Словно и не было чудесной недели. Если бы не эта неделя, она, наверное, не нашла бы в словах герцога ничего оскорбительного. Но он не должен догадаться, что она чувствует себя оскорбленной. Просто нужно забыть эту неделю. Забыть, и все.

– Кстати, у тебя не мигрень? – спросил он с ироничной ухмылкой. – Может, месячные?

Джейн ждала месячных на днях и в связи с этим немного нервничала. Но раньше времени не стоило волноваться. Она с самого начала знала о возможных последствиях. В контракте даже имелся соответствующий пункт: герцог обязан был позаботиться о детях, если они появятся вследствие их связи.

– Может, я тебе сегодня противен? – проговорил он на хмурившись. – Может быть, ты собираешься воспользоваться своим правом послать меня к черту?

– Нет, не собираюсь. – Джейн пристально посмотрела на герцога. – Я с удовольствием стану развлекать вас, ваша светлость. Я весь день думала, чем бы вас развлечь. О чем же еще я могла думать и мечтать, пока вас не было?

Трешем шагнул к кровати.

– Как приятно обнаружить, что ты не растеряла бойкости, Джейн. Я не получу удовольствия, если ты будешь лежать вялая и безразличная. Итак, что же ты для меня придумала? Как намерена меня ублажать?

За неделю Джейн многому научилась. Прежде всего – не стесняться, не стыдиться своей чувственности. И сейчас для нее было очевидно: герцог действительно ждал, что она будет ублажать его. Он по-прежнему стоял у кровати. Стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину.

Джейн поняла, что медлить больше нельзя, и принялась раздеваться. Раздевшись, она аккуратно сложила все вещи и, повернувшись спиной к герцогу, положила их на стул. Затем подняла руки, вытащила шпильки из прически, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам и груди.

Джейн улыбалась. Ей казалось, что только так можно избавить герцога от смущения. Она полагала, что он грубит и пытается ее унизить лишь потому, что стыдится своей вчерашней откровенности.

Герцог так и не снял свой длинный черный плащ. Однако он был до крайности возбужден – Джейн чувствовала это. Она подошла к нему вплотную, расстегнула пуговицы у ворота плаща, и плащ, соскользнув с плеч герцога, упал на пол.

Раздевая Трешема, Джейн вдруг почувствовала, что это очень возбуждает – она стояла обнаженная перед одетым мужчиной.

– Присядьте, – сказала она, указывая на кровать. Герцог взглянул на нее с удивлением, но все же сел. Затем, опираясь на локти, откинулся на спину.

– Ты очень быстро усваиваешь уроки, – проговорил он, наблюдая, как она расстегивает его панталоны. – Так как же ты намерена меня ублажать? Языком и губами? Кажется, этому я тебя еще не учил.

Джейн поняла, что герцог имел в виду, но сейчас у нее на уме было совсем другое. Расстегнув последнюю пуговицу на панталонах, она принялась поглаживать пальцами отвердевшую мужскую плоть. Затем, забравшись на кровать и встав на колени, раздвинула ноги и опустилась на бедра герцога – так, чтобы он вошел в нее. Положив руки ему на плечи, она выгнула спину и заглянула в его темные глаза.

– Хорошо, Джейн, замечательно… – пробормотал Трешем, и Джейн почувствовала резкий запах спиртного.

Однако он по-прежнему был неподвижен, и это совершенно не походило на их обычные любовные игры – ведь прежде, даже лежа на спине, он двигался вместе с ней, вернее, они двигались в одном ритме.

Джейн с трудом удержалась от стона. Она все больше возбуждалась, и сейчас ей хотелось только одного – хотелось ощутить его отклик и почувствовать его страсть. Но герцог ни разу даже не шевельнулся. «Он наказывает себя и меня заодно, – подумала Джейн. – Наказывает за вчерашнюю откровенность, которую, наверное, считает слабостью».

По-прежнему стоя на коленях, Джейн чуть приподнималась и скова опускалась. Делая то, что обычно делал он, он раз за разом вбирала в себя возбужденную мужскую плоть. Наконец, не выдержав, она еще больше выгнула спину и, запрокинув голову, со стоком закрыла глаза.

Джейн хотелось, чтобы Джоселин почувствовал, что он е небезразличен, что она нуждается в нем. И почему-то ей казалось, что и он в ней нуждается, хотя, возможно, не осознает этого.

Джейн не знала, как долго это продолжалось – как долго он оставался безответен, но чувствовала, что желание становится все острее, превращается в подобие боли, становится неотличимым от боли. И наконец…

Неожиданно его ладони легли ей на бедра и с силой сжали их. Джейн тихонько застонала, почувствовав, как он ре привлек ее к себе. Затем услышала свой крик, но казалось, это кричала не она, а какая-то другая женщина, кричала где-то вдалеке. Наконец он застонал, и Джейн почувствовала, как в нее изливается его горячее семя.

О благословенный миг… Теперь он наконец-то утешится. Теперь они будут лежать вместе, в объятиях друг друга, А потом будут говорить, и она сумеет превратить мрачного герцога Трешема в прежнего Джоселина.

И завтра расскажет ему обо всем, поделится с ним своей ужасной тайной.

Джейн никак не могла отдышаться. Все еще сидя на бедрах герцога, она подняла голову и мечтательно улыбнулась.

Он с усмешкой пробормотал:

– Чертовски увлекательно, Джейн. Ты делаешь успехи. Не сомневаюсь, что ты стоишь тех денег, что я тебе плачу.

Тут он приподнял ее и уложил на спину. Затем поднялся с кровати и начал застегивать пуговицы на панталонах.

На Джейн словно вылили ушат ледяной воды. Натянув на себя одеяло, она проговорила:

– Я прекрасно понимаю, за что вы мне платите, ваша светлость. И не надо напоминать об этом только потому, что вчера вы, утратив самоконтроль, поделились со мной некоторыми из своих воспоминаний, о чем теперь глубоко сожалеете.

Герцог удивленно поднял брови:

– Полагаете, Джейн, я оскорбил вас, сказав, что вы весьма искусны в постели? Поверьте, я не бросаюсь такими комплиментами.

Он накинул на плечи плащ.

– Да, я оскорблена, ваша светлость, – сказала Джейн. – Оскорблена, потому что вы пытаетесь унизить меня подобными разговорами. А все из-за того, что вы стыдитесь своей вчерашней откровенности, стыдитесь, что были откровенны с женщиной, вашей содержанкой. Но мне казалось, мы стали друзьями, а друзья доверяют друг другу и делятся своими тайнами. Выходит, я ошибалась. Мне не следовало забывать, что вы платите мне за это. – Чуть приподнявшись, Джейн окинула взглядом кровать. – А сейчас… Я очень устала, выполняя свои обязанности. Всего хорошего, ваша светлость. Спокойной ночи.

– Значит, друзья доверяют друг другу?

Герцог вперился в нее взглядом, и глаза его стали совсем; черными. Джейн казалось, что он сейчас ударит ее, но Трешем, криво усмехнувшись, вышел из спальни.

Джейн вдруг поняла, что ее трясет словно в лихорадке. Она чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной.

Джоселин возвращался домой в отвратительном расположении духа. Теперь он презирал себя с полным на то основанием. Он чувствовал себя так, будто изнасиловал Джейн, хотя с прежними своими любовницами обращался не лучше, чем сейчас с ней… И он презирал ее. Джейн не должна была допускать его к себе этой ночью – должна была немедленно прогнать. А она его обслужила как опытная куртизанка.

Он ненавидел ее за то, что она целую неделю водила его за нос, заставила поверить, что он нашел не только прекрасную любовницу, но и родственную душу.

Она пользовалась его доверием, а сама таилась под личиной куртизанки по имени Джейн Инглби. И после этого еще посмела говорить о дружбе!

А ведь ему уже казалось, что он способен ее полюбить.

Он ненавидел ее за то, что она лишила его надежды. Лишила в тот момент, когда он готов был поверить: жизнь стоит того, чтобы ею дорожить.

Она извлекла его из уютного кокона, в котором он без малого десять лет, и теперь ему уже не удастся вернуться прежней жизни.

Он ненавидел ее.

Он даже не мог думать о ней как о Саре.

Для него она была Джейн.

Но Джейн Инглби не существовала.

Когда Трешем добрался до дома, дала о себе знать головная боль – верная спутница похмелья. Если ему повезет, то к утру он сможет думать лишь о своих телесных страданиях. Впрочем, это продлится недолго, ведь физические страдания – ничто по сравнению с мучениями нравственными.

* * *

Мик Боудеи наблюдал за домом, прячась в тени соседних особняков. Он видел, как герцог Трешем подошел к двери и сунул ключ в замочную скважину. Вскоре наверху, вероятно, в спальне, зажегся свет. Дом, несомненно, был любовным гнездышком – у герцога имелся собственный ключ, он провел здесь некоторое время, после чего отправился домой.

У Мика был трудный день, и задерживаться не имело смысла. Тем более что любовница Трешема не выбежала, чтобы его проводить, и даже не выглянула из окна, чтобы помахать на прощание.

Но она может выйти из дома завтра – на прогулку или за покупками. Ему, Мику, и надо-то совсем немного. Он лишь бросит на нее взгляд, и все. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, действительно ли любовница герцога – это Джейн Инглби, она же леди Сара Иллингсуорт. У Мика было предчувствие: женщина, живущая в этом доме, – та самая, которую он ищет. Сыщик привык доверять своей интуиции и полагал, что она и на сей раз его не подведет.

Мик решил, что вернется завтра и станет следить за домом, пока не увидит живущую здесь женщину. Конечно, можно было бы послать для такой нудной работы помощника, поскольку у него, Мика Боудена, имелись дела и поважнее… И все же любопытство взяло верх. К тому же он слишком долго гонялся за преступницей, и теперь ему хотелось самому осуществить захват.

Глава 20

Нарушив многолетнюю традицию, Джоселин не поехал в парк – в это утро у него ужасно болела голова. Слуга, явившийся приготовить хозяину ванну, был немало удивлен, когда увидел, что Трешем все еще лежит в постели. Солнце било герцогу в глаза, но он не открывал их.