Вот она, Россия – река, леса, поля-поля, луга! До горизонта красота-а, простор!

Стояли молча, смотрели. Парило.

Стало не просто жарко, а душно, ветер налетал сильными порывами, подхватил и растрепал наскоро скрепленные ненадежной заколкой волосы Надежды, задирал подол ее широкой юбки. Отступил, обманчиво затих и рванул с другой стороны, закинув большую прядь волос Наде на лицо.

Казарин повернулся к девушке, взял в руку, подержал, потер задумчиво между пальцами игривый локон, рассматривая, затем подвинулся совсем близко к Надежде, медленно заправил эту прядь ей за ушко и провел пальцами вниз по скуле, отчего у нее по шее вниз к заколотившемуся сердцу побежали обжигающие мурашки. А Казарин приподнял за подбородок ее лицо, заглянул в глаза и уведомил тихим, наполненным обещанием, потрясающим эротическим голосом:

– Ты должна знать, что я никуда теперь не уйду из твоей жизни.

– Я понимаю, – так же тихо ответила она, встречая его взгляд. – Глаша твоя дочь, и ты имеешь право…

– Тшь-шь, – прижал он палец к ее губам, останавливая слова. – Не из-за Глаши. – Даниил смотрел и смотрел в Надины глаза, словно завораживал, и что-то такое пугающее и прекрасное светилось в глубине ее зрачков. Он провел, еле касаясь пальцами, по ее щеке и тихим, наполненным чувством голосом признался: – Одиннадцать лет прошло, а я все помню. Каждый день, проведенный с тобой. Кожу твою, запах твой, руки твои, улыбку, голос и смех. Мое тело тебя помнит все эти годы, и те оргазмы, которые я испытывал только с тобой. Ни до тебя, ни после ни с одной женщиной я не переживал такого. И есть еще нечто гораздо большее, что я должен рассказать тебе и что связывает нас…

Он медленно наклонил голову, не отводя взгляда от ее глаз, и поцеловал…

Это был поцелуй всей ее жизни!

Поцелуй всей жизни Надежды Петровой! Всех лет без этого мужчины, всей мудрости, накопленной после него, – поцелуй совсем другой женщины, чем та прошлая, молоденькая Надюшка.

Он не спешил и не усиливал напор – медленно, предельно чувственно целовал ее, словно пил сладкий нектар, дарующий жизнь, – возвращая к сегодняшней реальной жизни их обоих. У нее подкашивались ноги, дрожало все внутри, наливаясь какой-то огненной субстанцией, и казалось, что душа поднимается и рвется куда-то вверх…

Даниил медленно отстранился, всмотрелся в выражение ее лица, и глаза у него посверкивали, плавились топленым шоколадом от желания. Он протянул руки, ухватил за края Надину футболку, остановился на пару секунд, спрашивая взглядом последнего разрешения, и потянул вверх. Сдернул, кинул куда-то на землю, медленно завел руки за спину девушки, расстегнул и снял бюстгальтер, уронил его на землю. Стоял и смотрел на ее великолепную грудь.

И под его восторженным взглядом она вдруг почувствовала, как вырывается из нее какой-то прямо огненный вихрь так долго сдерживаемой, постоянно контролируемой ею страсти – так она боялась и не хотела показать ему свое влечение с момента их странной встречи! Так держала себя, держала, справлялась же! И вот все! Все! И все до лампочки и не имеет значения! Никакого!

И она шагнула к нему, обвила руками и прижалась! И тут они понеслись! Целуясь страстно, неистово, стонали, торопились, срывая друг с друга одежду – и вдруг снова все остановилось!

Даниил шагнул назад, оставляя Надю одну, и потрясенным, восхищенным взглядом рассматривал ее обнаженное тело. А потом вернулся опустился на одно колено, провел рукой по ее телу от шеи, по груди, вниз по животу, наклонил голову и поцеловал нежно ее живот…

– Ты великолепна, – прошептал Казарин с таким благоговением, что на глаза ее вдруг навернулись слезы. – Ты стала еще прекрасней.

Она взяла двумя ладошками его голову, подняла вверх, склонилась и прошептала:

– Ты стал еще прекрасней.

И поцеловала его, как благословение давала.

И в этот момент первые тяжелые, крупные, как небесные слезы, капли дождя упали на них. А Надюха вдруг подумала, что, наверное, эти капли сразу же испаряются, исходя паром, на их раскаленных телах.

Это последнее, о чем она могла еще думать…

Казарин схватил ее на руки, опустил на землю, на брошенную юбку, условно можно считать, что расстеленную, – и они целовались, целовались, ласкали друг друга и все смотрели, смотрели в глаза, словно тайну какую постигали…

И в тот момент, когда он вошел в нее, на них рухнул тяжелой стеной ливень, словно река Иордан, в которой крестился Иисус, – начало и конец всех рек мира, – обрушила на этих двоих свои благословенные воды…

И Даниил брал ее неистово, в унисон с разбушевавшейся водной стихией, лупившей по его телу упругими струями, как маленькими плетьми, и, опираясь на локти, держал в ладонях Надину голову и целовал ее мокрое лицо, ставшее соленым от слез восторга, и они поднимались все выше и выше, и туда за душами стремились их тела…

Даниил поднял голову с Надиного плеча, посмотрел в лицо, поцеловал коротким нежным поцелуем, Надюха открыла глаза и тут же закрыла от лившейся на них воды.

– Надо выбираться отсюда, – сказал весело Казарин, – а то дорогу совсем размоет и затопит.

Быстро поднялся и, подхватив под локти, помог подняться Надежде.

– Придется одеться в мокрое, – осмотрелся он вокруг сквозь стену воды.

Ливень лупил серьезно, вдалеке вдруг сверкнула молния, загрохотал гром. А Надюха наблюдала за действиями мужчины, торопливо собиравшего разбросанные вещи с земли, и все откидывала непослушную мокрую прядь падающую и падающую ей на лицо.

– Надь, ты что замерла? – весело прокричал Казарин. – Давай в машину! Замерзнешь же!

И она как будто очнулась, бросилась собирать оставшиеся вещи. Он натянул мокрые ботинки на босу ногу, скомкав, подхватил одежду в одну руку, второй обхватил Надю за талию, придерживая на скользком спуске с горы. Скользя по размокшей земле, они кое-как спустились и побежали к машине. Надюшка принялась долго, неуклюже копошиться, пытаясь достать ключи из кармана юбки. Пойди найди ключи в мокрой грязной юбке под лупящими, как ненормальные, струями дождя, особенно если у тебя руки трясутся! Но Казарин, оценив ситуацию, быстро забрал у дамы юбку, сразу же нашел и достал ключи, открыл дверцу, втолкнул Надюшку на заднее сиденье, закинул на пол мокрые вещи и быстренько забрался сам.

– Ну что, – весело поинтересовался он, – потоп?

– Стихия! – кивнула она.

– Придется как-то натянуть все это на себя, – посмотрел Даниил с сомнением и легкой формой отвращения на вещи под ногами.

– У меня в багажнике сумка со спортивной одеждой и полотенцем большим, я обычно по воскресеньям в бассейн езжу, – вспомнила вдруг Надюха и предложила: – Тебе полотенце, мне одежда.

– Отлично! – порадовался Казарин, быстренько поцеловал ее в губы и, распахнув дверцу, рванул к багажнику.

Ему понадобилось всего несколько секунд на всю операцию: раз – выскочил, два-три – открыл багажник, четыре-пять – схватил сумку, шесть-семь – закрыл багажник, восемь-девять – заскочил обратно в салон машины. Десять – захлопнул дверцу! Может, и больше, но Надюхе он казался самым стремительным, самым… в общем, самым, и все!

– Ты очень-очень быстрый, ковбой, – улыбнулась она ему особой улыбкой, которой улыбаются женщины тем самым мужчинам после…

Казарин кивнул – а то! Хороший я такой ковбой. Он настоял, что сначала надо вытереть полотенцем Надюху и ее волосы, предварительно отжав воду, потом уж вытерся сам и обернулся полотенцем вокруг талии. Помог одеться своей женщине и в том же приподнятом боевом и веселом настроении поинтересовался:

– Ну что, поехали?

– Я не могу, – вдруг потрясенным шепотом призналась она.

– Что случилось? – забеспокоился Даниил.

– У меня внутри до сих пор все дрожит, – прошептала Надюха, отчего-то смутившись.

– Хорошо, – порадовался Казарин, прижал ее к себе, поцеловал в волосы и повторил: – Хорошо. Там у нас все было фантастически, – и перешел на убойный сексуальный шепот: – Ты невероятная женщина.

– Надо ехать, – смутилась еще больше она, меняя тему.

– Да, – прошептал он, поцеловал ее и снова вернулся к бодрому, громкому оптимизму: – Значит, поведу я!

И перелез на водительское сиденье так ловко, что Надюха только вздохнула, сразу же вспомнив об одаренной дочери.

С проселочной, раскисшей как-то сразу дороги они выбрались с большим трудом и только благодаря тому, что Казарин оказался классным водителем. Вела бы машину Надя, застряли бы однозначно, без каких-либо вариантов. Понервничать пришлось несколько раз вполне серьезно. Но мужчина оставался сосредоточенным, спокойным и просто делал то, что требовалось, без паники и проявлений какой бы то ни было нервозности.

Так что на асфальтированную дорогу выбрались по крышу в грязи и с неким потрясыванием ручек у Надюхи – но выбрались. В тот момент, когда, разбрасывая комья налипшей жирной грязи с колес, чуть забуксовав, машина выбиралась на асфальт, запел телефон в сумке у Надежды.

– Да! – ответила она Максиму Кузьмичу.

– Под дождь попали? – спросил он.

– Еще как, пап! – весело отрапортовала Надя. – Промокли напрочь!

– Вы на грунтовке? – обеспокоился дед.

– Уже нет, – радовалась жизни она. – Вот только что Даниил Антонович нас героически вывез на трассу!

– Ну, слава богу, а то беспокоиться начал, – перевел дыхание дед. – Дождина-то нешуточный, стихия чистая!

– Па! – встретившись взглядом в зеркале заднего обзора с веселыми шоколадными глазами, попросила Надя. – Ты там баню затопи, а то нам погреться надо.

– Да уж давно запустил! – успокоил Максим Кузьмич. – Как увидал тучу, к вам потянувшуюся, так сразу и наладил. Подумал, а вдруг промокнут, красоты природные обхаживая или застрянут на проселке так, что вытаскивать придется.

– Здорово! Па, ты гений! – порадовалась Надюха.

– Да, Нюшенька, – вспомнил что-то еще дед, – девочки вам там самовар-чаек организовали, ну и закусочки всякие к нему, так что парьтесь от души, грейтесь, отдыхайте, никто мешать не будет.