– Борис! – прикрикнул Себастьян, вытирая лицо, а Абигайль снова рассмеялась. – Извините, я не ждал гостей, – сказал он, запоздало сообразив, как неуютно выгладит его жилище. В камине была приготовлена растопка, но огонь разжигали, только когда это было совершенно необходимо. Мебель была старой и потертой, полы обшарпанными, ковров не было. Себастьян хотел бы предложить Абигайль чашку чая, но в доме не было ни молока, ни печенья.

– Я не гость, пришедший на чай. – Глаза Абигайль сияли. – Полагаю, что я дома.

Себастьян улыбнулся:

– Так и есть.

Она вытащила из волос шпильки и тряхнула головой, рассыпав по спине влажные пряди.

– Может, почитаете мне?

Себастьян немного растерялся, но потом поинтересовался:

– Что бы вы хотели услышать?

На щеках Абигайль расцвел румянец.

– Думаю, вы знаете…

За окнами хлестал дождь. Он мог закончиться через час или лить всю ночь. Человек чести отказался бы от предложения, которое таилось за словами Абигайль, порядочный вспомнил бы о решительном отказе ее отца. Но Себастьян покончил со всеми этими сантиментами. Он желает Абигайль и хочет на ней жениться. Занявшись с ней любовью, он удовлетворит первое желание и почти наверняка добьется второго. Хоть раз в своей никчемной жизни он поступит как хочет, а не как надо, и будь проклята его щепетильность!

– Пожалуй, – отозвался он и повел ее наверх.

Глава 22

Абигайль понимала, что поступает безрассудно, но ей было наплевать.

Она решительно прогнала мысли о родителях и лорде Атертоне. Даже если за ее импульсивным побегом стояло нежелание предстать перед родителями, то как только Абигайль оказалась в лесу, окутанная тишиной и покоем, она поняла, куда идет. Точнее, куда она хочет пойти – и что хочет доказать. Она чуть не вскрикнула от радости при виде Бориса, который несся к ней через заросли папоротника, приветственно виляя хвостом. Пес принялся буквально подталкивать ее, направляя вверх по склону холма, и не успела она оглянуться, как за деревьями показались розовые стены Монтроуз-Хилла.

И вот она здесь, где так хотела оказаться, в том месте, где ей и полагается быть. Себастьян отпустил ее руку, только когда ему пришлось опуститься на колени, чтобы развести огонь. В его скудно обставленной спальне не было ничего, кроме потертого кожаного кресла, стола, комода и одеяла на полу перед камином, очевидно, предназначенного для Бориса. И кровати.

Вид последней заставил Абигайль призадуматься. Не то чтобы она нервничала, просто ей вдруг пришло в голову, что она не знает толком, чего ожидать. Чтение «Пятидесяти способов согрешить» дало ей некоторое представление об отношениях мужчины и женщины, но сейчас оно не казалось достаточным. Ведь она – не леди Констанс! Вдруг Себастьян решил, что на самом деле она такая же раскрепощенная и необузданная?

Абигайль закрыла глаза. Что за глупости! Себастьян куда лучше, чем любовники леди Констанс. Он живой и реальный, любит ее и готов заняться с ней любовью. Тогда, в гроте и в лесу, он в точности знал, как коснуться ее, чтобы доставить удовольствие, и насколько далеко можно завести ее по дороге страсти. Себастьяну известно, что у нее нет опыта, однако это не помешало ему показать ей мир наслаждений, о которых она даже не мечтала, и заставить чувствовать себя любимой. При воспоминании об этом сердце Абигайль забилось сильнее, и она открыла глаза, преодолев минутную робость.

Себастьян ждал, наблюдая за ней.

– Не уверены? – спросил он. – Я не сделаю ничего, чего вы не захотите.

Абигайль улыбнулась.

– Знаю. Я доверяю вам. – Тут она увидела выпуск «Пятидесяти способов согрешить», заставивший ее вспыхнуть. – Вы сохранили его!

Он кивнул, не отрывая взгляда от ее лица.

– Конечно. Глядя на него, я думал о вас.

Румянец Абигайль стал гуще. Она взяла в руки брошюру. Это был выпуск, где леди Констанс доставляла наслаждение сама себе, завязав глаза, а ее таинственный любовник наблюдал за этим.

– Вы упоминали об этом в гроте.

Уголок его рта иронически приподнялся.

– Мне было трудно думать о чем-либо другом. Когда свеча погасла, у меня возникла мысль, что Бог послал мне очередное наказание, чтобы помучить.

– Что вы имеете в виду? – прошептала она.

– Констанс назвала свою временную слепоту очень раскрепощающей. – Себастьян шагнул к ней. – Признаться, она оказалась права. Я никогда не посмел бы поцеловать вас в тот первый раз, если бы не темнота.

– Никогда? – Абигайль была очень удивлена.

– Ну… – Губы Себастьяна тронула озорная усмешка. – Не в тот день.

– Порой я чувствую себя в долгу перед леди Констанс. – Абигайль взяла скандальную брошюру в руки и открыла ее, выбрав первый попавшийся отрывок. – «В своих, признаться, весьма фривольных приключениях я никогда не испытывала такого неодолимого желания. Отсутствие света только усилило чувствительность моей кожи к прикосновениям, а мой слух обострился, ловя каждый его вздох и движение», – прочитала она вслух. – Возможно, нам следует погасить лампу…

Себастьян пересек комнату и забрал у нее брошюру.

– Достаточно. Мне не нужны подсказки. – Он повернулся к разгоревшемуся камину и бросил брошюру в огонь. – Я мог бы сам написать не менее увлекательные рассказы, не говоря уже о мыслях и желаниях, которые вы возбуждаете во мне.

– Правда? – удивилась Абигайль, оторвав взгляд от горящей брошюры. – Вы могли бы написать нечто подобное?

Себастьян улыбнулся.

– Только для вас. – Он коснулся ее запястья. – Любовь моя, – начал он, скользя пальцами вверх по ее руке. – Мне так много хотелось сказать вам с момента нашей встречи! Боюсь, большая часть услышанного заставила бы вас краснеть, – он ухмыльнулся в ответ на ее смущенную улыбку, – но, надеюсь, я сумею доставить вам удовольствие без лишних слов.

– Неплохое вступление. – Абигайль попыталась повернуться, когда он зашел ей за спину, но Себастьян остановил ее, положив ладонь ей на бедро.

– Еще бы, – шепнул он, нежно перекинув волосы Абигайль через одно плечо. – Ведь это ода вашей красоте, вашему очарованию, вашему милосердию. На чем я остановился? Ах да. – Он запечатлел на ее шее, там, где начинались волосы, медленный поцелуй. – С того вечера, когда мы встретились, вы не покидали моих снов. Вы ворвались в мою жизнь, как комета, ослепив меня с первого взгляда и покорив мое сердце, недосягаемая и прекрасная. И тем не менее я оказался достаточно безумен, чтобы вообразить, будто вы обратите…

– Вы никогда не были безумны, – возразила Абигайль, содрогнувшись, когда он принялся расшнуровывать лиф ее платья, то натягивая, то ослабляя шнуровку. Это было так мучительно приятно, что ее руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Не в общепринятом смысле, – уточнил Себастьян, прежде чем продолжить. – Даже если ваша близость сводила меня с ума, я был рад этому. Но находиться вдали от вас было пыткой, которую я не мог выносить. – Он спустил лиф платья с ее плеч, и Абигайль запрокинула голову, подставив шею его губам, пока его пальцы возились с тесемкой, стягивающей вырез ее сорочки. – Какая прекрасная, – прошептал Себастьян, обдавая горячим дыханием ее шею. – Само совершенство!

– И нетерпеливая! – Абигайль высвободила руки из рукавов и дернула за конец тесемки, развязав узел. Ей не терпелось избавиться от белья и ощутить прикосновения любимого к обнаженной коже.

На этот раз Себастьян не стал противиться. Он спустил сорочку с плеч Абигайль и накрыл ладонями округлости ее груди, вначале легко, затем крепче. Его пронзила дрожь.

– Абигайль, – шепнул он охрипшим от желания голосом.

Она повернулась в его объятиях и положила руки ему на плечи.

– Я люблю тебя, – выдохнула она, потянувшись к его губам.

Себастьян пылко откликнулся на поцелуй, одной рукой прижимая Абигайль к себе, а другой расстегивая крючки ее корсета. А затем, почти не отрываясь от ее губ, снял с нее остальные предметы одежды.

Сердце Абигайль учащенно билось. Расставаясь с каждой деталью одежды, которую снимал с нее Себастьян, ее плоть, казалось, становилась все более нежной и чувствительной. К тому времени, когда Абигайль осталась до пояса в одной сорочке и чулках, она чувствовала себя как в лихорадке, сгорая изнутри, кожа ее покрылась мурашками, как от озноба. Она инстинктивно потянулась к Себастьяну.

– Замерзла? – Он заключил ее в объятия, уткнувшись носом в ее ухо.

– Вообще-то нет. – Она скользнула ладонями по его груди, ощущая тяжелые удары его сердца и играя с кончиком его галстука. – Я никогда не видела обнаженную грудь мужчины…

– А ты бы хотела?

Абигайль кивнула, вспыхнув. Себастьян не заставил себя упрашивать, сбросив с плеч сюртук, и развязал узел галстука. Чувствуя себя очень дерзкой и смелой, Абигайль начала расстегивать пуговицы жилета, и через считаные минуты он оказался на полу вместе со скомканным галстуком. Бросив на возлюбленную еще один долгий взгляд, Себастьян расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и стянул ее через голову.

– Боже, – прошептала Абигайль, завороженная видом гладкой кожи Себастьяна, чуть более светлой, чем его лицо, с легкой порослью темных волос. У него была стройная фигура, но с рельефными мускулами, какие она видела на классических статуях. Ее взгляд поймал игру мышц на его предплечье, когда он отбросил свою рубашку. Он казался таким мощным, что у Абигайль чесались кончики пальцев от желания коснуться его. – Ты очень красивый, – вырвалось у нее. – И совсем не калека…

– Ты еще не видела моего колена. Но я и вправду был калекой. – Себастьян взял ее руку и прижал к своей груди, чуть выше сердца. – Пока ты не спасла меня, вернув к жизни.