Он старался не встречаться с хозяйкой дома, но если Северга его заставала, не спешил спасаться бегством, и это спокойное достоинство в нём тоже очаровывало Рамут. Насчёт свадьбы матушка сказала так:

– Детка, пусть будет так, как хочешь ты. Тебе жить с ним, не мне. Но если до меня дойдёт хотя бы один слух, что он ведёт себя с тобою недостойно... Ты меня знаешь.

Рамут знала её даже слишком хорошо. А между тем до свадьбы оставалось совсем чуть-чуть, а слабость всё не проходила. Рамут уже могла понемногу вставать, но от долгого пребывания на ногах у неё начиналось головокружение, вплоть до обморока. Ударили первые заморозки, ещё не очень крепкие, но когда девушка приоткрывала окно, чтобы глотнуть воздуха, в холодном ветре, который касался её лица, чувствовался запах зимы – острый, суровый и чистый.

Матушка ушла на службу, а Рамут после завтрака пыталась разминаться, прогуливаясь по лестнице, когда дом оповестил о приходе высокой гостьи:

«Её Величество Владычица Дамрад!»

От ходьбы по ступенькам у Рамут выпрыгивало из груди сердце, а в глазах потемнело, и именно в этот злополучный миг Дамрад захотелось её застать...

– Дом, впусти, – еле выдохнула девушка, навалившись на перила всем весом, чтоб не упасть.

У неё было всего несколько мгновений, чтоб перевести дух, выпрямиться и спуститься: не пристало встречать Великую Госпожу в скрюченном положении, да ещё и стоя на лестнице выше её. Рамут успела, но это стоило ей огромных усилий: сердце дико стучало, колени подкашивались. Дамрад вошла не одна, её сопровождал Вук, а следом прислужники внесли нечто, висевшее на вешалке и завёрнутое в чехол из плотной ткани. Владычица, затянутая в строгий чиновничий кафтан, в чёрной шляпе с белыми перьями и зеркально сверкающих сапогах, остановилась и окинула оценивающим взглядом обстановку дома. Вук принял у неё плащ и повесил на услужливо подлетевшую вешалку. Рамут всматривалась в него, чтобы понять, который из Вуков перед ней сейчас, но в присутствии Дамрад жених держался непроницаемо.

– Здравствуй, милое дитя, – молвила Владычица, изгибая в сладкой улыбке свои высокомерные губы. – Вук доложил мне, что ты заболела, и свадебное торжество под угрозой срыва. Рада видеть, что ты на ногах.

Рамут стояла из последних сил, незаметно за спиной вцепившись в перила. Чтобы поклониться, ей пришлось их выпустить, и она тут же пошатнулась. Упасть ей не дал Вук, в мгновение ока очутившись рядом и подхватив девушку на руки. Теперь, когда Дамрад не видела его лица, он на миг отпустил чувства на волю, скинув холодную маску бесстрастия. Сердце Рамут тепло ёкнуло: её держали неравнодушные, ласковые руки любящего Вука, а не Вука – холодного чудовища.

– Да, похоже, рано я обрадовалась, – покачала Дамрад изящно причёсанной головой, озабоченно подходя к ним и заглядывая молодой навье в глаза. – Ты ещё совсем слаба, милая. Что же нам делать? Свадьба послезавтра, а ты на ногах не держишься!

Они поднялись в комнату Рамут. Вук уложил её в постель и заботливо разул, прикрыл одеялом, а Владычица присела в кресло, опираясь на роскошную трость с золотым, осыпанным алмазами набалдашником; оставить её в подставке вешалки она не пожелала и носила с собой.

– Может быть, стоит перенести свадьбу, Великая Госпожа? – предложил Вук.

– Может быть, и можно было бы, – ответила Дамрад. – Но ты сам понимаешь: приглашения уже разосланы, гости составили свой распорядок дел так, чтобы освободить именно этот день... Оповещать их о перенесении торжества следовало заблаговременно, тогда это было бы в рамках приличий. Но выздоровление Рамут идёт не так быстро, как мы понадеялись, увы. Ума не приложу, как теперь быть!

– Владычица моя, болезнь невесты – причина более чем уважительная, – почтительно заметил Вук. – Я уверен, гости вполне поймут и простят.

– Это так, но всё равно не хотелось бы причинять стольким людям неудобства. Все они – уважаемые и очень занятые особы, – возразила Дамрад. – Ты и сам таков; вот скажи, тебе при твоей загруженности делами легко было бы освободить целый день для похода в гости?

– Пожалуй, не так легко, но я бы что-нибудь придумал, государыня, – с поклоном ответил Вук.

– Допустим, – гнула своё Дамрад. – Но вот ты выкроил день, отменил дела и перенёс все встречи, а тебе вдруг в последний миг сообщают, что принять тебя не смогут. Что бы ты испытал? Досаду? Более чем уверена, что ты был бы в ярости! День потерян, опять всё надо перекраивать... Хотя, – добавила она со вздохом, обращая пронизывающий взор на Рамут, – с другой стороны, не хотелось бы и мучить нашу милую невесту празднествами – в её-то состоянии! Она ещё не до конца оправилась и вряд ли выдержит целый день на ногах... Да она и получаса не продержится!

– Получается, мы в безвыходном положении, моя госпожа, – развёл руками Вук.

Дамрад решительно встала, прошлась по комнате, блестя голенищами сапогов.

– Выход есть всегда, – сказала она, подчеркнув свои слова движением трости. – Сколько раз невеста должна появиться перед гостями? Сверься-ка по своей папке.

Пресловутая кожаная папка с порядком проведения свадьбы была у Вука с собой. Он насчитал ровно пятнадцать пунктов, где присутствие невесты являлось необходимым.

– Оставим только три самых важных, без которых никак не обойтись: обряд в храме, первое приветствие гостей и свадебный танец молодожёнов, – распорядилась Дамрад. – А всё остальное время пусть невеста отдыхает, для этого ей будет предоставлена самая удобная гостевая опочивальня во дворце. Думаю, таким образом мы и приглашённых не обидим, и нашу дорогую Рамут не слишком утомим.

Карандаш в пальцах Вука проставил галочки.

– Так и запишем, государыня. А как прикажешь объяснить гостям столь ограниченное присутствие невесты на празднике?

– Просто скажем, что она по некоторым уважительным обстоятельствам должна отлучаться со свадьбы, – сказала Дамрад, опять описав сверкающим набалдашником трости дугу в воздухе. – О том, что она не совсем здорова, сообщать, я думаю, не стоит: это омрачит всем праздничное настроение.

– «По некоторым уважительным обстоятельствам должна отлучаться со свадьбы», – проговаривая, записал Вук на полях. – Всё так и будет сделано, Великая Госпожа.

Потом Дамрад расспросила Ульвен и Эрльрид о ходе лечения Рамут, выпила чашку отвара тэи и собралась отбывать по делам, но вдруг, насторожившись, замерла на миг. Стремительно шагнув к двери, она распахнула её и окинула торжествующим, смешливо искрящимся взглядом испуганно отскочившую Темань.

– Нехорошо подслушивать, о прелестнейшая из гражданок моего государства! – проворковала она. Таким ласково-томным, мурлычущим и тягучим тоном она обычно говорила с хорошенькими, нравящимися ей особами женского пола.

– Прости, государыня, – пробормотала Темань. – Я... Я только хотела проведать Рамут. Я не знала, что ты здесь...

Дамрад не позволила ей уйти, преградив дорогу тростью.

– И обманывать тоже не к лицу столь изумительной во всех отношениях госпоже, – приподняла она подкрашенную бровь. – Дом объявил о моём приходе, так что ты не могла не знать – просто пряталась от меня всё это время, дожидаясь, когда я наконец уберусь восвояси!..

Темань стиснула пальцы замком, то краснея, то бледнея, а Владычица торжествовала и забавлялась. Запечатлев поцелуй на изящном запястье своей красивой подданной, она проговорила с томным придыханием:

– Ты не спрячешься от меня, Темань. Даже на краю света.

Скользнув пальцем с холеным коготком по её подбородку и обдав её жаром пристального взора, Дамрад кратко поклонилась Рамут и врачам, после чего развернулась и устремилась прочь из дома.

– Вук, прощайся со своей суженой, мы отбываем! – воскликнула она на ходу, взмахнув тростью напоследок.

Вук, держа папку под мышкой, провожал Владычицу сурово-верноподданническим взглядом, пока она не скрылась из виду. Потом его взор, уже совсем другой, согревающий и ласковый, обратился на Рамут. Чмокнув её в щёку, он шепнул:

– Всё будет хорошо, моя ладушка. Ни о чём не волнуйся. Мы там твой свадебный наряд привезли... Как будешь в силах – примерь.

Наряд Рамут надела сумрачным и снежным утром. Над городом кружились белые хлопья, устилая улицы слоем искрящейся, холодной пудры. Матушка с Теманью помогали девушке облачаться. Белая рубашка прохладно скользнула на тело, а сердце тоскливо заныло: нет, не семейное счастье ждало впереди, а битва, в которую она сама бросилась. Не могла иначе. Из зеркала на неё смотрела молодая навья с серьёзными, мрачноватыми бровями и синими льдинками глаз, облачённая в чёрный кафтан с серебристыми лацканами и отворотами рукавов, пышными задними фалдами и сверкающими алмазными пуговицами. Рамут понятия не имела, сколько всё это стоило, её кошелька затраты не облегчили. Да и не имело это значения. Темань укладывала ей волосы, украшая их ночной шёлк звёздами драгоценных шпилек, а матушка в парадном мундире стояла у окна и сумрачно теребила подбородок. Повернувшись к дочери и бросив на неё остро блестящий, испытующий взор, она будто спрашивала: «Ты уверена, что делаешь правильный шаг?» Рамут улыбнулась. «Да, матушка. Так надо. Я должна это сделать», – ответила она безмолвно, одним сердцем.

Темань в изящном бежевом наряде с кружевом заметно нервничала: это было видно по её сведённым бровям и замкнутому, холодному взгляду. У неё из головы, очевидно, не шла Дамрад... Но она вынужденно ехала на торжество.

Дом возвестил о прибытии свадебной повозки.

– Ну что, детка? Едем, – проронила матушка, подавая Рамут руку. – Давай, потихоньку. Не спеши, я рядом.

Жёсткий высокий ворот её форменного кафтана мерцал золотой отделкой, наплечники с богатой бахромой делали её плечи шире, голенища сапогов зеркально сверкали. Всё это вкупе с непроницаемым льдом взгляда составляло холодный служебный панцирь, под которым пряталось сердце – тайна для всех и открытая книга для Рамут.