Сидда подняла бокал, разглядывая пузырьки в лунном свете. «Моя мать не Пресвятая Дева. И ее любовь не совершенна. Но может, несовершенна и я?!»

Прошло минут двадцать, прежде чем она увидела первую падающую звезду. И вдруг небо расцветил метеоритный дождь. Сидда стояла не шевелясь, слушая и наблюдая. У ее ног появилась Хьюэлин. Небо было таким чистым, заходящая луна такой доброй. И ни один городской огонек не портил пейзаж. Свет метеоров из такой дали и такой древний, что даже трудно представить до чего. Да и что тут представлять? Вот ее колотящееся сердце. Вот бьющееся сердце планеты. И времени у нее достаточно. Она не боялась.

30

Проспав до полудня, Коннор и Сидда, в майках и шортах, устроились на веранде и слушали диск Вэна Моррисона[87]. Хьюэлин разве что не всхлипывала от счастья, поедая кусочки бекона с тарелки Коннора. Он приготовил любимый завтрак Сидды: гренки с кленовым сиропом.

В душе Сидды воцарились мир и покой. Да и что еще нужно: тишина, свежий воздух, горы и деревья, синева озера и они трое на веранде.

— Спасибо, Коннор. За то, что выслушал. За то, что любишь, — прошептала она. Он медленно улыбнулся, прежде чем положить в рот кусочек дыни.

— О какой это вечеринке в честь дня рождения Виви говорили сестры?

— Сестры? — удивилась Сидда.

— Я-я. Если ты и твоя мать — слонихи, то остальные три — сестры слоних. Знаешь, те, что всюду следуют за главной и помогают ей со слонятами.

— Ты меня поражаешь!

— Эй, я тоже смотрю телевизор. Когда у Виви день рождения?

— Вообще в декабре. Но в этом году собираются праздновать в конце октября, потому что мама хочет накрыть столы во дворе, пока погода хорошая.

— Почему бы тебе не вернуть ей альбом лично?

Сидда отложила вилку и уставилась на Коннора.

— Ты спятил? Она все еще злится из-за «Нью-Йорк таймс». Прикончит меня, стоит лишь появиться ей на глаза.

— Знаешь, — вздохнул Коннор, — никому в голову не придет, что ты работаешь в театре!

— Что, чересчур мелодраматично? — засмеялась она. — Я? Да никогда в жизни.

— Ну конечно, нет, — согласился Коннор.

— Ну конечно, нет, — подтвердила она.

— Кстати, я почти ничего не знаю о твоем отце. Должно быть, храбрый человек.

— Ты это о чем?

— Брось! Не очень легко жить с такой сильной женщиной и в окружении я-я. Они все друг за друга горой.

Сидда тоже потянулась за дыней. Она совсем недавно поняла, как скучает по отцу.

— Его никогда не было дома. Я была так одержима матерью, что, похоже, не уделяла особого внимания отцу.

— Странно. Тинси сказала, что у тебя его ресницы, — заметил Коннор.

— Тинси так сказала?

— Да. И добавила, что ресницы твоей матери исчезают, когда она входит в воду. Это было, когда мы плавали на озере.

Сидда покачала головой:

— Одному Богу известно, что еще они тебе наговорили, стоило мне отвернуться.

— Ты и представить не можешь, — подтвердил Коннор.

Сидда, не устояв против соблазна, сунула палец в остатки кленового сиропа и поднесла к губам Коннора.

— Знаешь, октябрь мой любимый месяц на юге. Нет ничего фантастичнее, чем Хэллоуин в великом штате Луизиана.

— Ниси сказала, что будет готовить для меня, — похвастался Коннор. — Тинси хочет познакомить с кейджанской музыкой, а Каро уже вызвала на состязания по свисту. Я слышу зов Луизианы.

— Октябрь, — произнесла Сидда вслух. — Время жатвы. Не слишком жарко, идеальная погода. Репетиции будут закончены, спектакль поставлен, и мы сможем отдохнуть.

Коннор кивнул и подмигнул Сидде. Та подмигнула в ответ и скормила Хьюэлин последний ломтик бекона. Потом встала, подошла к перилам и широко раскинула руки.

— Слышишь, Пресвятая Владычица? Боги и богини? Ангелы? Спасибо за то, что сделали меня и Коннора Макгилла родственными душами, половинками единого целого! Спасибо за поцелуи, сладкие, как фальцет Аарона Невилла! Спасибо за незнание, за догадки, за прыжок в темноту!

— Насколько я понял, мы едем в Луизиану вместе! — воскликнул Коннор.

— Угу, — пробурчала Сидда. — Прививки и паспорта имеются?

— Люблю жить рискованно, — отмахнулся Коннор.

31

«8 сентября 1993 г.

Дорогая мама!


Я так и не поблагодарила тебя как следует за ту поездку на спине Лаванды. За наше путешествие в дикие джунгли, за твою храбрость, за верность мне на раскаленном асфальте парковки «Саутгейт шопинг сентр».

Оказывается, я не поблагодарила тебя за очень многое.

Я-я рассказали о твоей именинной вечеринке в октябре. Будут ли желанными гостями дочь из далекого города и ее суженый?

И спасибо за присланное этуфе из лангустов. Твоя кухня — это лучшее, что есть в Луизиане, сконцентрированное в одном блюде. Тронувшем меня до слез.

Я тебя люблю.

Сидда».

«16 сентября 1993 г.

Сидда, мивочка…

Я действительно заслуживаю всех благодарностей. И Лаванда, Наша Всеобщая Мать, тоже! Рада, что ты для разнообразия вспомнила о чем-то хорошем.

Что же до моего дня рождения, придется тебе рискнуть. Понятия не имею, буду я в гостеприимном настроении или нет. Это мой день рождения, и я вовсе не желаю, чтобы это событие обсуждалось в американской прессе.

Ты должна дать мне знать насчет свадьбы: она состоится или что?

С любовью,

мама».

«20 сентября 1993 г.

Дорогая мама!

Свадебные планы никто не отменял. Насчет вечеринки… поживем-увидим. Будем действовать по обстоятельствам, договорились?

Я тебя люблю.

Сидда».

«26 сентября 1993 г.

Сидда, мивочка!

Жизнь коротка, дружище. Не слишком медли со свадьбой, иначе обнаружишь, что эта самая жизнь позади.

Что же до моей именинной вечеринке в Пекан-Гроув, 18 октября, начинающейся около семи вечера… я собираюсь следовать твоему примеру и действовать по обстоятельствам.

С любовью,

мама».

В ночь на семнадцатое октября, за день до того, как они с Коннором должны были лететь из Сиэтла в Луизиану, Сидда очень осторожно сфотографировала старые снимки и памятные бумаги и вещицы, хранившиеся в альбоме «Божественные секреты». И бережнее всего она обращалась с фото, которые отыскала только вернувшись в Сиэтл. Где-то на последних страницах лежал портрет блондинки с темными глазами, сидевшей на качелях с рыжеватой малышкой на руках. Обе одеты в хорошенькие летние платьица и красиво подсвечены солнцем. Сидда сфотографировала портрет несколько раз и с каждым новым кадром все глубже погружалась в очарование момента, запечатленного на снимке.

Опустив камеру, она прочла надпись на обороте: «Виви и Сидда, 1953 г. Чудесный день, розовое платье. Снимала Багги».

Израсходовав восемь рулонов пленки, Сидда закрыла альбом и положила на обеденный стол. По обе стороны она поставила освященные свечи, одну с изображениями нашей Владычицы Гуадалупской и святого Иуды. Зажгла свечу, выключила свет и прочитала благодарственную молитвы Пресвятой Деве и ангелам ее. И только потом почти с нежностью взяла «Божественные секреты племени я-я», завернула в шелковую наволочку и положила в большой пластиковый пакет. Все это спрятала в сумку, вместе с маленьким свертком в яркой обертке.


И теперь, в четвертый раз с начала полета, проверяла, на месте ли альбом. Глотнула диетической колы и откинула голову на спинку кресла.

— Может, я рехнулась, когда решила лететь? — спросила она Коннора. — Похоже, мивочка Виви все еще сердится. Страшно подумать, что случится.

— Твоя мать пока еще не владеет Луизианой, — ответил Коннор.

— Еще как владеет! Она королева центральной Луизианы. Но она стареет. И жить ей не вечно. Я хочу ее видеть.

— Чего ты ждешь от этого визита? — спросил Коннор.

— О, всего лишь полного заживления всех ран и избавления от всяческой боли. Что-то в этом роде. А чего хочешь ты?

— Жениться на тебе в твоем родном городе.

Сидда поперхнулась орешком и поспешно схватила бутылку с колой. Немного придя в себя, она сказала:

— Я не собираюсь касаться этой темы прямо сейчас. О’кей?

— Прямо сейчас не стоит, — согласился он. — Особенно на людях.

По мере того как самолет углублялся в самое сердце страны, земля расцветала оранжево-красными и желтыми сполохами октября. Сидда и Коннор играли партию за партией в кункен, ставя на карту все: от поездки в Тоскану до массажа спины и других, более интимных удовольствий, о которых знали только они двое. Игра продолжалась, пока колеса «Боинга-707» не коснулись взлетной полосы аэропорта Хьюстона, где погода резко испортилась, нагнетая и без того мелодраматичную обстановку. Злобный, коварный ураган, зародившись где-то на побережье Африки, держал Хьюстон в клещах своего буйного разгула.

Тщательно продуманные планы Сидды: прибыть в Торнтон заранее, устроиться в гостинице, принять душ, переодеться и во всем блеске прибыть на вечеринку к самому началу — бесславно провалились. Во время трехчасового ожидания в кафе аэропорта у Сидды хватило времени в тысячный раз спросить себя и Коннора, не было ли ее возвращение в землю ураганов, субтропиков и циклонов трагической ошибкой.

— Совершенно забыла, что начинается сезон ураганов, — твердила она Коннору. — Нам вообще не следовало затевать это путешествие. Иисусе!