, — Он подошел к ней. — Я хочу от тебя больше, чем просто физической близости. Хочу, чтобы ты истосковалась по мне. Чтобы не могла дня прожить без меня.

Она задыхалась.

— Я не хочу тебя, Николас, — солгала она.

— Не хочешь? — Он коснулся ее шеи, провел пальцем по затвердевшему соску… — Я бы не сказал, что ты безразлична, — ласково прошептал он и направился к окну.

В следующий момент он, не проронив ни слова, исчез в ночи.

Он опять одержал победу.

Дрожащими руками Аврора подняла с пола халат, накинула на плечи и опустилась на кровать.

Николас прав. Она не безразлична к нему. Ее пугает сила чувств, которые он в ней разбудил. Одного его прикосновения достаточно, чтобы вывести ее из состояния равновесия.

Аврора поежилась. Николас спросил, способна ли она к нему привязаться. Но беда в том, что это уже произошло.

Именно по этой причине она и боялась брака с ним, не говоря уже о громадном различии между ними. Было бы непростительной глупостью полюбить человека, который мог в любую минуту погибнуть.

Когда она думала, что Николаса казнили, скорбь ее не знала границ, хотя они едва успели узнать друг друга. Как она будет страдать, если по-настоящему полюбит его, а он, что вполне вероятно, погибнет?

Или бросит ее? Он не обещал хранить ей верность. Вообще не ответил на ее вопрос.

Не исключено, что Николас увлечется другой, как это случилось с его отцом, и оставит ее или же останется с ней, верный клятвам, данным у алтаря, но возненавидит за то, что она связала его по рукам и ногам.

Аврора вздрогнула как от боли. Она не хотела подобной участи. Нет, ее страхи отнюдь не беспочвенны.

Взгляд ее упал на дневник, оставленный на столике возле кровати. И Аврора почувствовала, как укрепляется в ней решимость. Она не хотела повторить судьбу француженки, страдать, потеряв любимого. Читая последние страницы дневника, Аврора не переставая плакала. Сказка имела несчастливый конец.

Так же как и любовная связь матери Равенны и отца Николаса. Теперь ясно, почему Элизабет Кендрик зачитала книгу до дыр — она повторила судьбу француженки. Страсть их была всепоглощающей, но следом пришли боль и страдания.

Аврора прикусила губу. Она не пойдет по пути этих женщин. Не поддастся желанию. Устоит перед искушением. Не позволит Николасу разбить ей сердце.

Глава 16

Я отчаянно боролась с инстинктами, которые он во мне будил. Но с кем именно я боролась — с ним или с собой?

Аврора не выходила у Николаса из головы, когда вечером следующего дня лорд Клифтон пригласил его на спектакль, устроенный для избранного общества, в котором участвовали лучшие балерины Лондонской оперы. Ни один из мужчин не остался равнодушным к их чарам, однако Николас под благовидным предлогом ушел раньше всех.

Он удивился, заметив, что Клифтон вышел следом за ним.

— Ни к чему тебе лишать себя удовольствия из-за меня, дружище, — сказал Николас, когда они спускались по парадной лестнице.

— Признаться, я не в восторге от спектакля, — ответил Клифтон. — Давно потерял вкус к подобного рода представлениям. — Клифтон кивком указал на стоящий у подъезда экипаж. — Могу я подвезти тебя до отеля? Или еще куда-нибудь? Может, в игорный клуб?

— Я возвращаюсь в отель, но предпочел бы пойти пешком. Если хочешь, присоединяйся.

— Пешком? Что за странная идея!

Николас похлопал себя по животу и выдавил улыбку.

— Жизнь беспечного джентльмена сказывается на моей фигуре.

— Заставляет тебя искать приключений…

— О нет, ни в коей мере.

— Надеюсь, ты понимаешь, что рискуешь жизнью, прогуливаясь возле « Ковент-Гарден»?

Николас приподнял трость:

— Она вполне может заменить шпагу. Надо же как-то оживить вечер.

Клифтон задумчиво наклонил голову:

— Приключений я не жажду, но разделить твою скуку могу.