Моя девочка.

Я не знал, когда я начал думать о ней как о своей девушке, но это определенно произошло задолго до того, как я попросил ее стать моей.

В своей жизни я был со многими красивыми женщинами, женщинами с разными характерами, которые ослепляли меня своим телом, которые соблазняли меня искушениями и творили какое-то довольно глупое дерьмо. Однако эта была другой, и мне хотелось встретить ее при других обстоятельствах. Я хотел бы встретить ее без влияния ее отца, потому что она возненавидит меня, когда узнает, как я оказался здесь. Она подумала бы, что все это ложь, подумала бы, что я пытался завоевать ее сердце по своим эгоистичным причинам.

Жениться на дочери босса мафии и получить все, что я когда-либо хотел — блять, если бы это было так просто.

Я не знал, в какой ад я ввязываюсь, и я не знал, что могло заставить Рафаэля поверить в то, что она все равно согласится выйти за меня замуж. Я еще не понял, в чем её проблема, но кое-что я понял наверняка, а именно то, что Амелии нравилось быть нормальной.

Ей нравилась нормальная жизнь, жизнь без всякого дерьма и поиск проблем. Она была копом, но это не значило, что она хотела им быть. Я понял, что это ее способ справиться со своим прошлым. Она происходила из семьи, которая олицетворяла насилие. Эта информация скрывалась от нее большую часть ее жизни, и, когда она узнала правду, она ушла, оставив мечту танцевать, чтобы помогать людям и останавливать бандитов вроде меня.

Принцесса так ненавидела нас, что работала в гребаном отряде организованной преступности. Я думал, что Рафаэль сошел с ума, когда он сказал мне, что я не должен быть собой, но теперь я знал, что он имел в виду под этим.

Он имел в виду именно то, что сказал, просто и ясно. Он не говорил мне не использовать мою обычную тактику для завоевания женщин; он говорил мне не быть гангстером.

Я чувствовал себя уверенно, говоря, что сидеть здесь с Амелией и смотреть балет было совершенно не гангстерским образом жизни.

Мне нравилось видеть ее такой — счастливой. Я наклонился к ней, и она инстинктивно положила руку мне на бедро. Когда я взял её в свою, она отвела взгляд от выступления и сосредоточилась на мне.

Я поцеловал ее руку и прижал к своему сердцу.

Она улыбнулась и потянулась, чтобы поцеловать меня своими мягкими полными губами, ведя меня в то райское место, откуда она пришла.

— Я не хочу отвлекать тебя, — сказал я, немного отстранившись. Я видел, как она наслаждается, просто находясь здесь, и хотел, чтобы она продолжала.

— Я хочу, чтобы ты отвлекал меня, — проворковала она, порхая ресницами из-под дымчатого макияжа глаз, который придавал ей томный вид. Мой член подергивался, просто глядя на нее.

Я снова прижался губами к ее губам, чтобы поцеловать ее, к счастью, что снял балкон. Ранее она жаловалась на то, что я богат, когда увидела, где мы сидим, но я видел, что ей втайне это нравилось. Это дало нам уединение, необходимое для поцелуев, и я смог выделить несколько мгновений с ее восхитительной грудью. Мне удалось просунуть большой палец под ткань платья и ее бюстгальтера и потереть твердый сосок ее правой груди.

Я остановился, когда почувствовал, что мой член твердеет. Я был не прочь взять ее прямо здесь — в конце концов, было довольно уединенно, — но я знал, что ее на борту не будет.

— Смотри на балет, принцесса. Я могу взять тебя позже. Мне пришлось отступить, чтобы успокоить свое желание.

Она улыбнулась мне и прижалась к моей груди. Ее жар побудил меня попробовать ее, но я сохранял спокойствие. Потом. Я могу взять ее позже.

Я попытался снова сосредоточиться на паре на сцене перед нами. Ничто на свете не могло заставить меня надеть чертову пару колготок, как у того парня, но я должен отдать ему должное за то, как по-мужски он их носил. Женщина напомнила мне Амелию только изяществом и уравновешенностью.

Поскольку Амелия сказала мне, что она раньше танцевала, я смог уловить это по ее походке. Ничего подобного в ее деле не было. Многое из того, что я узнал о ней, пришло не оттуда. Мне пришлось практически найти трещину в стене, которую она построила вокруг себя, и протиснуться внутрь.

Спектакль продолжился, и я позволил себе насладиться с ней. Что касается моего первого балета, я должен был быть честным и сказать, что он не так уж плох. Я бы пошел с ней снова, потому что ей это нравилось.

Я держал ее за руку, чтобы ощущать ее рядом со мной, когда мы выходили из здания. Обычно я обнимал ее, но так мне было легче схватить пистолет, если возникнут проблемы. Это позволило ей остановить меня, когда она заметила, что я тороплюсь вернуть нас к машине.

— Пойдем по реке. Она прекрасна. Она сияла, выглядя как богиня в ярком лунном свете.

— Ты красивая, — сказал я, обнимая ее лицо, наслаждаясь шелковистостью ее гладкой кожи.

Она улыбнулась. — Спасибо. Давай, прогуляемся со мной по реке. Тебе понравится.

— Для тебя всё что угодно. Я обнял ее, когда она наклонилась ко мне, и мы двинулись по тропинке, ведущей к реке. Она протекала слева от большого зала, ее поверхность искрилась, когда на нее падал свет фонарных столбов.

Было приятно просто быть таким, наслаждаться обществом друг друга.

— Мне понравился балет, Люк. Она шаркала в моих руках и смотрела на меня.

— Итак, значит ли это, что я снова возьму тебя с собой?

— Ты возьмешь меня снова? Волнение в ее голосе было заразительным.

— Не раздумывая, кукла.

— Тебе понравилось? Я понимаю, если это не твое. Я никогда никому не рассказывала о своей любви к танцам. Я даже не сказала Джиджи или… Максу.

Я заметил, как ее глаза наполнились беспокойством, и она напряглась, когда произнесла имя Макса. Это заставило чувство вины разъедать мои внутренности.

— Ты была довольно близка с Максом, не так ли?

— Он мне как брат. Я скучаю по нему, но эй…

Я тоже чувствовал себя плохо из-за ситуации с Максом, но мне пришлось сблизиться с ней.

— Он скоро вернется, — соврал я и почувствовал себя засранцем за это. Макс не вернется в ближайшее время. Так было лучше.

— Я сомневаюсь в этом. Похоже, что на какое-то время он будет занят своим отцом. Просто значит, что я могу предоставить тебе больше времени.

Мы остановились у фонтана со скульптурой девушки, танцующей с феями. Амелия хихикнула, когда я поднял ее, чтобы сесть на парапет. Она положила руки мне на плечи и ярко улыбнулась.

— Я сижу на парапете. Она смеялась. — Почему я здесь, Люк?

— Это самое близкое, откуда я могу доставить тебя на небеса, богиня.

— Ты очаровательный, детектив.

— Пока я очаровываю тебя.

Я взял одну из ее тонких ножек и начал целовать ее.

— Нас арестуют, если мы здесь что-нибудь сделаем. Она нервно огляделась. Вокруг было несколько человек, но не рядом.

— Мы ничего не делаем. Я просто наслаждаюсь тобой цивилизованно, — поддразнил я. — Итак, когда я увижу, как ты танцуешь?

— Никогда.

— Даже танец на коленях на мой день рождения? Оно будет через пять недель. Я надеялся отметить тридцать четвертый год дома в Чикаго, чтобы она была рядом со мной — или, что более лучше, в моей постели, — но я определенно выбрал бы танец на коленях.

Она обдумала это. — Может быть.

— Может быть? Ты не станешь танцевать для меня на коленях? Что, если это все, что я хочу в подарок? Я мог представить ее с распущенными волосами, на шестидюймовых каблуках и в тех кроваво-красных стрингах, которые она носила недавно… только это, ничего больше.

— Ладно. Что-нибудь еще?

— Я получаю удовольствие от того, когда беру тебя сзади.

— Люк… Ее румянец был красивым в слабом свете.

Я поцеловал ее в ногу выше, подталкивая платье к ее бедру. — Я возьму тебя сзади, когда мы вернемся к тебе, на кухонном столе.

Она хлопала меня по рукам, когда я пытался дотянуться до шнурка ее трусиков.

— Ты такой плохой.

— Иначе я тебе не понравлюсь. Я быстро обхватил ее грудь, когда увидел отчетливую форму ее сосков под тканью, показывая мне, что она заводит меня. Я не мог насытиться ею, и это заставило меня задуматься о том, каким я был бы, если бы действительно принял то, что стал частью ее мира.

Нормальным — это было то, чего она хотела, и она была моей. Моей девушкой.

Если это было нормальным, это не казалось таким уж плохим. Это был чистый образ жизни. Мы гуляли, наслаждались друг другом, занимались любовью…

Но… ждать…

Что-то привлекло мое внимание, напомнив мне, что я ненормальный.

Река сужалась в канал, огибая театр. Прямо напротив нас стояла темная фигура, наблюдавшая за нами.

Как я его не заметил?

Было слишком темно, чтобы разобрать лицо или даже увидеть, в какой одежде он был, но он определенно наблюдал за нами.

К моему ужасу, к нему подошел кто-то еще.

Я мог бы списать это на паранойю, но я прожил слишком много лет, оглядываясь через плечо и развивая для этого не только шестое, но и седьмое чувство. Седьмое чувство подсказывало мне, что я в опасности. Теперь оно говорило мне об этом, и дело было не только во мне. Дело также было в моей девочке… или, возможно, только в ней.

— Что случилось? — спросила Амелия, заметив резкое изменение моего настроения.

Я быстро потянулся к ней, снял ее со стены и заключил в свои руки, как защитные крылья. Ни хрена я не позволю, чтобы с ней что-нибудь случилось.

— Люк? — она настаивала.

Я следил за мужчинами. Оба отошли от перил, у которых стояли, и растворились в тени.

Я мог предположить, что они ушли назад в парк, но был шанс, что они завернули за угол, который приведет их прямо к маленькому мостику, ведущему к холлу.