— Джордж, поищи меню. Нам нужно поесть. А ты, Филип, помоги Фанни и Алексис переодеться в пижамы.

Она вдруг вспомнила, что у них нет теперь никаких пижам, но, войдя в спальню, увидела, что приготовили для них владельцы отеля. На стуле лежала кое-какая женская одежда и несколько вещей для мальчиков, брюки и свитера, теплые носки и несколько пар обуви На кровати были разложены маленькие пижамки для девочек, две новые куклы, рубашечка и медвежонок для Тедди.

Удивительная доброта, проявленная посторонними людьми, так тронула Эдвину, что она опять заплакала. Когда она вошла в большую спальню, у нее защемило сердце. На кровати была разложена одежда для ее родителей, на тумбочке стояла бутылка шампанского, и Эдвина знала, что в следующей спальне она найдет вещи, приготовленные для Чарльза. Она всхлипнула, бросила последний взгляд на комнату, погасила свет и вернулась к детям.

Она, казалось, немного успокоилась и, уложив детей, села на диван рядом с Филипом и Джорджем и стала смотреть, как они уплетают жареных цыплят, потом пирожные, но сама она слишком устала, чтобы проглотить хоть кусочек. Алексис перед сном вдруг снова впала в оцепенение, она сидела, устремив в одну точку неподвижный взгляд, и все, что могла сделать Эдвина, это убедить ее взять новую куклу. Фанни легла спать с Эдвиной, а малыш Тедди заснул в красивой кроватке в своей новой ночной рубашечке.

— Мы должны утром дать телеграмму дяде Руперту и тете Лиз, — сказала Эдвина мальчикам.

Они уже телеграфировали им и родителям Чарльза с парохода через «Уайт стар», но теперь надо уведомить дядю и тетю, что они благополучно прибыли в Нью-Йорк. Так много нужно было сделать, о стольком позаботиться. Само собой теперь ничего не сделается. Надо достать всем подходящую одежду, сходить в банк, отвести малышей к врачу. Эдвина хотела показать детей специалисту, чтобы убедиться, что с Тедди все в порядке, и узнать, чем лечить Фанни обмороженные пальчики.

Вообще дети выглядели уже лучше, и Тедди, слава богу, не свалился в лихорадке. Из всех детей трагедия, случившаяся с «Титаником», хуже всего сказалась на Алексис. Душевная травма из-за потери родителей, особенно матери, отняла у нее всякий интерес к окружающему. Она совсем пала духом и начинала рыдать, если Эдвина хоть на минутку отходила от нее. Но в этом, конечно, не было ничего удивительного — после того, что они пережили, шок останется еще надолго, и Эдвина сама чувствовала, что у нее трясутся руки, едва она начинает писать или застегивать детям пуговицы. Она понимала, что должна держаться, обязательно должна.

Эдвина спустилась к портье и спросила, можно ли нанять на завтра машину с шофером или хотя бы коляску, если машины заняты. Ее заверили, что машина и шофер будут предоставлены в ее распоряжение. Она поблагодарила всех за одежду и подарки детям, управляющий печально покачал головой и выразил соболезнования по поводу потери родителей. Уинфилды постоянно останавливались в этом отеле, и для него было большим потрясением узнать, что старшим членам этого большого и милого семейства не удалось спастись.

Эдвина тепло поблагодарила его и медленно поднялась к себе. В гостинице она встретила нескольких человек, тоже спасшихся с «Титаника», но все были заняты своими проблемами и не обращали друг на друга внимания.

Был почти час ночи, когда она вошла в гостиную и обнаружила, что братья играют в карты, опустошив блюдо с пирожными и несколько бутылок сельтерской.

Эдвина застыла в дверях и улыбнулась им. Она поняла, что жизнь продолжается, как будто ничего не случилось, но почти в ту же минуту осознала, что в этом и состоит их единственное спасение. Ведь они еще дети, у них впереди вся жизнь, но для нее, без Чарльза, уже ничего не будет, как прежде. Она никогда не найдет такого, как он, никогда. Ее жизнь отныне будет посвящена заботам о братьях и сестрах, ведь это была последняя воля матери.

— Собираетесь сегодня спать, джентльмены? Она сдержала подступившие слезы и с улыбкой взглянула на них. Мальчики улыбнулись в ответ, а Джордж, вдруг посмотрев на ее одежду, громко рассмеялся. Впервые с тех пор, как они покинули «Титаник», он стал похож на прежнего Джорджа.

— Ты выглядишь ужасно, сестрица, — смеясь, сказал он, и даже Филип заулыбался, сам того не желая. И действительно, в этих элегантных комнатах ее вечернее платье, превратившееся в лохмотья, выглядело совершенно неуместно.

— Спасибо за откровенность, Джордж, — поблагодарила она. — Я постараюсь утром надеть что-нибудь более достойное, дабы не оскорблять твоего взыскательного взора.

— Посмотрим, — высокомерно протянул Джордж и вернулся к картам.

— Советую вам ложиться, — проворчала Эдвина и пошла в ванную.

Она сняла платье и долго смотрела на него. Сперва она хотела его выкинуть, чтоб никогда больше не видеть, но что-то остановило ее, и она решила сохранить эти лохмотья. Ведь в этом платье она в последний раз видела Чарльза… родителей… оно как память о прошлом, о том часе, когда все переменилось, когда все ушло навечно.

Эдвина бережно сложила его и убрала в комод. Она не знала, что с ним делать, но платье напоминало ей о тех счастливых днях, которые уже никогда не вернутся. Эдвине уже казалось, что оно принадлежало какой-то другой девушке, той, кем она была раньше и кем уже не будет никогда.

Глава 7

На следующее утро Эдвина надела черное платье, подаренное ей на «Карпатии», и повела детей к врачу, которого порекомендовал управляющий отелем. Врач был удивлен, что малыши без тяжелых осложнений перенесли суровые испытания. Пальчики Фанни на левой руке, возможно, не восстановятся полностью и немного утратят чувствительность, но он успокоил Эдвину, что ничего страшного малышке не грозит. По поводу Тедди доктор сказал, что его здоровье быстро восстанавливается, даже на удивление быстро — это просто поразительно, как Тедди сумел оправиться после такого переохлаждения; а потом, понизив голос, заметил, что они пережили исключительно трагические часы. Он пытался задавать вопросы о гибели «Титаника», но Эдвине не хотелось говорить об этом, особенно при детях.

Она попросила врача заодно осмотреть и Алексис, но, за исключением пары синяков, никаких повреждений у нее не нашли. Выходило, что душа Алексис пострадала гораздо серьезнее, чем тело. С той минуты, как они нашли ее на «Карпатии», Алексис была сама не своя. Она как будто не желала понимать, что мамы больше нет, и поэтому решила вообще ничего не видеть и не слышать. Она держалась отчужденно и почти совсем не разговаривала.

— Неизвестно, сколько это может продлиться, — предупредил доктор Эдвину, когда они остались одни: медсестра увела детей одеваться. — Может быть, она никогда не станет прежней — слишком сильное потрясение пришлось ей испытать.

Но Эдвина отказывалась в это поверить. Пройдет время, и Алексис оправится. Она всегда была тихой и робкой и в некотором отношении даже слишком привязана к маме. Эдвина дала себе слово не допустить, чтобы трагедия разрушила их жизнь, по крайней мере жизнь детей. Поскольку она была так занята малышами, у нее не оставалось времени думать о себе, и это было спасением. Врач сказал, что через неделю они уже смогут ехать в Сан-Франциско. Им нужно немного отдохнуть перед поездкой, но скоро можно будет отправляться домой.

Когда они вернулись в отель, Филип и Джордж сосредоточенно изучали газеты. Пятнадцать страниц «Нью-Йорк тайме» были посвящены жертвам катастрофы. Джордж собирался прочитать все Эдвине, однако она совсем не хотела об этом слышать. Она уже получила три послания от репортеров, желающих поговорить с ней, но девушка не собиралась тратить душевные силы и время на журналистов и выкинула эти записки.

Эдвина понимала, что отцовская газета непременно напечатает материал об обстоятельствах гибели «Титаника», и только в том случае, если корреспонденты захотят поговорить с Эдвиной, она согласится на интервью. Общаться же с нью-йоркскими газетчиками, падкими на сенсации, она не желала и с раздражением отодвинула газету с собственной фотографией на первой полосе.

Эдвина получила письмо от подкомиссии сената, которая назначила на следующий день заседание и пригласила Эдвину прийти и рассказать все, что ей известно о гибели «Титаника». Там собирались подробно расспросить всех спасшихся, чтобы составить как можно более полную картину случившегося. Всем было важно понять, что же на самом деле произошло и чья в том вина, если кто-то вообще виноват в этой трагедии, и как избежать подобной катастрофы в будущем.

Эдвина показала записку Филипу. Она считала, что должна пойти, но очень нервничала, и Филип, как мог, попытался ее успокоить.

После ленча, поданного в номер, Эдвина заявила, что ее ждут дела. Они не могут всю жизнь ходить в чужой одежде, и ей надо пойти за покупками.

— А нам тоже идти? — недовольно спросил Джордж, а Филип опять уткнулся в газету.

Эдвина улыбнулась: Джордж иногда говорил совсем как папа.

— Нет, можешь остаться, если будешь помогать Филипу с детьми.

Тут же Эдвина подумала, что дома надо будет нанять помощницу, но сразу же представила себе бедную Уну. О чем бы Эдвина ни подумала, все возвращало ее к болезненным воспоминаниям о той страшной ночи.

Она сперва зашла в банк, потом к Альтману на углу Пятой авеню и 34-й улицы, где накупила кучу вещей. Затем она отправилась за покупками в «Оппенгейм Коллинз». Отцовская фирма перевела ей довольно большую сумму, и у нее было достаточно денег на необходимые вещи для себя и детей.

После четырех она вернулась в отель в купленном у Альтмана строгом траурном платье и страшно удивилась, увидев Джорджа и Филипа снова за картами.

— А где дети? — спросила Эдвина, бросив принесенные свертки на пол.

Остальные покупки втащил в номер шофер. Только сейчас она поняла, какая уйма вещей нужна, чтобы экипировать пятерых детей. Себе она купила пять черных платьев. Она знала, что ей долго придется их носить, и, примеряя платья в магазине, Эдвина с болью в сердце заметила, как она похожа на свою маму.