Дженнифер Пробст - Брачная ловушка

Мэгги Райан поднесла к губам стакан с «Маргаритой» и сделала большой глоток. Терпкая горечь, смешавшись со вкусом соли, обожгла язык и растеклась огнем по жилам. Увы, недостаточно быстро. У нее пока еще хватало здравого смысла, чтобы усомниться в разумности своих действий.

Книжка в лиловом тканевом переплете дразнила, притягивая взгляд. Мэгги снова взяла ее в руки, полистала — и отшвырнула на модерновый стеклянный столик. Что за нелепость! Подумать только — «Любовные привороты»! Ни за что на свете она до такого не опустится. Нет, когда Алекса, лучшая подруга Мэгги, прибегла к любовной ворожбе, сама Мэгги всячески поддерживала и поощряла ее усилия в поиске суженого.

Но то был совсем другой случай.

Мэгги шепотом выругалась и вперила взгляд в окно. Сквозь бамбуковые жалюзи сеялся редкий лунный свет. Еще один растраченный впустую вечер. Еще одно провальное свидание. Демоны подступают все ближе, но некому здесь отгонять их до самого рассвета.

Почему она ни разу не ощутила настоящей близости? Тот, последний мужчина был умен, обаятелен, покладист. Когда они наконец прикоснулись друг к другу, Мэгги ожидала вспышки возбуждения… хотя бы смутного влечения, на худой конец. И — ничего. Пшик. Словно она одеревенела ниже пояса. Одно лишь тоскливое ощущение пустоты… и желания чего-то большего.

Волна отчаяния захлестнула ее с головой. Знакомый страх тисками сдавил грудь, но Мэгги отогнала его и усилием воли вынырнула из черной бездны. Да ну, к черту! Не хватало еще, чтобы в собственном доме с ней случился приступ! Мэгги вцепилась в эту злость, как в спасательный круг, и задышала глубоко и ровно.

Дурацкие приступы! Мэгги терпеть не могла таблетки и не желала их принимать, убежденная, что с подобными случаями можно справиться одной только силой воли. Быть может, ее раньше времени настиг кризис среднего возраста? В конце концов, ее жизнь во всем остальном — почти идеал.

У нее есть все, о чем мечтает подавляющее большинство людей. Она объездила весь мир, она фотографирует красавцев-манекенщиков в нижнем белье. Она обожает свою стильную квартирку, не требующую больших затрат. Ее кухня блистает безупречно чистой стальной утварью и керамической плиткой. Кофеварка эспрессо последней модели и шейкер для приготовления «Маргариты» красноречиво свидетельствуют о том, что она живет в свое удовольствие — под стать героям «Секса в большом городе». Дорогие белые ковры и кожаная мебель им в тон прозрачно намекают на отсутствие детей в доме, знаменуя воплощенную стильность. Мэгги делает что хочет и когда хочет — и ни перед кем, черт возьми, не должна отчитываться. Она привлекательна, финансово обеспечена и здорова, если не считать редких приступов паники. И все же… все же один вопрос гложет ее с раздражающим постоянством, становясь с каждым прожитым днем все настырнее.

И это все?

Мэгги встала, одернула красный шелковый халат и сунула ноги в того же цвета пушистые шлепанцы, увенчанные дьявольскими рожками. Она уже достаточно пьяна, и потом, никто ничего не узнает. Может быть, это занятие успокоит ее нервы.

Она сгребла лист бумаги и набросала список всех качеств, которые жаждала обнаружить в мужчине.

Развела небольшой огонь.

Нараспев произнесла заклинание.

Внутренний голос заливисто хихикал, потешаясь над этой безумной выходкой, но Мэгги заглушила это хихиканье очередным глотком текилы, наблюдая за тем, как горит бумага.

В конце концов, ей больше нечего терять.

У солнца был разъяренный вид.

Стоя на пороге своего прибрежного владения, Майкл Конте наблюдал за тем, как великолепный диск ожесточенно карабкается на вершины гор. Раскаленный огненно-алый лик подымался все выше, брызжа яростными искрами и безжалостно уничтожая остатки ночной тьмы. Глядя на то, как владыка утра горделиво торжествует свою временную победу, Майкл на краткий миг задумался, испытает ли он еще когда-нибудь подобное чувство.

Ощутит ли себя настолько… живым.

Майкл помотал головой, высмеивая собственные мысли. Ему не на что сетовать. Его жизнь почти идеальна. Проект застройки береговой линии близится к завершению, и очень скоро первая в Штатах пекарня, принадлежащая его семье, возьмет штурмом новый рынок. Майкл надеялся, что так и будет.

Он окинул взглядом берег, отмечая признаки перемен. Прибрежный участок в долине реки Гудзон, некогда обветшавший и наводненный преступными элементами, ныне сказочно преобразился, и к этому преображению был причастен Майкл Конте. Он и два других инвестора вложили в свою мечту немалые суммы, и Майкл верил, что их группу ждет успех. Теперь между клумбами, на которых цвели розы, протянулись вымощенные плиткой дорожки, а у причала вновь появились суда — величавые шхуны и знаменитый в округе паром, на котором устраивались прогулки для детей.

Косметический салон и японский ресторан, расположившиеся по соседству с пекарней Майкла, имели самую разнородную клиентуру. Миновал долгий год трудов в поте лица, и теперь до открытия оставались считаные недели.

И тогда «Ла дольче фамилиа» наконец обоснуется в Нью-Йорке.

Радостная дрожь пробежала по телу Майкла, но к этой радости отчего-то примешивалась странная опустошенность. Что с ним в последнее время творится? Он стал меньше спать, а когда время от времени позволял себе развеяться с женщиной, то разлад, царивший в душе, становился наутро лишь сильнее. Казалось бы, у него есть все, о чем можно мечтать. Богатство. Любимое дело. Родные, друзья, отменное здоровье. И возможность заполучить любую женщину, которая придется ему по вкусу. Итальянец, обитавший в душе Майкла, страстно мечтал о чем-то большем, нежели здоровый секс, но Майкл не знал, существует ли на самом деле это «большее».

Во всяком случае, для него. Словно где-то внутри пришла в негодность некая важная деталь.

Раздраженный этим нытьем, Майкл круто повернулся и зашагал по дорожке. Подал голос мобильный телефон. Майкл выудил его из недр кашемирового пальто и мельком глянул на высветившийся номер.

Черт!

Мгновение он медлил, а затем с обреченным вздохом нажал кнопку ответа:

— Да, Венеция? Что на этот раз?

— Майкл, я попала в беду! — Итальянская скороговорка хлестнула по ушам пулеметной очередью.

Майкл вслушивался в эту тираду, безнадежно пытаясь различить хоть что-то осмысленное среди судорожных всхлипываний.

— Ты сказала, что выходишь замуж?

— Майкл, да ты меня вовсе не слушал! — Венеция поспешила перейти на английский. — Ты должен мне помочь!

— Не част и . Сделай глубокий вдох, еще, еще… а потом расскажи все с самого начала.

— Мама не разрешает мне выйти замуж! — выпалила она. — И все из-за тебя! Ты же знаешь, мы с Домиником знакомы уже много лет, и я все надеялась и молилась, чтобы он задал тот самый вопрос… И вот наконец-то это случилось! Ах, Майкл, он привез меня на пьяцца Веккиа, опустился передо мной на одно колено, а кольцо такое красивое, просто глаз не оторвать! Конечно же, я сказала «да», и мы тут же бросились к маме, чтобы сообщить о нашей помолвке всей семье, и тут…

— Погоди-ка, — раздражаясь, перебил Майкл, — что-то я не припомню, чтобы Доминик обращался ко мне за разрешением просить твоей руки. Почему мне об этом ничего не известно?

Сестра издала долгий, выразительный вздох.

— Ты что, издеваешься? Это же совсем древний обычай, а ты сейчас даже не в Италии, да и всем известно, что мы собирались пожениться и что наш брак только вопрос времени. Как бы то ни было, сейчас все это не имеет никакого значения, потому что я останусь старой девой и навсегда потеряю Доминика! Он нипочем не станет меня дожидаться, а виноват во всем только ты!

Кровь стучала у него в висках в такт отчаянным всхлипам Венеции.

— Почему это я?

— Мама сказала, что я не смогу выйти замуж, пока ты не женишься! Помнишь ту нелепую традицию, которой держался папа?

Холодок страха пробежал по спине Майкла и канул куском льда в желудок. Это же немыслимо! Старинной семейной традиции попросту нет места в нынешнем обществе. Нет, конечно, в Бергамо всегда придавали большое значение завету, что старший сын в семье должен жениться первым, и Майкл, будучи старшим мужчиной в семье, естественно, считался ее главой… но все же времена обязательных браков давно миновали.

— Наверняка произошло недоразумение, — убежденно произнес он. — Я с этим разберусь.

— Мама сказала, что кольцо я могу носить, но о свадьбе не может быть и речи, пока не женишься ты! Тогда Доминик разозлился и заявил, что не знает, хватит ли у него терпения дождаться, когда мы будем вместе, а мама взбеленилась и обозвала его непочтительным. Вышла страшная ссора, и теперь моя жизнь кончена, бесповоротно кончена! Как она может так со мной поступать? — Из мобильника хлынули судорожные рыдания.