Джейн могла бы удалиться, последовав за слугой, но она не стала спасаться бегством и снова заняла свое место в дальнем углу гостиной.

Виконт Кимбли присвистнул.

– Прячешь у себя красавицу, Трешем? – проговорил он вполголоса, чтобы не услышала девушка.

У белокурого красавца Кимбли был наметанный глаз – уж он-то умел разглядеть истинное сокровище, и женщины не зря его любили.

– Кимбли, не забывай, она моя сиделка и находится под моей защитой, – проворчал герцог.

Виконт прекрасно понял друга и весело подмигнул ему. Джоселин и сам не знал, что именно так раздражает его. Похоже, дело было не только в том, что он, Джоселин, уже успел понять: его сиделка не привыкла, чтобы с ней обращались как с простолюдинкой.

Мужчины заговорили о другом – не обсуждать же Джейн в ее присутствии. Но никто не счел бестактностью обсуждать в присутствии девушки леди Оливер. Все знали, что эта дама не очень-то переживала из-за дуэли в Гайд-парке. Говорили о том, что она вчера вечером появилась в театральной ложе с мужем и тремя братьями. Было известно, что ее братья неоднократно заявляли о намерении вызвать Трешема на дуэль, как только он поправится. Говорили и о Хейлшеме; тот стремился доказать, что его старший сын, страдавший умственным расстройством, – бастард. Конечно же, Хейлшем собирался со временем передать наследство и титул младшему сыну. Обсуждали также последние новости, касавшиеся еще одного скандала в Корнуолле.

– Я слышал, Джардин мертв, – сказал Броум. – Уверяют, что он так и не оправился после нападения, так и не пришел в сознание.

– Да, удар по голове был, наверное, что надо, – добавил Кимбли. – Говорят, мозга брызнули на стену, а кровь хлынула потоком, заливая шевелюру и лицо. Я заметил, что в последнее время дамы стали падать в обморок гораздо чаще. Дело, наверное, в их жалком воображении или мастерстве рассказчиков, передающих с разными кровавыми подробностями эту историю. Впрочем, полагаю, что в обмороках дам нет ничего дурного. Для нас, джентльмены, очень даже удобно… Можно подхватить упавшую в обморок леди и держать ее в объятиях. Жаль, что ты вне игры, Треш, – со смешком заключил Кимбли.

– Однако говорят, что Джардин был почти лыс, да и мозгов имел не больше, чем волос, – заметил Поттер.

– А было ли у него, что терять? – усмехнулся Джоселин. – Я имею в виду сознание. Ведь Джардин никогда не отличался ни порядочностью, ни сознательностью. – Герцог поморщился, безуспешно пытаясь найти положение поудобнее – кто-то из друзей случайно сбросил на пол подушку, на которой покоилась больная нога, но не удосужился поднять. – Подойдите и подложите подушку мне под ногу, мисс Инглби, окажите любезность. Да, о Джардине… Он так и не приходил в сознание, но, тем не менее, сумел дать подробнейший отчет о нападении и своем героическом поведении во время отражения атаки противника. Он сумел опознать нападавшего – вернее, нападавшую – и даже объяснил мотивы ее поступка. Не странно ли для человека, находящегося между жизнью и смертью?

Джейн тем временем подняла подушку и осторожно подложила ее под ногу герцога, Затем поправила чуть сбившуюся повязку, Причем все сделала спокойно и без суеты. Руки у нее совершенно не дрожали, а движения были четкие и уверенные. Но при этом, как отметил Джоселин, Джейн была бледна как полотно. «Может, разговоры о крови так на нее подействовали? – подумал герцог. – Впрочем, едва ли… Ведь она ассистировала при извлечении пули».

– Возможно, Джардин вовсе не умер, – заметил Гаррик. – А если и умер, то не окончательно, – добавил он с циничной усмешкой и потянулся к графину с бренди. – Думаю, ему просто стыдно показаться на публике после того, как его сумела одолеть какая-то девчонка, решившая поживиться за его счет.

– А разве злодейка не держала по пистолету в каждой руке? – спросил Джоселин. – По версии человека, заметьте, так и не пришедшего в сознание после того, как она ударила его одним из пистолетов или обоими сразу… Впрочем, довольно об этом. Так что там с Фердинандом? Что он опять затеял?

– Твой брат заключил пари, – сказал Конан. – Заключил после того, как Берриуэтер заявил, что тебе придется расстаться со всеми своими привычками, раз уж ты теперь стал одноногим инвалидом. Берриуэтер уверял, что Дадли больше никогда не будут вызывать ни восхищения, ни страха.

– Сказать такое в присутствии Фердинанда! – перебил Джоселин. – Весьма неразумно, – добавил он, покачав головой.

– Не совсем так. Фердинанду передали эти слова общие знакомые, и твой братец закусил удила. Ворвался в «Уайтс», как огнедышащий дракон. Я уже подумал, что он бросит перчатку в лицо обидчику, но Ферди, оказывается, умеет владеть собой. Он спросил Берриуэтера, что, по его мнению, удавалось тебе лучше всего помимо владения оружием.

Разумеется, было названо управление экипажем. Тогда Фердинанд заключил пари.

– И сколько Ферди поставил?

– Тысячу гиней, – с готовностью сообщил Гаррик.

– Немалая сумма, – медленно проговорил Джоселин. – Но семейная честь стоит и большего. Ну-ну…

Джейн Инглби уже не стояла в углу. Теперь она, вытянувшись в струнку, сидела на низком табурете. Сидела, глядя в одну точку.

Джоселин еще довольно долго беседовал с друзьями. Когда же они наконец-то собрались уходить, девушка сидела все в той же позе.

– Немедленно отдайте мне это! – Герцог Трешем протянул руку.

Джейн с явной неохотой развязывала ленты под подбородком. Сняв чепец, спросила:

– Что вы намерены с ним сделать? – Она по-прежнему держала чепец в руках.

– Что я намерен с ним сделать? – в раздражении переспросил Джоселин. – Намерен отправить вас за парой самых острых ножниц. А потом заставлю смотреть, как я буду разрезать ваш чепец на лоскуты. Нет, не так. Именно вам придется порезать это ужасное изделие.

– Это моя вещь, – заявила Джейн. – Я заплатила за нее. Вы не имеете права распоряжаться моими вещами.

– Какие глупости… – пробормотал герцог.

И вдруг Джейн почувствовала, что все поплыло у нее перед глазами. Она тихонько всхлипнула.

– О Господи! – в испуге воскликнул Джоселин. – Неужели эта гадкая вещица так много для вас значит?

– Она моя! – со слезами в голосе воскликнула Джейн. – Я купила этот чепец и еще один такой же всего лишь два дня назад. Я отдала за них свои последние деньги и не позволю вам резать их ради забавы. Вы совершенно бессердечный человек!

Расплакавшись словно ребенок, Джейн стала утирать слезы чепцом.

Какое-то время Джоселин молча смотрел на девушку.

– Дело вовсе не в чепце, не так ли? – спросил он наконец. – Вы плачете потому, что я заставил вас остаться в комнате вместе с компанией мужчин? Я оскорбил ваши чувства, Джейн. Смею предположить, что в приюте мальчики и девочки жили отдельно.

– Да, вы правы, – прошептала девушка.

– Я очень устал, – неожиданно сказал герцог. – Попытаюсь уснуть. А вам ни к чему слушать мой храп. Идите к себе в комнату и оставайтесь там до ужина. Вечером снова приходите ко мне.

– Да, ваша светлость.

Джейн прекрасно понимала, что герцог Трешем вовсе не устал и, уж конечно, спать не собирался. Просто он сжалился над ней и позволил ей побыть одной.

Она не оглянулась, а лишь на мгновение остановилась у порога, когда Трешем бросил ей вслед:

– Мисс Инглби, не советую меня провоцировать. Пока вы здесь, никаких чепчиков.

Джейн вышла и, осторожно прикрыв за собой дверь, бросилась в свою комнату, где наконец-то дала волю чувствам. По-прежнему сжимая в руке чепец, она упала на кровать.

Он умер.

Сидни Джардин умер, и никто на свете не поверит в то, что она его не убивала.

Джейн всхлипывала, зарывшись лицом в подушку.

Он умер.

Презренный негодяй, которого она ненавидела так, как только, можно ненавидеть. Раньше она и представить не могла, что способна на такое. Но она не желала ему смерти. Даже не хотела его покалечить. Если она и схватила тяжелый том, то сделала это не думая, повинуясь инстинкту самосохранения. И, так же, не раздумывая, ударила его книгой по голове. Но книга вырвалась из рук, и кованый угол задел его висок.

Однако Джардин не упал. Коснувшись царапины на виске, он посмотрел на свои окровавленные пальцы, рассмеялся и, назвав ее дрянной девчонкой, пошел прямо на нее. Но она отскочила в сторону. Джардин оступился, пытаясь поймать ее, и, наткнувшись на каминную полку, разбил себе лоб. И вот тогда он упал. Упал и затих.

Эту отвратительную сцену видели несколько человек, но ни один из них не сказал бы правды, если бы его призвали в свидетели. Зачем наживать себе неприятности? Ведь гораздо проще заявить, что ее, Джейн, застали на месте преступления, когда она пыталась украсть драгоценности. Золотой браслет – якобы доказательство их слов – и сейчас лежал на дне ее саквояжа. Среди свидетелей этого происшествия не было ее друзей, только приятели Сидни. Что же касается Чарлза Фортескью, то и его среди гостей не оказалось. Ему не отправили приглашения.

Но Сидни не умер при падении, как, возможно, подумали те, кто видел происходящее. Она, Джейн, первая подошла к нему, хотя ноги подкашивались от страха, а перед глазами плыл туман. Сердце его билось ровно, пульс не пропадал. Джейн позвала слуг и велела отнести Сидки в его комнату, где собственноручно промыла ему раны, не дожидаясь приезда доктора.

Сидни находился без сознания довольно долго и был очень бледен, хотя пульс прощупывался.

– За убийство грозит виселица, – с усмешкой проговорил кто-то у порога спальни.

– Затягивают петлю на шее, покуда не удавят, – раздался другой голос.

Джейн сбежала ночью, прихватив с собой только самое необходимое и немного денег, чтобы хватило на проезд до Лондона. Правда, взяла и браслет. Она решилась на бегство не потому, что боялась обвинения в убийстве. Она бежала потому… О, причин было великое множество.

Она чувствовала себя ужасно одинокой, Граф, отец ее двоюродного брата Сидни, и графиня уехали в гости. Впрочем, и они не испытывали к Джейн теплых чувств. В Кэндлфорде не было никого, к кому она могла бы обратиться за утешением и поддержкой. И Чарлза тоже не было. Он уехал в Сомерсет проведать сестру.