Елена вытянулась перед ним по струнке:

— Нет, разумеется, нет. Отвечая на ваш предыдущий вопрос, скажу, что смогу упаковать свои вещи и вещи Аманды в течение нескольких часов.

Адам скупо улыбнулся.

— Такая поспешность ни к чему, — медленно протянул он. — Сегодня вечером я приглашен на ужин. Так что готовьтесь к отъезду завтра утром. Полагаю, этого времени будет достаточно, чтобы… сообщить вашим друзьям и родственникам о своем недельном отсутствии.

— Приблизительно недельном.

— Именно так, — сухо подтвердил он.

Невилл был единственным оставшимся у Елены родственником, и, узнай он о ее местонахождении, наверняка потребовал бы ее немедленного ареста!

Елена с самого начала решила для себя: чем меньше ее друзья — а еще имелось несколько человек, верящих в ее невиновность, — будут знать о постигшем ее несчастье, тем лучше для них.

Спешно покидая в конце февраля йоркширское имение герцога, она вынуждена была принять деньги от своей близкой подруги Лиззи Карлтон. Позднее она сообщила ей письмом, что благополучно прибыла в Лондон и хорошо устроилась. Но посвящать подругу в подробности Елена не решалась. Не могла рисковать.

Она окончательно решила назваться овдовевшей миссис Еленой Лейтон, молодой ученой дамой, для которой после преждевременной кончины мужа настали тяжелые времена. Она не могла поступить иначе, если действительно хотела спрятаться на виду у всего Лондона, так как знала, что представители света предпочитают не замечать ни людей, которые на них работают, ни тем более тех, кто работает на других аристократов.

— Мне некого ставить в известность об отъезде, милорд, — холодно ответила она. — Разрешите вернуться в классную комнату?

— Разумеется.

— Благодарю вас, милорд.

Адам задумчиво барабанил пальцами по щеке, наблюдая, как Елена бесшумно покидает его кабинет и закрывает за собой дверь. Он был раздражен тем, что ей в очередной раз удалось избежать необходимости раскрытия каких-либо сведений о себе или о людях, с которыми она связана. Он решил, что она вправе так поступать, потому что ее родственные и даже романтические связи не имеют никакого отношения к ее работе и, следовательно, не должны представлять для него никакого интереса.

Хотя она и отказалась оповещать кого-либо о своем отъезде в Кембриджшир, Адам никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, какому джентльмену посчастливилось в настоящий момент быть обласканным ее полными, чувственными губами.

Глава 4

— Она плохо переносит поездки в экипаже, — извиняющимся тоном произнесла Елена, глядя на Адама, который скакал рядом с каретой.

Он распахнул дверцу как раз в тот момент, когда Аманда решила избавиться от содержимого своего желудка, попавшего прямо на его черные с коричневыми мысками ботфорты, покрытые дорожной пылью — результат того, что он весь день провел в седле.

— Боже мой. — Елена помогла подопечной благополучно спуститься на мощенный булыжником двор гостиницы, в которой они должны были заночевать. Тут она обратила внимание на испорченные сапоги Адама. — Возможно…

— Возможно, если бы вы раньше поставили меня в известность о том, что Аманде нездоровится, этого удалось бы избежать, — хмуро закончил он за нее, глядя сверху вниз.

Елена задохнулась от обиды, полагая такое обвинение в свой адрес совершенно незаслуженным.

— До недавнего времени девочка прекрасно себя чувствовала. Она плохо перенесла лишь последние несколько миль, потому что дорога стала чрезвычайно ухабистой. Кроме того, милорд, вы же скакали впереди, поэтому у меня не было возможности ни о чем вам сказать.

— Да-да, — рявкнул Адам, нетерпеливо взмахнув рукой. — Отведите Аманду наверх в комнату, а я пока переговорю с хозяином постоялого двора и распоряжусь, чтобы ей принесли горячую воду для купания.

Елена крепко обнимала тихо всхлипывающую девочку.

— И чего-нибудь поесть, милорд. Немного сухарей и воды помогут привести желудок Аманды в норму до отхода ко сну.

— Да, конечно.

Адам перевел взгляд со своих испачканных сапог на расстроенную дочь. Ее кожа имела нездоровую бледность, глаза потемнели, по щекам были размазаны слезы, а роскошные золотистые волосы взмокли и прилипли к лицу. Ее одежда, чулки и ботинки также оказалась заляпанными рвотой.

— Ну-ну, Аманда, это не конец света. Вы пачкаете свою одежду, миссис Лейтон, — отрывисто произнес он, видя, как Елена, опустившись на колени, вытирает девочке слезы собственным кружевным платочком.

— Моя одежда в настоящее время значения не имеет, сэр, — предупреждающе сверкнув глазами в его сторону, заявила она, продолжая приводить в порядок лицо Аманды и нашептывать ей утешительные слова.

Адаму пришлось подавить возмущение, вызванное неподобающим поведением Елены.

— Я просто хотел сказать…

— Прошу нас извинить. — Она выпрямилась, распространяя вокруг волны праведного гнева. — Прежде чем заботиться о себе, мне нужно позаботиться об Аманде.

Стоя в стороне и наблюдая за тем, как Елена, обняв девочку за плечи, ведет ее к постоялому двору, Адам не мог не признать справедливость ее слов. Вот только сказаны они были специально для того, чтобы упрекнуть его в том, что он не беспокоился о здоровье маленькой дочери.

Она заблуждалась. Адам понимал, что просто не умеет вести себя в обществе шестилетней девочки, но это вовсе не означает, что он не обеспокоен ее здоровьем, в чем его обвинила Елена Лейтон. Он просто не знает, как преодолеть пропасть, которая пролегла между ним и Амандой и ширилась день ото дня.


Час спустя, когда Елена присоединилась к Адаму за ужином в уединенной комнате на постоялом дворе, ему предоставилась возможность убедиться, что ее гнев ничуть не поутих. Он распорядился, чтобы горничная отнесла Аманде еду и питье. Вошедшая в комнату Елена, облаченная, как обычно, в одно из неизменных черных платьев и с раскрасневшимися щеками, наградила его взглядом сине-зеленых глаз, сверкающих от неодобрения и ненависти. Первое, очевидно, было связано с Амандой, второе, скорее всего, явилось следствием его безапелляционного требования присоединиться к нему за ужином.

— Не хотите ли стаканчик мадеры, миссис Лейтон? — предложил Адам.

Приняв ванну и переодевшись в свежую одежду и чистые сапоги, он был настроен гораздо более миролюбиво и старался не думать о том, что его камердинер Рейнолдс, вероятно, находится сейчас наверху, занятый тем, что пытается спасти первую пару сапог.

— Благодарю вас, но нет.

— В таком случае вы, быть может, предпочтете шерри или вино?

Она наградила его холодным взглядом:

— Я вообще не употребляю горячительные напитки.

Адам нахмурился:

— Не думаю, что что-либо из предложенного мной можно отнести к этой категории.

— И тем не менее.

— В таком случае давайте просто сядем за стол и поедим?

Взявшись за спинку стула, чтобы помочь ей сесть, Адам едва мог сдерживать свое недовольство ее отстраненностью.

— Я полагала, что поем в спальне вместе с Амандой, — заявила она.

— А я хочу, чтобы вы поужинали здесь со мной, — не сдавался Адам, многозначительно указывая взглядом на стул.

Нахмурившись, Елена сделала шаг вперед:

— Благодарю вас.

Она опустилась на стул, прямая как палка, следя за тем, чтобы ее спина не касалась спинки.

Скривившись, Адам занял место напротив нее и возобновил разговор лишь после того, как хозяин гостиницы принес им еду — густое дымящееся рагу и хлеб с хрустящей корочкой — и снова оставил их наедине.

— Вы возвели стену ледяной отчужденности между нами до конца ужина или я могу надеяться, что, выразив недовольство сразу, потом вы смените гнев на милость? — поинтересовался он, вопросительно поднимая черную бровь.

— Выразить вам недовольство, милорд? — удивилась она, при этом не поднимая головы и аккуратно раскладывая салфетку на коленях.

Адам устало вздохнул:

— Миссис Лейтон, мне нет еще и тридцати лет, но я уже вдовец, к тому же не имеющий никакого опыта общения с детьми, особенно с шестилетними особами женского пола. Поэтому признаю, я совсем не имею понятия, как нужно утешать плачущую девочку.

Елена медленно подняла голову и задумчиво посмотрела на Адама, стараясь увидеть в нем человека, которого он описал, и не обращать при этом внимания на его бесспорную привлекательность. Последнее сделать было очень трудно, учитывая, сколь безукоризненно он выглядел в темно-синем сюртуке, надетом поверх бежевого жилета. Ни в его вдовстве, ни в возрасте сомневаться не приходилось. Но лорд Адам Готорн относился к числу людей, весьма уважаемых пожилыми политиками за его умение недрогнувшей рукой управлять и своими сельскими имениями, и лондонским особняком. Невозможно представить, чтобы он не знал, как обращаться с шестилетним ребенком.

Или он все же не преувеличивает?

Адам предпочитал избегать не только светского общества, но и любого проявления эмоций, поэтому ничего удивительного в том, что он не умел вести себя в обществе маленькой дочери.

Елена позволила себе немного расслабиться.

— Думаю, вам следует уяснить себе, что шестилетние юные леди точно так же нуждаются в любви, как и дамы постарше, милорд.

— Дамы постарше, миссис Лейтон? — нахмурившись, переспросил он.

Почувствовав на себе его ледяной взгляд, она слегка покраснела.

— Как мне кажется, большинство дам хотят, чтобы их любили, милорд.

— Понимаю. — Он нахмурился еще сильнее. — Так вы ставите под сомнение мою способность испытывать это чувство, миссис Лейтон?

— Разумеется, нет, — ужаснулась Елена.

— В таком случае вы подвергаете сомнению лишь мою привязанность к дочери?