Эдвину очень огорчило принятое Джорджем решение, но она уже понимала, что разубедить его невозможно. Она знала упрямый и настойчивый характер брата. Ее очень огорчало, что Джордж останется без диплома.

Несколько дней они обсуждали ситуацию, наконец она посоветовалась с Беном, и через две недели Джордж начал работать в отцовской газете. По-видимому, он оказался прав: теперь, когда Филипа не стало, только Джордж мог со временем возглавить редакцию.

Эдвина с улыбкой наблюдала, как утром он собирается на работу. Казалось, что маленький мальчик играет во взрослые игры.

Вечно опаздывая, он пулей выскакивал из кровати, кое-как напяливал пиджак и галстук и, наконец появившись в столовой, дразнил и отвлекал младших от завтрака. Затем опрокидывал три стакана молока, скармливал кошке свою овсянку, рассовывал по карманам фрукты и бежал к двери, сообщая на ходу, что позвонит в обед. Он неизменно выполнял свое обещание, но разговор обычно начинался с шутки, а заканчивался вопросом, не возражает ли сестренка, если вечером он пойдет в гости. Она, естественно, не возражала.

О любовных увлечениях Джорджа уже давно ходили легенды, и как только стало известно, что он вернулся, приглашения посыпались будто из рога изобилия. Крокеры, де Янги, Спреклесы и многие другие хотели видеть у себя его и Эдвину, но она предпочитала оставаться дома.

Иногда она все-таки соглашалась пойти в гости, и тогда Джордж прекрасно исполнял роль галантного кавалера, но Эдвина уже не получала прежнего удовольствия от развлечений. Зато Джордж радовался как ребенок. К своей работе он относился куда прохладнее.

Несколько раз она брала его с собой на ответственные ежемесячные совещания в редакции, но потом обнаружила, что после обеда он неизменно исчезал, и после тщательного расследования выяснялось, что он ходил в кино.

— Ради бога, Джордж, будь серьезнее. Ведь однажды тебе придется возглавить газету.

Он извинился, пообещал, что такого больше не будет, но через месяц история повторилась, и ей пришлось пригрозить ему лишением зарплаты.

— Не могу заставить себя, Эдвина, это выше моих сил. Все кланяются и расшаркиваются, называют меня мистером Уинфилдом, а я ничего не могу понять. Мне все время кажется, что обращаются к моему отцу, который где-то рядом.

— Так привыкай, черт возьми! Уж мне бы это не составило труда!

Она не на шутку разозлилась, но Джордж заявил, что устал от понуканий.

— А почему ты сама не хочешь взять газету в свои руки? — резко спросил он. — Ты и так ведь всем командуешь: детьми, хозяйством, мной, если получается, и Филипу ты тоже постоянно указывала, что делать!

Она дала ему пощечину, и он устыдился своих слов. Последовали длинные извинения, он знал, что задел ее за живое, и теперь раскаивался.

— Прости, Эдвина… Я сказал, не подумав…

— Ты действительно так считаешь, Джордж? Тебе в самом деле так кажется? — По ее щекам катились слезы. — Но что же мне было делать после смерти родителей? Сдаться? Выскочить замуж, а вас сдать в приют? Отправиться в Англию и плясать под дудку тети Лиз и дяди Руперта, ? Скажи мне.

Она разрыдалась. Впервые за многие годы она позволила себе высказаться, и на душе стало чуть легче.

— Папу и Филипа не пустили в шлюпку… только женщин и детей… а тебе разрешили, потому что офицер видел, что ты еще маленький… а мама не могла… она решила остаться с мужем. Филип говорил, что она отказалась сесть в последнюю шлюпку. Она решила умереть вместе с папой. — Пять лет она не позволяла себе говорить об этом вслух. Почему Кэт захотела умереть вместе с мужем? — И кто остался, Джордж? Кто? Я… и ты. Тебе было всего двенадцать… Да шестнадцать Филипу… Мне пришлось… Я делала все что могла… и если тебе это не по вкусу, извини.

Она отвернулась, пряча от него опухшее от слез лицо.

— Прости меня, Вин… Что я наделал!.. Я люблю тебя… ты лучше всех… и только ты могла… Извини, я не нарочно… я не папа… и не Филип… и не ты… я такой, какой есть, и ничего не могу с этим поделать. — Джордж понимал, что обидел ее, и в его глазах тоже заблестели слезы. — Я не копия отца и Филипа. И университет — это не то, что мне нужно, Вин. И с газетой у меня ничего не выходит. Вряд ли я смогу измениться… — Он заплакал и повернулся к ней:

— Прости меня, пожалуйста.

— Чего же ты хочешь? — мягко спросила она.

Она любила его таким, какой он был.

— Я всегда хотел только одного, Вин. Снимать фильмы в Голливуде. — Ему еще не было девятнадцати, и подобная идея казалась Эдвине совершенно нелепой.

— Но как ты попадешь туда? Его глаза оживленно заблестели.

— Дядя одного моего знакомого — директор студии. Он сказал, что я могу ему позвонить.

— Джордж, — вздохнула она, — это абсолютно нереально.

— Откуда ты знаешь? Может, из меня получится великолепный продюсер?

Они улыбнулись друг другу сквозь слезы. С одной стороны, ей не хотелось разочаровывать его, с другой — она понимала, сколь призрачны его надежды.

— Эдвина, — он умоляюще смотрел ей в глаза, — разреши мне попытаться.

— А если я скажу нет?

— Что ж, я останусь и буду слушаться тебя. Но обещаю, если ты меня отпустишь, я каждую неделю буду приезжать домой.

Она засмеялась:

— А что мне делать с девчонками, которых ты притащишь следом?

— Оставим их в саду. — Он ухмыльнулся. — Так ты разрешишь?

— Возможно, — сказала она и грустно посмотрела на него. — А что прикажешь делать с папиной газетой?

— Не знаю, но думаю, у меня все равно ничего не получится.

Уже несколько лет газета было головной болью Эдвины, она чувствовала, что, если кто-то из профессионалов не возьмет дело в свои руки, она либо потребует колоссальных дотаций, либо дни ее сочтены.

— Видимо, ее придется продать. Один Филип хотел попробовать себя на этом поприще.

Кто знает, какое занятие выберет восьмилетний Тедди, а сама она не хотела заниматься газетой всю жизнь.

Джордж грустно посмотрел на нее.

— Я не Филип, Вин.

— Я знаю. — Она улыбнулась. — Но что поделаешь, у каждого в жизни своя дорога…

— Вин, ты… — Он не договорил, но она засмеялась и кивнула.

— Да, злодей, поезжай… брось меня одну, — поддразнила она брата.

Семь месяцев назад, когда погиб Филип, он приехал, потому что был нужен ей, но она понимала, что работа в газете не для Джорджа. Кто знает, возможно, когда-нибудь он станет неплохим продюсером.

— А кто этот человек, ну, дядя твоего приятеля? Он известен? Влиятелен?

— Один из лучших в Голливуде.

Джордж назвал какую-то фамилию, и, взявшись за руки, они вышли из отцовского кабинета. Оставалось полно нерешенных проблем, но судьба Джорджа была предопределена. Он едет в Голливуд, какой бы нелепой ни выглядела эта затея.

Глава 23

Джордж уехал в конце июля, сразу после ежегодного отдыха на озере Тахо. Они по-прежнему ездили в то же местечко, которое снимали у давних друзей своих родителей. Эдвина и дети очень любили его. Там можно было насладиться тишиной, погулять, поплавать, а Джордж, как всегда, демонстрировал незаурядное мастерство ловли рыбы. В этом году Джордж уезжал в Голливуд, и Уинфилды особо дорожили каждым днем, проведенным вместе.

Они часто вспоминали Филипа. Его гибель и отъезд Джорджа лишили Эдвину надежды передать газету кому-то из братьев. Она твердо решила ее продать.

Вернувшись в Сан-Франциско, она попросила Бена поговорить с де Янгами. Прошло два дня, как Джордж отправился в Лос-Анджелес, но телефон не умолкал ни днем, ни ночью: звонили его многочисленные друзья и подружки.

Эдвина сомневалась, что брат добьется успеха в Голливуде, да и Джордж был еще слишком юн, чтобы серьезно думать о карьере, но никакие другие профессии его не интересовали. Газеты постоянно писали о скандальной личной жизни кинозвезд, их экстравагантных нарядах, роскошных автомобилях и шумных попойках. Он был слишком юн и неискушен для всего этого, но она доверяла брату и считала, что лучше увидеть все собственными глазами и либо добиться успеха, либо забыть об этом навсегда.

— Как ты думаешь, Бен, может, стоит подождать с продажей газеты? Вдруг Джордж вернется, когда у него ничего не получится в Голливуде, а ее уже нет?

Она никак не могла решиться, но дела в газете шли все хуже, и за последнее время доходы существенно сократились. Она была обречена.

— К тому времени, когда он одумается, газеты все равно уже не будет. — Бен говорил правду, хотя и не одобрял принятое решение. Но другого выхода, видимо, не оставалось.

Де Янги не заинтересовались их предложением, но через месяц позвонили издатели из Сакраменто и сообщили, что они давно хотели приобрести газету в Сан-Франциско и «Телеграфсан» абсолютно отвечает всем их требованиям. Они предлагали хорошую сумму, и Бен посоветовал Эдвине согласиться.

— Я должна подумать.

Эдвина еще колебалась, но Бен рекомендовал ей не тянуть, иначе покупатели из Сакраменто могут и отказаться. Вырученные деньги обеспечили бы им безбедную жизнь лет на пятнадцать-двадцать.

— А что потом? — спросила она Бена. — Что будет потом?

Через двадцать лет ей исполнится сорок семь, и без мужа, без профессии, без семьи она может рассчитывать только на помощь Джорджа либо кого-то из младших. Ей не слишком нравилась такая перспектива, поэтому она не хотела торопиться. Но, с другой стороны, оставить все как есть тоже не удастся.

Бену стало жаль ее, но он никогда не решился бы сказать об этом вслух.

— У тебя есть возможность вложить деньги в какое-то новое дело. Существует целый ряд вариантов, о которых стоит подумать.

А кроме того, она могла бы выйти замуж за него или за кого-нибудь другого. Но Эдвина считала, что в двадцать семь лет эту мысль лучше оставить. Слишком поздно. Не следует и размышлять на эту тему. Она просто выполнила свой долг. Вот и все. И она ни о чем не жалела. Вспомнив, как перед отъездом сияло от радости лицо Джорджа, она вдруг почувствовала, что жизнь уходит, уходит невозвратимо. Но что толку об этом думать?