— Блин, Роберт, ты в порядке?

Холли встревожено смотрит на меня:

— Роуз, что происходит?

— Это не я… со мной все нормально, — говорит Роберт, крича в трубку, так как сирены воют громче. — Рози, я остановился, потому что думаю… что это машина Джейми.

Глава 18

Палата в реанимации — это спокойное и большую часть времени тихое место, если не считать пиканья и жужжания. Пикающие звуки не похожи друг на друга, и это странно, потому что они исходят от одинаковых аппаратов, стоящих во всех палатах. Есть еще одна разновидность аппарата — такие стоят только в некоторых палатах, они гудят и свистят, как виолончели на фоне пищащего многоголосия. Отдаленным хором звучат голоса медсестер, их громкость и интонация то взлетают вверх, то падают вниз, периодически они выходят на передний план этой музыки. Их быстрые и легкие шаги в коридоре играют роль ударных.

Анализ реанимационной симфонии успокаивает меня, пока я сижу без сна у кровати Джейми и жду, когда он очнется. Я держу его за руку. Она татя холодная, как будто не его.

Восходит солнце — я просидела здесь всю ночь. Мама заходит и выходит, приносит мне поесть и попить, пытается уговорить меня с ней прогуляться, обсуждает что-то с медсестрами и врачами, словно она мама Джейми. Я не покидаю свое место рядом с Джейми, пока не попросят медсестры, а они делают это довольно часто, потому что посетителям не положено постоянно находиться с пациентами реанимации они слишком больны или травмированы, чтобы принимать гостей, которые истощают их силы и могуг занести инфекцию. К тому же, медсестрам нужна уединенная обстановка, чтобы регулировать аппараты или ухаживать за пациентами.

Но не все медсестры уверены, что критическим больным не нужны посетители. Здесь есть большой и высокий медбрат по имени Джордж. Сейчас его смена, и мне вообще можно не выходить из палаты. Он все время говорит мне, что я должна разговаривать с Джейми, что Джейми может меня слышать, и это поможет ему понять, что я рядом.

Но мне нелегко сказать что-нибудь Джейми.

В какой-то момент приходил папа Джейми, но заявились копы, увели его куда-то поговорить, и он не вернулся. Он почти со мной не разговаривал — теперь я понимаю, от кого Джейми достался такой стиль общения — но мне кажется, увидев мои заплаканные глаза, он довольно быстро сообразил, что я люблю его сына.

Красивое лицо Джейми полностью разбито, покрыто ранами, швами и синяками. У него сломан нос и синяки под обоими глазами. На месте эластичного бинта теперь гипс, закрывающий всю руку; одна его нога тоже в гипсе до самого бедра. Его прооперировали, и теперь он напичкан спицами, которые удерживают переломанные кости, чтобы они правильно срастались.

Все говорят, что Джейми повезло. Похоже, они удивлены, что он вообще выжил.

Но это еще не самое плохое, самое ужасное для меня — это уродливая пластиковая трубка, выходящая у него изо рта и подключенная к одной из жужжащих и свистящих машин. Она дышит за него с тех пор, как его привезли из операционной. Когда он проснется, ее уберут, если все будет нормально.

Я хочу, чтобы он сейчас проснулся и увидел рядом меня, как я присматриваю за ним так же, как он за мной, когда я спала после одного из худших моментов в своей жизни.

Не знаю, пил ли Джейми прошлой ночью. Копы, заявившиеся в реанимацию, наводят на мысли, что пил, но с другой стороны, они могли быть просто друзьями его папы, которые пришли его навестить. На вечеринке у Джейми не было в руках напитков, но когда у тебя всегда при себе алкоголь, тебе не нужно дешевое разливное пиво. Пытаюсь вспомнить, когда у Джейми последний раз была с собой фляжка — догадываюсь, что в Бостоне, хоть я ее и не видела.

В аварии не было других машин, и он единственный пострадавший. Его машина вылетела с дороги, пробила ограждение и врезалась в стену. Ремень не был пристегнут, а подушек безопасности в таких старых машинах не бывает — доктор сказал, что он еще легко отделался переломами руки, ноги и грудины, коллапсом легкого и серьезным сотрясением мозга. Его крутило внутри автомобиля, как белье в стиральной машинке.

Входит мама с двумя одноразовыми кофейными стаканчиками, я чувствую запах горячего шоколада от одного из них. Сейчас май, но из-за кондиционеров в больнице холодно, как на Северном полюсе, поэтому мы пьем много горячего, грея замерзшие руки о стаканчики. К тому же, кофеин помогает не спать.

Она протягивает мне стаканчик и садится на край свободного стула рядом со мной.

— Милая, врач сказал, что они точно не знают, когда он очнется. И какое-то время он не сможет разговаривать после этой трубки в горле, — она заправляет прядь волос мне за ухо. — Может, мы пойдем, а ты потом позвонишь Джорджу и узнаешь, как он?

— Мам, мне нужно быть здесь, когда он проснется.

Тебе нужно поспать и поесть чего-нибудь не из автомата. Джейми бы хотел, чтобы ты себя берегла.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю, что у него есть к тебе чувства. Я это вижу, — говорит она.

Думаю, что и я вижу, если уж на то пошло.

— Что там случилось? Ты что-нибудь узнала?

Она вздыхает.

— Они взяли анализ — проверить, был ли у него алкоголь в организме, но не говорят о результатах. Сейчас идет полицейское расследование, потому что на Джейми уже есть досье.

Ее глаза наполняются печалью — печалью обо мне — и у меня текут слезы, которые я сдерживала с того момента, когда мы с Холли сели в ее машину после звонка Роберта.

Сначала я надеялась, что Джейми не был пьян во время аварии, потому что тогда у него не будет проблем из-за вождения в пьяном виде. Но чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю: у Джейми, если он не был пьян, гораздо более серьезные проблемы, чем мы можем представить. Что могло заставить его так свернуть с дороги и врезаться в ограждение? Других машин не было. Льда и снега уже несколько недель нет на дорогах. Даже дождь не шел.

Если он не был пьян, он сделал это специально.

Солнце уже почти на горизонте, а его оранжевые лучи светят через окна и падают на пол.

— Если бы я так сильно не давила на него, этого бы не случилось.

Мама обнимает меня.

— Роуз, пожалуйста. Ты с самого начала знала, что Джейми — сложный мальчик, которого нелегко понять. Думаю, отчасти поэтому он тебе и нравится. Но он уже много лет был предоставлен сам себе, причем в очень тяжелых ситуациях. И ты тут ни при чем. Я уверена, что ты, как яркая вспышка в его жизни.

— Ты знаешь о нем больше, чем я.

Она улыбается.

— Послушай меня и поверь, мне тоже приходилось невероятно трудно, когда я старалась его разговорить. А сейчас ты, наверно, главный мировой эксперт по Джейми. Что бы с ним ни случилось, это произошло не из-за тебя, а из-за него. Если ему не понравилась твоя идея поехать с ним в Бостон, ему не надо было ехать. Он достаточно взрослый, чтобы сказать «нет», если он не хочет что-то делать. И достаточно взрослый, чтобы знать, как важно общение для настоящих отношений.

— Но откуда ему это знать? — спрашиваю я. — Ты только что сказала, какая сложная у него была жизнь.

— Единственное, что я знаю о Джейми, что он разбирается в людях. Он видит, что творится вокруг. В определенный момент ты начинаешь оставлять позади свое прошлое и свое воспитание и просто становишься тем, кем решил. Я тебе гарантирую, в один прекрасный день он скажет тебе, что это не твоя вина, — она встает и потягивается, расправляя плечи, затекшие после ночи в больнице. — Давай, поехали домой. Тебе завтра в школу…

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Я не могу идти в школу, пока Джейми здесь.

— Роуз, ты должна написать годовую контрольную для Кэмбера, ты должна вернуться на курсы по созданию песен…

Я начинаю протестовать, но она качает головой, не терпя возражений.

— Нет. Хватит цепляться за Джейми. Это и так тянется слишком долго, пора все менять и начать прямо сейчас.

Такое ощущение, что она говорит на иностранном языке.

— О чем ты говоришь?

Она смотрит на Джейми на больничной кровати и смягчает тон:

— Просто говорю, что если хочешь, чтобы Джейми управлял своим будущим, ты сама должна управлять своим. Подавай ему хороший пример. Нам всем нужно двигаться дальше по жизни.

Как только она это говорит, я понимаю, что она приняла решение — мы переезжаем в Лос-Анджелес.

И понимаю, что на нее повлияла авария Джейми. Из-за нее она решила, что нам действительно нужно убираться отсюда — точнее, не нам, а мне. По ее мнению, меня не оказалось в машине по чистой случайности.

Я поднимаю на нее взгляд, и меня тошнит от избытка горячего шоколада и крекеров из автомата.

— Мы едем в Лос-Анджелес, да?

Она удивлена, что я выудила эту информацию из ее короткой речи. Могу сказать, что она не собиралась поднимать эту тему здесь и заставлять меня обсуждать переезд из Юнион, когда мой парень лежит под наркозом в реанимации.

— Давай поговорим в машине, — говорит она. — Джейми нужно отдохнуть.

— Я не хочу родить.

Смотрю на Джейми и мысленно умоляю его открыть глаза, чтобы я могла остаться с ним и спросить, что, по его мнению, я должна делать. Но это бесполезно.

Я сама по себе.

Поддаюсь маминым просьбам и встаю, чтобы уйти. Когда я поворачиваюсь к двери, я вижу в коридоре Трейси, Холли, Роберта, Стеф и Анджело. Джордж загораживает дверь, объясняя, что в палате у Джейми могут быть только два посетителя одновременно, даже если Энджело — «брат Джейми от другой матери».

Мне придется оставить своих друзей в прошлом — всех, кроме Холли. Я знаю Трейси почти всю свою жизнь, а Роберта — с шестого класса. Стеф и Энджело были моими товарищами по группе — они для меня, как семья. Все они для меня, как семья.