Сари Робинс - Больше чем скандал

Кэтрин ощутила прилив надежды. Приют сильно нуждался в деньгах. Неужели ее молитвы услышаны?

– Интересно, сколько времени он там находился? – она закусила губу. – И знает ли о нем директор Данн?

– Он бы предупредил тебя, если б знал, – заметил Прескотт. – Он что-нибудь говорил об этом?

– Ни слова. Он просто попросил навести порядок в передней части кладовки.

– Узнаю нашу Кэт, неизменно усердную труженицу, – поддразнил ее Прескотт. – Услышав об «А», делает все – от «А» до «Я». – Он почесал подбородок. – Но, может, это тайник Фестуса?

Кэтрин поморщилась, вспомнив рассказы о прежнем ужасном директоре Андерсен-холла.

– Майор покинул приют очень давно…

– А самое главное – в ужасающей спешке…

Сгорая от любопытства, Кэтрин наклонилась и дернула болтающуюся на одном гвозде доску. Она поддалась с удивительной легкостью.

– Смотри, тут все прогнило, – указал Прескотт на древесину. – Видно, здесь было сыро.

Отбросив доску, Кэтрин встала на колени перед углублением и вгляделась в темноту.

Она почувствовала, что кто-то теребит лямки ее передника.

– Руки прочь, Прескотт.

Дерганье прекратилось.

– Испортила все удовольствие.

Прескотт тоже наклонился.

– Пахнет сыростью, гниющими листьями и ужасно несет холодом. Только не говори мне, что ты собираешься туда лезть.

Кэтрин обернулась к нему и насмешливо бросила:

– Тот Прескотт, с которым я росла, уже обследовал бы эту дыру, не думая о скверном воздухе и испачканных панталонах.

Он скосил на нее глаза:

– Прескотт, которого ты знала, был отвратительным маленьким чудовищем.

– Не могу сказать, что мне нравятся перемены, произошедшие в тебе. Где твоя страсть к приключениям?

– Я приберегаю ее для спальни, милая, и если бы ты захотела…

– Я скорее вырву себе все зубы.

Она просунула голову в углубление и, затаив дыхание, попыталась оглядеть маленькое пространство. «Господи, пусть то, что здесь окажется, пойдет на благо детям».

Директор старался скрыть от нее истинное положение вещей, но она все прекрасно понимала: денежные средства приюта истощились. Война опустошала карманы знати. По крайней мере, на это ссылались многие жертвователи.

– Да, пахнет здесь действительно ужасно.

– Возьми, – Прескотт сунул ей в руку полотняный носовой платок.

– Спасибо, – пробормотала Кэтрин, стараясь не дышать. Она прижала благоухающий платок к носу, мысленно возблагодарив Прескотта за то, что он не скупится на парфюмерию. Однако уже через мгновение она разогнулась и вытащила голову из этой дыры. – Там темно, словно в бочке со смолой. Ты подашь мне свечу, когда я проберусь туда?

– Ты туда не проберешься.

– Я должна.

– Там могут быть кр-ы-ы-сы…

Кэтрин содрогнулась. Она боялась крыс еще с детства, слишком уж неприятные воспоминания они вызывали.

– Я должен был бы слазить туда сам, – проговорил Прескотт серьезно, – но днем у меня назначено свидание с очаровательной леди, и я не хочу, чтобы моя одежда была покрыта пятнами грязи.

– В случае с репутацией тебя это, видимо, не волнует.

– Испорченная репутация не может причинить таких мучений, как пустой желудок, – примирительно заметил Прес. – Кроме того, пока любимая женщина не дарит меня своей благосклонностью, это лучший способ хоть как-то исцелить мое разбитое сердце.

– Чтобы лечить сердце, его нужно иметь.

– А я-то удивлялся, почему мужчины не выстраиваются в очередь ради удовольствия испытать на себе твои чары!

– Так ты передашь мне свечу, когда я проберусь туда?

– Да, дражайшая. Но не пеняй, если внутри не найдется ничего, кроме какого-нибудь хлама.

Подобрав юбки, Кэтрин глубоко вдохнула и втиснулась в узкий проем. Пролезая внутрь, она вся исцарапалась, отталкиваясь ладонями и коленями от скрипучего деревянного пола, покрытого слоем пыли. Ее рот пересох от волнения. Она старалась не думать о клопах, пауках и в особенности о проклятых крысах.

– Тс-с-с-с-с.

Кэтрин дернулась. Волосы на ее голове от ужаса встали дыбом, а сердце едва не выскочило из груди.

Повернувшись, она зло бросила:

– Подлец!

Прес рассмеялся:

– Не совладал с искушением!

«Впрочем, гнев помог справиться со страхом», – призналась себе Кэтрин и почти простила Прескотту эту выходку.

– Передай мне свечу.

Девушка поочередно осветила все углы, стараясь не вдыхать затхлый воздух. В этот момент в ней боролись два чувства – облегчение и разочарование. Благодарение небу, тут не было крыс, но и сундуков с сокровищами – тоже. Только одна паутина и… какой-то большой предмет прямоугольной формы в одном из углов. Приблизившись, она ткнула его пальцем. Это была сумка с чем-то объемным внутри. «Интересно». – Кэтрин стряхнула пыль и распутала завязки.

– Что там? – спросил Прес.

– Думаю, книга.

– Но зачем кому-то понадобилось прятать здесь книгу?

– Возможно, ему что-то грозило, – предположила Кэтрин.

Взяв книгу, она протянула ее Пресу сквозь щель, а затем передала свечу.

– Я вылезаю.

Прескотт со свечой исчез, и стало совсем темно. Сдерживая дыхание, Кэтрин вылезла обратно, невольно порадовавшись возвращению в пыльную кладовку. Но Прескотта здесь уже не было. Где же он? И что он делает с найденным фолиантом?

– Прес? – окликнула его Кэтрин, не веря, что он исчез. Стряхнув с платья пыль, она вышла в коридор и огляделась.

Вдруг она заметила распахнутое окно и вспомнила, что в детстве он любил ускользать именно таким образом.

– Здесь лучше видно, Кэт. Присоединяйся! – Вытянув ноги, Прескотт расположился на крыше, не замечая высоты в два этажа. Кэтрин позавидовала его смелости. Необходимость вылезти на крышу была для нее тяжким испытанием, и Прескотт прекрасно понимал это, поскольку знал, что один раз она уже падала отсюда.

Это произошло в первый год ее пребывания в Андерсен-холле. Она гналась за оравой мальчишек, надеясь поучаствовать в их проказах. Очередной вылазкой руководил Маркус, поэтому неудивительно, что она с такой охотой увязалась за ними.

Мальчишки стащили на кухне имбирные пряники и прятали их под шерстяными рубашками. День был прохладным, но на ясном небе светило осеннее солнце, и большая часть детей играла внизу в войну.

Кэтрин выбралась из окна и уже успела сделать пару шагов, как вдруг ее больная нога подвернулась, и девочка съехала к краю крыши. Она в отчаяни вцепилась пальцами в водосток. Руки дрожали от напряжения, а ноги, беспорядочно болтавшиеся в воздухе, будто бы налились свинцом.

Падая, она сбила несколько черепиц, грохот которых привлек внимание игравших детей. Они помчались к ней с воплями ужаса. Кэтрин молчала, закрыв глаза, и с лихорадочным биением сердца вновь и вновь вспоминала свое падение из окна второго этажа дома Каддихорнов, которое произошло меньше года назад.

Внезапно ее грубо схватили за запястья, подняли вверх и рывком поставили на ноги. Она никогда не забудет ярость, исказившую красивое лицо Маркуса, и его презрительный голос:

– О чем, черт побери, ты думала? Крыша не место для девчонки, к тому же хромой! Ты не кошка!

Она ощущала себя заклейменной до конца дней. Когда к ним подошел директор Данн, ее стыд только усилился. Маркус, вероятно, уже сожалел о том, что тоже не пострадал, поскольку его наказали куда сильнее, нежели Кэтрин (хотя ее унижение было ни с чем не сравнимо). Данн счел своего сына зачинщиком, который пренебрег необходимой осторожностью, и Маркус дорого поплатился за тот несчастный случай.

– Давай, Кэт, – позвал Прескотт, возвращая ее в настоящее, – если ты не боишься…

Прескотт, безусловно, знал ее слабые места. Даже испугавшись, она никогда бы этого не признала.

– Я думала, что ты меня бросил, – объяснила Кэтрин, приподняв больную ногу и просовывая ее в оконный проем. Она передвигалась, очень осторожно переставляя ноги и цепляясь руками, словно мартышка. Возможно, все это выглядело не особенно элегантно, но зато она не упала.

Между тем Прескотт внимательно следил за Кэт уголком глаза, дабы удостовериться, что все в порядке. Полуденное солнце ярко освещало его густую рыжеватую шевелюру.

– Посмотри, – сказал он, указывая на фолиант. – Страницы пергаментные. Возможно, это религиозное сочинение, но я никогда не видел таких книг в церкви. – Он захлопнул том. – Я надеюсь, что здесь собраны какие-нибудь компрометирующие истории.

– Если так, я сожгу ее.

– И упустишь такую возможность?

– Я не стану наживаться на чужих несчастьях.

Прес протянул ей книгу. Она весила столько же, сколько Библия директора Данна. Ее массивная красная матерчатая обложка едва уместилась на коленях Кэтрин. Книга пахла старой кожей, вероятно, из-за того, что долгое время хранилась в кожаной сумке.

– Данн всегда говорил, что у книг есть души, – пробормотала Кэтрин.

– Ну что же, будем надеяться, что душа этой книги продана дьяволу, – сострил Прес, но, увидев выражение ее лица, поспешил добавить: – У меня есть моральные принципы!

– Ну да, и весьма гибкие. – Кэтрин устремила на него изучающий взгляд, пытаясь понять, почему он так одержим идеей о шантаже. – Тебе приятно чувствовать себя выше тех, кто попал в беду?

Избегая ее взгляда, молодой человек пожат плечами.

– Ладно, Прес, не обижайся. У каждого из нас есть недостатки. Это делает нас человечнее.

– Лично я предпочитаю быть богом, – бросил он. – Например, Адонисом.

Кэтрин поджала губы:

– По мне, ты больше похож на Пана.

– Ну открывай же эту чертову книгу.

Кэтрин взялась за фолиант, и давно не открывавшаяся обложка хрустнула. На первой странице виднелась размашистая черная надпись, и Кэтрин прочла:

Наши сомнения гибельны для нас, ибо, опасаясь действовать, мы не достигаем многих блестящих целей.