Даниэла Стил - Большей любви не бывает

— Газета может подождать. Дело не в газете, ты и сама это прекрасно понимаешь.

— Дело в том… — Она хотела привести новые аргументы, но язык не слушался ее.

Филип стоял перед ней такой сильный, молодой. Господи, сколько надежд связывала она с ним! Он не сомневался в собственной правоте и хотел, чтобы она поняла его, но это было выше ее сил.

— Дело в том, — прошептала она и протянула к нему руки. Он шагнул ей навстречу. — Дело в том, что я так люблю тебя, — она всхлипнула, — ну, пожалуйста, Филип, не уезжай…

— Эдвина, я должен.

— Ты не можешь…

Она думала о себе, о Фанни, о Тедди и об Алексис. Ведь он так нужен им всем. А если он уедет, с ними останется только Джордж. Легкомысленный Джордж с его детскими шалостями, с консервными банками, привязанными к лошадиному хвосту, с ручками, которые он «брал на время» из оставленных на улице автомобилей, с мышами, которых он выпускал в классе во время уроков… Милый родной мальчуган, целовавший ее перед сном, а как нежно его руки обнимали Фанни… еще вчера совсем мальчишка… а осенью Джордж тоже уедет. Внезапно все изменилось, как уже было однажды, но теперь у нее не было никого, кроме детей, и она не хотела терять их.

— Пожалуйста, Филип…

Ее взгляд умолял, и он почувствовал себя виноватым. Он приехал в Калифорнию сообщить о своем решении и, естественно, предвидел подобную реакцию, но все же…

— Без твоего согласия я никуда не поеду. Я не знаю, как мне быть, но если ты действительно так хочешь и если ты не сможешь обойтись без меня, тогда я откажусь. — Филип с тоской посмотрел на нее, и по его глазам Эдвина поняла, что у нее нет выбора: она должна отпустить его.

— Но если тебе все-таки остаться?

— Не знаю… — Филип печально осмотрел мамин сад, вспомнил ее и отца, которых они так любили, и вновь повернулся к сестре:

— Мне кажется, я всегда буду чувствовать себя виноватым, я не имею права позволять кому-то еще воевать за нас. Эдвина, я хочу быть там.

Его уверенный и спокойный вид повергал ее в отчаяние. Она не понимала, чем война притягательна для мужчин, но была уже готова примириться с неизбежным.

— Но почему? Почему именно ты?

— Потому что хоть для тебя я все еще ребенок, на самом деле это не так. Я вырос, Эдвина.

Она молча кивнула, распрямилась, отряхнула юбку, вытерла ладони. Прошло довольно много времени, прежде чем она, глядя ему в глаза, сказала:

— Я согласна.

Ее голос дрогнул, но она уже решилась. Хорошо, что он приехал, чтобы поговорить с ней. Не сделай Филип этого, Эдвина никогда бы не смогла его понять. Даже сейчас она не была уверена в правильности его поступка, но она уважала брата. В одном он прав: он больше не мальчик. И должен сам отвечать за принятые решения.

— На что согласна? — Филип растерялся оттого, что сестра так неожиданно уступила. Она улыбнулась.

— Я благословляю тебя, глупыш. Я предпочла бы, чтоб ты остался, но ты вправе сам определять свою судьбу. — Эдвина вновь погрустнела. — Пожалуйста, возвращайся.

— Я обещаю… я клянусь… — Он обнял ее и крепко прижал к груди.

Они долго стояли так, а Тедди смотрел на них из окна.

Весь вечер братья провели вместе. Филип укладывал чемодан и предложил Джорджу захватить с собой в Гарвард кое-что из его вещей. Далеко за полночь они спустились в кухню, чтобы перекусить.

Джордж оживленно болтал, размахивая куриной ножкой, желал брату удачи, говорил о хорошеньких француженках, но Филипу было совсем не до них.

— Береги Эдвину, — сказал он и предостерег Джорджа от искушений вольной жизни в Гарварде.

— Да брось ты! — Джордж ухмыльнулся, разливая пиво.

Филип уже упаковал свой багаж, и до утра оставалось еще много времени. Братьям не хотелось расставаться этой ночью, и Джордж знал, что Эдвина не рассердится, даже если они выпьют лишнего: сегодня особая ночь.

— И тем не менее не доставляй ей лишних хлопот, — настаивал Филип. — Ей было трудно заботиться о нас все эти годы.

Минуло пять лет со дня трагической гибели их родителей.

— Ну, мы вели себя не так уж плохо. — Джордж улыбнулся, отхлебнул пива и попробовал представить своего брата в военной форме. Ему бы форма очень пошла, и Джордж пожалел, что не может поехать с ним.

— Если бы не мы, она, возможно, вышла бы замуж, — продолжал Филип задумчиво. — А может, и нет. По-моему, ей так и не удалось преодолеть свою любовь к Чарльзу. И, кто знает, удастся ли…

— Не думаю, что она к этому стремится, — сказал Джордж. Он хорошо знал характер своей сестры.

Филип кивнул.

— Ты только не огорчай ее. — Он ласково посмотрел на брата и поставил стакан. Затем улыбнулся и взъерошил волосы Джорджа. — Я буду скучать по тебе, парень. Желаю тебе успешной учебы в Гарварде.

— А тебе удачи, братец. — Джордж улыбнулся, думая о приключениях брата во Франции. — Может, мы еще увидимся в Европе…

— И не думай об этом, — Филип покачал головой, — ты нужен здесь. — По его глазам было видно, что он действительно так считает.

Джордж вздохнул и произнес:

— Знаю. — А затем продолжил непривычно серьезным тоном:

— Помни, что ты должен обязательно вернуться.

То же самое уже сказала Эдвина, и Филип молча кивнул.

В начале третьего ночи братья разошлись по своим комнатам, и когда утром они появились в столовой, то выглядели невыспавшимися. Эдвина сама приготовила им завтрак. Она улыбнулась при виде их сонных лиц.

— Поздно легли вчера? — спросила она, разливая кофе.

Фанни уставилась на Филипа. Она никак не могла поверить, что он опять уезжает, и чувствовала, что Эдвина ужасно огорчена его отъездом.

Филипа провожали всей семьей. Эдвина села за руль, и всю дорогу в машине царила атмосфера неестественного оживления.

На платформе еще несколько таких же, как он, молодых людей ждали прибытия поезда. Добровольцев было немало, хоть и прошло всего девять дней с того момента, как Соединенные Штаты вступили в войну.

Алексис, которой недавно исполнилось одиннадцать лет, выглядела особенно грустной.

— Будь осторожен, — попросила тихо Эдвина, отведя Филипа в сторону.

Джордж без конца повторял свои старые шутки. Как бы то ни было, но малыши смеялись. У Эдвины же внезапно защемило сердце, когда вдали, еще невидимый, загудел паровоз.

Но вот он подъехал к станции. Малыши грустно смотрели, как Джордж помогает брату таскать багаж.

— Когда ты вернешься? — Тедди прижался к Филипу и не хотел отходить от него.

— Скоро… Будь хорошим мальчиком… Не забывайте писать…

Паровозный гудок заглушил его слова. Филип быстро поцеловал младших сестер и братьев и обнял Эдвину.

— Держись… все будет в порядке… скоро вернусь, Вин… Боже мой… я буду так скучать… — Его голос дрогнул.

— Береги себя, — шепнула она, — и возвращайся скорее… Мы тебя любим…

Раздался крик кондуктора, и все провожающие столпились на платформе. Эдвина прижала к себе Тедди, а Джордж взял за руки Алексис и Фанни.

Поезд тронулся и медленно, но неумолимо стал набирать скорость.

Все похолодело внутри у Эдвины. Только бы он вернулся живой и невредимый! Они махали вслед и уже не могли видеть, как по лицу Филипа потекли слезы. Он не мог поступить иначе… но, господи… как он будет по ним скучать.

Ожидание казалось бесконечным. Время от времени от Филипа приходили письма. Зимой он участвовал в битве при Камбре. Его часть сражалась вместе с англичанами, и поначалу дела шли неплохо, лучше, чем при Пашендиле, где погибло почти полмиллиона. Но через десять дней немцы контратаковали, и британские соединения вынуждены были уступить большую часть завоеванной территории.

В страшном волнении читала Эдвина о колоссальных людских потерях. Она постоянно думала о брате. Он писал о нелегкой солдатской жизни, о том, что он всех их очень любит и скучает по дому, описывал то, что сумел повидать в чужих краях, но никогда не упоминал о страхе и унынии, с которыми он взирал на ежедневную гибель людей, молясь о собственном спасении.

В Штатах повсюду висели плакаты, призывающие записываться в добровольцы.

— Наш Джордж тоже станет героем? — спросила Фанни накануне Дня Благодарения.

При мысли о том, что Джордж последует примеру брата, Эдвина приходила в ужас.

— Нет-нет. — Она нахмурилась.

Дни и ночи Филип не выходил у нее из головы, и слава богу, что Джордж с осени приступил к учебе в Гарварде. Он звонил иногда, а редкие письма свидетельствовали, что все идет нормально, хотя по содержанию они существенно отличались от того, что писал Филип в свои студенческие годы.

Джордж рассказывал о новых знакомых, о друзьях, о вечеринках в Нью-Йорке, о девчонках, с которыми встречался. Он написал, что скучает по Калифорнии, чем очень удивил Эдвину. С восторгом он рассказывал о новом фильме Чарли Чаплина. Он все так же обожал кино и однажды написал длинное письмо, в котором как профессионал разбирал достоинства и недостатки увиденных фильмов и объяснял, что и как лично он сделал бы по-другому. Его намерение снимать фильмы приобретало серьезный характер. Однако предстоял еще довольно длинный путь от университетской скамьи до сказочного Голливуда.

В Европе по-прежнему бушевала война и смерть. Филип отморозил пальцы — к счастью, Эдвина не знала об этом. Сидя за праздничным столом, они молились за старшего из своих братьев.

— …И, господи, благослови Джорджа тоже, — торжественно добавил Тедди, — который не станет героем, потому что моя сестра Эдвина не разрешает ему этого.

Услышав такое объяснение, Эдвина улыбнулась. В свои семь лет он оставался пухленьким забавным малышом и был очень к ней привязан. Родителей он совсем не помнил и почти никогда не спрашивал о них.

День выдался погожий, и после праздничного обеда они пошли в сад. Алексис и Фанни качались на качелях, а Тедди гонял мяч. После отъезда старших братьев жизнь в доме стала тихой и размеренной.