Впрочем, это чувство она испытывала совсем недолго, а потом всё слилось в один бесконечный выходной день. Некоторое время она по привычке просыпалась рано, но, вспомнив, что никуда бежать не нужно, закрывала глаза и с наслаждением утыкалась в подушку поуютнее. Окончательно она пробуждалась в десятом часу, а если случалось засидеться допоздна, то и в полдень. Душа и совесть требовали использовать эту кучу свободного времени для творчества, но, как назло, Темань не могла выдавить из себя ни строчки. Она целыми днями читала и гуляла в городском саду, а также возобновила встречи с Леглит, которые из-за напряжённой работы в новой должности приходилось отменять. Темань с наслаждением бросалась в объятия навьи-зодчего, пила её ласку, как чудотворное зелье, и чувствовала, что понемногу оживает. О предстоящем зачатии она Леглит рассказала, не уточнила только, чья кровь будет течь в жилах её будущего отпрыска.

На двадцать первый день отпуска пришёл Тирлейф. Не с пустыми руками: он принёс коробку любимых пирожных Темани и ещё одну мягкую игрушку – плюшевого птицеящера драмаука. На нём был скромный чёрный наряд и чёрный плащ до пят; если бы не густая вьющаяся грива цвета белого золота, выглядел бы он во всём этом мрачновато. Впрочем, для мужчин-навиев чёрный цвет в одежде считался основным.

– Я... Гм... Госпожа, я пришёл, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь, – запинаясь от смущения, сказал Тирлейф.

– Благодарю, хорошо, – ответила Темань.

Законы гостеприимства предписывали усадить его за стол и предложить чашку отвара тэи. Снова Темань ловила себя на внутренней, сердечной улыбке, когда смотрела в глаза молодого навия. Ширина его плеч и спины поражала, рост – ошеломлял, а выпуклые икры его сильных ног выгодно подчёркивались хорошо сшитыми блестящими сапогами. Забавно: вырос таким здоровенным, красивым зверюгой, а по глазам – ну чисто невинный младенец, и улыбка у него была ясная, детская. Губы – пухло-чувственные, на щеках – ямочки.

– Расскажи немного о себе, – попросила Темань, когда парень сел за стол и сделал осторожный глоток горячего отвара.

Тирлейфу было девятнадцать лет от роду. («Совсем ещё мальчишка», – подумалось Темани). Рождён он был не от законного мужа Владычицы, а от одного из её многочисленных наложников. Матушка не принимала участия в его воспитании и совсем не уделяла ему внимания, поэтому до пятнадцати лет им занимался только отец. Потом Великая Госпожа вдруг заметила, что сын удивительно похож на неё внешне, и проявила к нему интерес. Увы, внутреннего, душевного родства она с ним не нашла, и скоро её интерес угас. Впрочем, надлежащее образование Тирлейф получил; из всех наук ему более всего нравилась история, не чужд он был и изящной словесности – даже сам пописывал стихи. Рассказывая всё это, он со здоровым аппетитом уплетал лепёшечку за лепёшечкой, а потом вдруг, видимо, спохватился, не ест ли он в гостях неприлично много, и смущённо замер с набитым ртом. Все мысли были написаны на его бесхитростном, юношески-гладком и свежем лице. Это умилило Темань, и она не удержалась от добродушного смешка.

– Кушай на здоровье, – мягко сказала она.

Тирлейф прожевал и проглотил, а потом снова блеснул белоснежной, обезоруживающе-ясной улыбкой.

– Да, и ещё кое-что, сударыня, – застенчиво опуская пушистые метёлочки ресниц, вспомнил он. – Матушка... Вернее, Великая Госпожа велела у тебя спросить, готова ли ты.

К чему именно, он не уточнил, но сделал многозначительное ударение на этих словах и чуть кашлянул в кулак. Темань, снова задумчиво погружаясь в его безоблачные очи, обнаружила, что с любопытством щупала его твёрдое мускулистое плечо. Пожалуй, он славный парень, и ей не будет так уж неприятно, как она опасалась сначала. Чем дольше она разговаривала с ним, тем меньше сходства с Владычицей в нём видела. Сердце тепло ёкнуло от робкой нежности, с которой Тирлейф поймал её изучающую руку и прижал к своим мягким губам.

– Скажи ей, что я готова сдержать свою часть уговора, – молвила Темань.

– Хорошо, я передам слово в слово. – Парень, не задавая уточняющих вопросов, встал и поклонился. – Что ж, не буду отнимать у тебя время... Благодарю тебя за гостеприимство, уважаемая госпожа.

Остаток этого дня и весь следующий Темань провела в ожидании и неопределённых чувствах. Странно, но, глядя на Тирлейфа, она совсем не ощущала его родства с Дамрад, хотя он был её плоть и кровь. Даже удивительно, как такое чистое существо могло вырасти рядом с этим чудовищем... Пожалуй, то обстоятельство, что Владычица не воспитывала его сама, пошло парню только во благо: она не оставила на нём своего отпечатка, поистине губительного для юной души.

Ждать долго не пришлось: на закате дом возвестил о прибытии Её Величества Владычицы Дамрад и Тирлейфа.

– Наконец настал этот долгожданный день и час, – сказала правительница Длани, поприветствовав Темань. – Договор готов, осталось только подписать его и приступить к делу.

Она вручила Темани папку. Договор гласил, что Тирлейф предоставлял своё семя для зачатия, но при этом обязывался не вмешиваться в дальнейшую жизнь ребёнка и его матери. Темань расписалась; когда настала очередь Тирлейфа, он сел к столу и собрался было подмахнуть бумагу не глядя, но Дамрад хмыкнула:

– Прежде чем нарисовать свою закорючку, прочти, что ты подписываешь, дурень! Хотя бы для того, чтобы знать свои обязательства и не нарушать их.

Юноша пробежал взглядом по строчкам. Его губы дрогнули, он вскинул растерянные глаза на родительницу.

– То есть, я не смогу даже увидеть моего ребёнка, когда он родится?

– Не называй его своим ребёнком, – холодно ответила Дамрад, властно возвышаясь над сыном. – Он будет принадлежать только матери. Всё, что от тебя требуется – это дать своё семя. А что будет дальше – уже не твоё дело. Не вздумай докучать госпоже Темани, требовать встреч с ребёнком или каким-то иным способом навязываться им. Ты не будешь являться частью их семьи.

Казалось, Тирлейф готов был расплакаться. Его ясные глаза наполнились печалью, он заморгал, уставившись в договор, а его рука с пером зависла над бумагой, медля ставить подпись. Сердце Темани тронула пронзительная жалость: похоже, парень был искренне огорчён. Но Дамрад, не особенно заботясь о его чувствах, грубо и жёстко поторопила его:

– Подписывай же, болван! Нечего тут сопли разводить.

Тирлейф немного вздрогнул – Темани даже показалось, что он втянул голову в могучие плечи от резкого голоса Владычицы. Лазоревый свет в его глазах потускнел, лицо стало печально-замкнутым, губы сжались, а рука вывела подпись.

– То-то же, – сказала Дамрад, забирая договор и передавая его Темани. – Извини, дорогая... Он непроходимый тупица. Только на племя и годен.

– Прости, Великая Госпожа, но у меня сложилось несколько иное впечатление о твоём сыне, – сдержанно сказала Темань, всем сердцем желая вступиться за парня, который понуро сидел, сцепив на столе замком большие, сильные пальцы.

– Ну, если он тебе по нраву, это только пойдёт на пользу делу, – усмехнулась Дамрад. И, обращаясь к Тирлейфу, приказала: – Можешь приступать. Отправляйся с госпожой в опочивальню. – И добавила язвительно: – Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что делать?

Уголки рта юноши дёрнулись, но он смолчал в ответ на колкость. Темань, положив руку на его могучее плечо, сказала мягко:

– Ничего, дружок, всё хорошо. Идём.

Тирлейф поднялся и послушно последовал за нею. Закрыв дверь спальни, Темань улыбнулась и легонько сжала широкие запястья красавца. Её пальцы даже не смыкались вокруг них.

– Не верь тому, что говорит о тебе твоя матушка. Ты вовсе не болван и не тупица.

Губы Тирлейфа чуть дрогнули в ответной улыбке:

– Ты очень добра, госпожа.

Его руки поднялись, и Темань ощутила их тёплую тяжесть на своих плечах. Закрыв глаза, она прислушалась к ощущениям: как будто Северга прикасалась к ней... Её руки были такими же твёрдыми и сильными, но умели быть и ласковыми.

– Не бойся, госпожа, – защекотал ей ухо шёпот Тирлейфа. – Я не сделаю тебе больно... Ты так прекрасна! И так хрупка...

Он был просто огромен, Темань выглядела тонкой тростинкой рядом с ним. Она ещё не успела толком поправиться, но даже в своём прежнем телосложении вряд ли казалась бы ощутимо крепче. Тирлейф рассматривал её с почтительным восхищением, осторожно скользнул пальцами вверх по её шее, дотронулся до скул. Недавняя печаль в его глазах уступала место теплоте. Миг – и Темань перестала ощущать ногами пол, очутившись у него на руках. Опустив её на постель, он принялся бережно освобождать её от одежды. Сперва Темань вздрогнула от внутреннего сопротивления, но заставила себя расслабиться и откинулась на подушки. Тирлейф разделся сам: долго не копался, сразу сбросил с себя всё, открыв великолепное туловище с тугими мускулами.

Странно было ощущать телом незнакомое тепло – не Северги и не Леглит. Ноздри Темани дрогнули и расширились. Мужчины пахли резче, острее, но Тирлейф издавал еле уловимый, ненавязчивый запах молодой, здоровой кожи, чистых волос и терпко-травяной аромат благовонного масла: им были умащены его подмышки. Стоило ему прижаться к Темани, как он был уже готов к решительным действиям: в бедро ей упёрлось что-то твёрдое. Темань особого желания не чувствовала, но и не могла сказать, что ей противно... Впрочем, глаза она предпочитала держать закрытыми.

Также она предпочла представлять себе, что в неё вошёл жгут хмари – тем более, что ощущения были схожи.

– Я не буду долго докучать тебе, госпожа, – шепнул Тирлейф. – Прости меня... Извини, если причиняю неудобства.

Его гладкая щека прильнула к её лицу. Должно быть, он ещё ни разу не пользовался бритвой, а если и пользовался, то соскребал лишь мягкий и светлый пушок. Толчки усиливались, кровать поскрипывала; на миг открыв глаза, Темань обмерла... Сама Дамрад наваливалась на неё, жадно, похотливо дыша ей в лицо, и от этого зрелища Темань разом обмякла в предобморочной дурноте. Жужжание наполнило уши, перед глазами сомкнулась искрящаяся пелена, и телесные ощущения на миг исчезли. Когда морок отступил, всё уже закончилось: Тирлейф, щекоча лицо Темани мягким руном золотых волос, успокоительно гладил её пальцами по щекам, а в приоткрытую дверь ускользало длинное щупальце хмари... Хоть Дамрад и не было в спальне, но, похоже, опосредованно поучаствовать она всё же сумела.