– Когда меня вычёркивают и выбрасывают из своей жизни – я поступаю так же, – проронила она. – Что ж, госпожа Леглит, пусть будет по-вашему. Больше вы не желанный гость в моём доме. Пусть вашей работе ничто не мешает, желаю вам успехов на вашем поприще.

Развернувшись, она направилась по ступенькам вниз, к повозке. Тело совсем онемело в холодном мороке слабости, и, должно быть, на ногах она держалась благодаря какому-то чуду, не иначе. Наверно, это чудо она держала в объятиях.

– Темань! – услышала она за спиной.

В голосе Леглит растаял лёд, теперь он виновато и умоляюще дрожал, но слишком поздно: позади Темани будто упал тяжёлый занавес, отгородивший её от навьи-зодчего. Как безжалостный меч палача, он отрубил и часть её души, и следом за повозкой тянулся кровавый след.

Онирис не давала ей плакать: стоило Темани свернуться калачиком на постели, чтобы дать волю своему отчаянию, как раздавался громкий голосок малышки. Темань спешила к ней, кормила или меняла пелёнки, играла, купала и убаюкивала, и солёный ком в горле за этими хлопотами незаметно таял. Дочка затихала, но ровно до следующего раза, когда Темань вознамеривалась расклеиться и всплакнуть. Однажды она не смогла удержаться даже при дочке: всхлипывала, переодевая её, и роняла слезинки на детскую подушечку в колыбельке. Онирис заревела в голос и не желала успокаиваться, пока глаза Темани оставались мокрыми.

– Прости, моя радость... Ты не хочешь, чтобы матушка плакала? Всё, она больше не будет, – всхлипнула та, прижимая малышку к себе и зарываясь пальцами в начинавший кучерявиться пушок на её головке.

Глубокими вздохами она уняла слёзы и с улыбкой заглянула в глаза крошки, нежно потёрлась кончиком носа о её носик. Девочка утихла, словно по волшебству, и не осталось сомнений, что таким единственно доступным для неё способом она вынуждала матушку успокаиваться.

Иногда в гости наведывалась Хаград. В первый раз она пришла через день после прощального разговора с Леглит, и Темани пришлось глубоко запрятать боль и напустить на себя вид счастливой мамочки, у которой голова кругом идёт от забот о своей крохе. Это оказалось не так сложно, потому что было, по сути, правдой. Со своей заместительницей Темань всласть разговаривала о работе; покупать «Обозреватель» ей не приходилось, Хаград сама всякий раз приносила готовый, свежеотпечатанный экземпляр. Часто она советовалась с Теманью по рабочим вопросам; можно сказать, что Темань продолжала руководить «Обозревателем» – из отпуска. Отношения у неё с Хаград из чисто служебных понемногу перерастали в тёплые и дружеские. Во всём, что касалось работы, у них установилось редчайшее взаимопонимание: не то что с полуслова – с полумысли и полувзгляда. В семейных и родительских делах Хаград также прекрасно понимала её, сама будучи матерью двенадцатилетних близнецов, мальчика и девочки.

В первые месяцы жизни Онирис даже речи не могло идти о выходе Темани на работу. Она не представляла себе, как оставить малышку на попечении присмотрщика за детьми; на эту работу часто нанимались юноши из небогатых семейств, проходя перед этим обучение в школе для нянь. Туда отбирали навиев со склонностью к воспитанию детей и мягким нравом, наподобие Тирлейфа. Сами молодые навии расценивали эту работу как неплохую возможность познакомиться с обеспеченной госпожой и впоследствии стать её вторым-третьим супругом. И уж особым везением для них было подцепить не обременённую семьёй подругу или родственницу своей нанимательницы. Излишне говорить, что в няньки шли по большей части пригожие собой молодые ребята. Хаград предупредила Темань об этом, со смехом рассказав, как ей строил глазки один такой смазливый нянь, которого она наняла в помощь своему супругу, когда вышла после родов на работу: с двойней хлопот было немало. Хаград не собиралась обзаводиться вторым мужем, и тогда паренёк переключился на её младшую сестру, которая в то время ещё ходила в холостячках и часто бывала у Хаград в гостях.

– Уж как он с ней любезничал, как стремился показать ей себя во всей красе и лучших качествах! Когда она приходила, как рьяно он тут же принимался нянчиться с моими отпрысками! Дескать, видишь, как я с детишками управляюсь? Буду, мол, тебе хорошим мужем и замечательным отцом твоих малышей.

– И как? – хмыкнула Темань. – Клюнула твоя сестрица?

– Не устояла, – рассмеялась Хаград. – Теперь у меня уже племяшки подрастают, младшему – годик, старшей – пять. Так что смотри, осторожнее с этими присмотрщиками! Очарует тебя какой-нибудь красавчик-прохвост! Эти ребята все с... гм, далеко идущими планами.

Назначенного Владычицей пособия хватало на все нужды с лихвой, но, понимая, что не сможет вечно сидеть дома с ребёнком, Темань всё-таки задумывалась о найме помощника. Она даже заглянула в одну такую контору – просто присмотреться, разузнать, что и как. Руководительница сего предприятия тут же познакомила её с несколькими кандидатами – очень приятными, изящными и гибкими юношами с безупречными манерами, не говоря уж о внешности. Впрочем, взгляд у этих ребят был цепкий, смотрели они на Темань с малышкой на руках прямо-таки как на лакомый кусочек – ей даже не по себе стало. Или ей после рассказов Хаград это мерещилось? Как бы то ни было, вышла она из конторы вся в сомнениях, так пока никого и не наняв.

А между тем поход Дамрад на Явь начался – об этом Темань узнала из «Обозревателя». Шла переброска многочисленных войск Владычицы через проход между мирами; впрочем, достаточное количество воинов оставалось дома – для обороны рубежей созданной Дамрад огромной империи. Этой войне предстояло стать по своему размаху не сравнимой ни с одним из предыдущих походов Владычицы, а целью его полагалось завоевание обширных земель для переселения навиев из их трещавшего по швам мира. Тревога и тоска лишали Темань сна, мысли летели вслед за Севергой – далеко, в чужие края; она долго стояла перед белой каменной волчицей в храме, беззвучно моля её хранить супругу везде, куда бы её ни занесла эта война – вопреки всем предчувствиям и предсказаниям.

«Спаси и сохрани её, мать Маруша... Верни её живую домой», – летела её сердечная просьба в затянутую тучами небесную даль.

Задумчиво шагая по городскому саду с Онирис на руках, она вдруг услышала взволнованный оклик:

– Госпожа Темань!

По другую сторону высокой кованой ограды, вцепившись в стрельчатые прутья, стоял Тирлейф – в мундире и с причёской воина: его золотая грива была стянута в пучок тонких косиц, схваченный сзади чёрной лентой, и подбрита по бокам головы. Темань даже не сразу узнала его в этом воинственном облике.

– Тирлейф! Ты ли это, дружок? – И она приблизилась к молодому навию, хмурясь от тягостного чувства.

– Прости, госпожа, что нарушаю условия договора! – Юноша не сводил напряжённого взгляда со свёртка на руках у Темани, стараясь разглядеть крошечное, утопающее в кружевах личико. – Я не удержался и отыскал тебя, прошу меня простить. Меня отправляют на войну... Не знаю, вернусь ли я живым. Мне хотелось хотя бы раз, хоть одним глазком посмотреть на малютку!.. Если ты позволишь, конечно...

– Кто посылает тебя? Твоя матушка? – В груди Темани снова поднимался жгучий ком ненависти, от которого даже дышать было тяжко.

– Да, это распоряжение Великой Госпожи. – Рука Тирлейфа просунулась сквозь прутья ограды, робко протянувшись к одеяльцу. – Кто это? Сын или дочка?

– Дочка. – Темань, подойдя совсем близко, сама просунула руку сквозь прутья и коснулась немного колючего виска юноши. – Ты не для войны был рождён, это не твой путь... Какое же зверство – посылать тебя туда!

Теперь Тирлейф рассмотрел личико малышки, и его пухло-чувственные, налитые молодыми соками губы дрогнули в улыбке.

– Как её зовут?

– Онирис, – с горькой хрипотцой проронила Темань.

Она направилась к воротам, чтобы обойти преграду, а Тирлейф по ту сторону не отставал ни на шаг, не сводя с ребёнка полных тёплого лазоревого света глаз. Его рука скользила по прутьям. Так они и шли, пока забор не кончился.

– Хочешь подержать? – улыбнулась Темань, совсем не думая о договоре. Он лежал где-то среди прочих бумаг, подписанный ими обоими, но для неё его сила была так же ничтожна, как сорванный с ветки жёлтый лист.

Тирлейф протянул было к малышке руки, но оробел.

– Прости, госпожа, это нарушение обязательств, которые я подписал...

– Да к драмаукам договор! – вздохнула Темань. – Возьми.

Тирлейф, поколебавшись пару мгновений, принял в объятия свёрток и бережно прижал его к груди. Улыбка не сходила с его простодушного лица.

– Какая красавица... Вся в тебя, госпожа.

– В ней и от тебя немало, – улыбнулась Темань. – Давай прогуляемся в саду, если у тебя есть время.

– Увы, я должен идти, госпожа, – погрустнев, молвил Тирлейф. – Я вырвался совсем ненадолго, надо спешить, а то накажут за опоздание... – И, осторожно поцеловав Онирис в кругленькую щёчку, прошептал: – Я буду думать о тебе, моя крошка. Расти красавицей и умницей.

Возвращая малышку Темани, он как будто с кровью отрывал её от сердца: пушистые ресницы печально вздрогнули, губы горько сжались. Нахлобучив форменную треуголку, он почтительно поклонился и устремился прочь широкими, быстрыми шагами – только полы его чёрного плаща покачивались, чуть приподнятые ножнами сабли.

В тот же день Темань получила письмо от Леглит.

«Драгоценная г-жа Темань! («Моей милой» не смею тебя звать: ты уже более не моя).

Пишу тебе эти строки, дабы засвидетельствовать моё почтение и сообщить об отбытии из Нави. Моя наставница г-жа Олириэн вместе с прочими зодчими отправляется в Явь на поселение и предложила мне присоединиться к ним. Я, поразмыслив, приняла её предложение. С тех пор как я имела несчастье навлечь на себя твою немилость, ты для меня потеряна навеки. Таким образом, здесь меня более ничто не держит, а на новом месте у нас, без сомнения, будет немало работы по возведению жилья для наших соотечественников-переселенцев. Оставаться в Нави или перебираться в Явь – решать тебе, но я не советовала бы делать это прямо сейчас: поначалу там может быть небезопасно в связи с военными действиями. Когда обстановка станет более или менее спокойной, можно будет подумать и о переезде. Я же еду вне зависимости от обстановки по соображениям своего долга. Желаю тебе и твоей дочурке всего наилучшего.