– Эй! Чего уставился? – спросил этот засранец, задиристо прохаживаясь около столика Северги. – Ты что, не знаешь, что воспитанные люди не пялятся на других?

– У меня с воспитанием всё в порядке, – ответила навья с каменным лицом. – А вот у ВАС, милейший, оно хромает. Лезть с пьяной рожей к незнакомым людям и дышать им в лицо перегаром – далеко не образец безупречного поведения.

Гадёныш проглотил наживку. Ноздри его раздулись, глаза засверкали воинственными искорками, он засопел-засвистел носом – одним словом, чувства его распирали изнутри.

– Значит, вам не нравится моё дыхание и моё лицо? – тоже переходя на враждебное «вы», прорычал он. – Что ж, в таком случае нас рассудит только оружие.

Северга поднялась и учтиво щёлкнула каблуками.

– Извольте. Я к вашим услугам, – ответила она с холодным кивком-поклоном.

Поединок разразился прямо под крышей заведения, среди столов. Полетели на пол черепки битой посуды, посетители прыснули в разные стороны, но увлекательное зрелище пропускать не хотели – глазели, прижимаясь к стенам. Свидетели были Северге только на руку. Бездельник-забияка владел саблей недурно, но как гражданское лицо; где уж было ему тягаться с выпускницей школы головорезов, мастерицей военного дела, закалённой во множестве битв... Удары хмарью он использовал слабо и неумело, полагаясь, в основном, на клинок. Не обошлось, конечно, без лихих прыжков по столам, качания на люстре и прочих дешёвых приёмчиков, рассчитанных на зрительские впечатления. Северга дала противнику покрасоваться и потешить толпу, а потом одним ударом обезоружила его и сбила с ног. Придавив ему грудь сапогом и приставив острие сабли к горлу, она усмехнулась:

– Сударь, вы проиграли. Следующим ударом я вас обезглавлю. Впрочем, у вас есть право выкупить свою жизнь, и я не хочу лишать вас его. Пусть всё будет по правилам, а не так, как вы иногда грешите с иными противниками.

Последнее она произнесла с особым ударением и значительностью. Хмелёк, конечно, плавал у мерзавца в голове, но соображал он сносно. До него дошло, что повод у поединка был не так прост, как казалось на первый взгляд, и корни его тянутся в какое-то неприятное прошлое.

– Кто ты? – вскричал он, извиваясь под ногой Северги и перескакивая вновь на единственное число в обращении. – О чём ты говоришь? Что тебе нужно на самом деле?

– Сообразил, мразь, – оскалилась в ледяной ухмылке Северга. – Что ж, я освежу тебе память. Ты убил достойнейшего из воинов, убил подло, использовав его слабость и нанеся удар вместо того, чтобы подать руку. Благородные и ВОСПИТАННЫЕ люди так не поступают, милейший. Но смерть для тебя была бы слишком лёгким выходом. Поэтому откупайся, падаль, предлагай! А я посмотрю, какую цену от тебя принять.

– Бери всё, что хочешь! Я на всё согласен! Я всё отдам! Выбирай! – заскулил поверженный убийца.

– Всё? – Северга склонилась ниже, изогнула бровь. – Отлично, я выберу. Твоя дочь Темань меня вполне устроит.

– Нет! Нет! – завыл подлец. – Только не её! Только не мою девочку!

– Ну, нет так нет. – И Северга занесла саблю для последнего удара.

– Стой, стой! – забился, заголосил убийца. – Подожди! Я не решаю такие вопросы, обратись к моей супруге, она всё уладит!

– Конечно, уладит. – Северга убрала саблю в ножны и сняла ногу с груди негодяя. – Куда ж она денется...

Оплатив заведению нанесённые убытки, Северга отправилась в другое. Не мешало и на самом деле выпить. С собой она прихватила парочку свидетелей поединка и составила письмо супруге своего врага, в котором объясняла суть дела и обращалась с требованием о выкупе. Свидетели, получив щедрую награду, поставили подписи, заверяя получательницу письма в том, что всё так и есть. Так того требовал свод правил поединков – закон, который надлежало исполнять всем неукоснительно. Отступления от него карались и телесно, и имущественно, а в особо тяжёлых случаях и жизнью можно было поплатиться.

В семь утра Северга уже звонила у ворот особняка градоначальницы. Её впустили. Госпожа Раннвирд была ухоженной, но весьма упитанной женщиной с большой грудью – властной матерью семейства. Светлые с проседью волосы она носила в пышной причёске, а сапогам предпочитала чулки и туфли с пряжками. Впрочем, её далеко выступающий круглый живот под свободным кафтаном не являлся особенностью телосложения: супруга врага вынашивала дитя.

– Я получила ваше письмо, – сказала она. – И признаю правомочность ваших требований. Муж уже всё мне рассказал. Свидетелей около сотни, всем рот не заткнёшь, всех не подкупишь, увы. Я так и знала, что однажды пристрастие моего непутёвого супруга к разгульной жизни приведёт к чему-то непоправимому, но сейчас речь не об этом. Ваше требование очень суровое, сударыня. Не могли бы вы удовольствоваться денежным выкупом? В средствах мы не стеснены. Вы будете обеспечены на всю оставшуюся жизнь.

Северга не повышала голоса и была безупречно вежлива, щеголяя выправкой, но с каждым её словом лицо матери Темани вытягивалось всё больше, а в глазах проступала мерцающая смесь горя и сдержанного гнева.

– Госпожа Раннвирд, моё требование не может быть изменено, – сказала Северга холодно. – Денег я не приму, они не могут участвовать в разрешении дела чести, коим является мой с вашим супругом поединок. Я пришла за девушкой и уйду только с нею. За свою дочь можете не бояться, её жизни и здоровью ничто не угрожает. Она по-прежнему будет жить в сытости, холе и неге, но уже не в вашем, а в моём доме.

– Но в каком качестве она станет там жить? – с трясущейся челюстью спросила госпожа Раннвирд.

– В качестве моей жены, если так можно выразиться, – поклонилась Северга. – Дело в том, что мужчинам я предпочитаю женщин – уж такова моя суть.

Градоначальница ловила воздух ртом.

– Но... Но... – чуть ли не со слезами забормотала эта обычно властная, а сейчас растерянная и потрясённая госпожа. И вдруг разразилась исступлённым рыком: – Вы – мерзавка! Заберите лучше меня, делайте со мной всё, что угодно, только оставьте в покое Темань!

– Ну что вы, госпожа моя! – серьёзно проговорила Северга. – Я хоть и отъявленная мерзавка, но и у меня есть рамки, которых я не переступаю. Женщина в положении – святыня, на которую я не смею покушаться. От души желаю вам благополучно разрешиться от бремени. Пусть это будет девочка.

– У вас нет души, – процедила госпожа Раннвирд сквозь нервно дрожащие, до судорог стиснутые челюсти.

– Матушка, всё в порядке, – раздался в гостиной весёлый, звонкий голосок, и в комнату вбежала вприпрыжку Темань – в жемчужно-сером наряде, такого же цвета сапожках и с украшенной перьями причёской. – Я согласна стать выкупом! Пусть батюшка не беспокоится за свою жизнь, она останется при нём.

– Дочь! Что значит – ты согласна? – обратила на неё градоначальница выпученные глаза. – Как это понимать?

– Так и понимать, матушка. – Темань прильнула к Северге, просовывая руку ей под локоть. – Я сама этого хочу, не волнуйся. Я уже большая девочка и могу решать свою судьбу. Пусть мне приготовят повозку, а я пока пойду собирать вещи. – Её губки коснулись уха Северги, и навья услышала еле уловимый шёпот: – Ты неподражаема!

Вещей у неё набралось немало, пришлось для них отвести отдельную повозку. В тёмно-коричневом дорожном наряде, который оттенял лишь белый шейный платок с драгоценной брошью и белые пёрышки на шляпе, Темань была свежа, юна и обворожительна.

– Отнеси меня в повозку на руках, – потребовала она томно.

Похоже, она принимала всё происходящее за любовное похищение. Северга не спешила её в этом разуверять, так было даже удобнее. Подхватив девушку, она медленно спустилась по лестнице, и никто не чинил ей препятствий, а Темань тёплым полукольцом руки обнимала её за шею.

– Сударыня, – обратилась Северга к бледной госпоже Раннвирд, вышедшей следом за ними с непокрытой головой. – Последняя просьба: напишите, пожалуйста, расписку о том, что отпускаете дочь в соответствии с положением свода правил поединков «О выкупе». Так будет надёжнее и правильнее с точки зрения закона.

Получив сию бумагу, Северга вскочила на сиденье рядом с Теманью и крикнула носильщикам:

– Трогайте!

Повозка мягко понеслась по улице, а Темань с возбуждённым смехом повисла у Северги на шее. Её переполнял упругий и звонкий восторг, красивые голубые глаза сияли счастьем и влюблённостью, и навье даже стало немного жаль рассеивать её заблуждения.

– Это потрясающе, просто потрясающе! – всплёскивая руками, смеялась девушка. – Твоя находчивость не знает границ! Это ж надо было такое выдумать! Выкуп... Ох, я сейчас умру! Какое у матушки было лицо... Ох, не могу!

Северга хранила холодное, непроницаемое молчание, и её глаза мерцали стылыми клинками из-под полей надвинутой на лоб шляпы. Смех Темани смолк, словно схваченный морозом этого взгляда цветок.

– Что с тобой? Отчего ты такая мрачная? – растерялась она. – Всё же было замечательно! Мне безумно понравилось...

– Что тебе понравилось, моя крошка? – Северга пронзала девушку льдисто блестящим взором, показывая своё истинное лицо – без любезной, обольстительной маски, которую она носила в начале их знакомства.

– Ну... Ты же устроила всё это ради меня? Ты нарочно затеяла поединок с моим отцом, чтобы меня забрать в качестве выкупа за его жизнь, ведь так? – пролепетала Темань. И неуверенно возобновила свои восторги: – Это был просто верх изобретательности с твоей стороны! Я сама давно хотела сбежать из-под матушкиной власти. Она меня душила и угнетала, не давала мне проявлять себя так, как мне того хотелось. Только я не знала, как всё это осуществить... Но тут на моё счастье пришла ты, моя избавительница! – Сцепив пальцы нервным замком и взбудораженно дыша, Темань опять рассмеялась: – Это просто безумие какое-то! До сих пор не могу поверить, что это случилось со мной!

Начал накрапывать дождь, и ноги носильщиков шлёпали по лужам. Навья опустила стёкла в дверцах повозки, чтобы вода не брызгала внутрь.